Я три года проработала в стрип-клубе и вебкаме

Ирина оказалась в секс-индустрии в 23 года: сначала работала администратором в стрип-клубе, чтобы заработать денег, а вскоре ушла в вебкам. За три года работы она стала много выпивать и употреблять наркотики, занималась сексом за деньги и начала зависеть от мужского внимания. Ирина рассказала «Холоду», как попала в индустрию секс-услуг, испортила свое физическое и ментальное здоровье, но смогла начать новую жизнь.

Мужчины засовывали купюры мне прямо в бюстгальтер

В 2013 году я переехала с Дальнего Востока в Санкт-Петербург и поступила в университет. У меня всегда было достаточно легкое отношение к сексу, и уже тогда у меня были сексуальные отношения с четырьмя парнями из общаги одновременно. В середине третьего курса я стала очень много пить и оказалась в депрессивном состоянии такой силы, что я больше не могла ходить на учебу. Неудивительно, что вскоре меня отчислили. 

Я жила со своими знакомыми, но спустя полгода мне пришлось съехать — им стало некомфортно жить с человеком, у которого едет крыша, и он ничего с этим не делает. Я сняла комнату в коммуналке в центре и следующие два-три месяца просто лежала с зашторенными окнами и выходила на улицу раз в три дня, чтобы купить еду себе и коту. 

С деньгами мне помогали родители, но из-за чувства вины я хотела как можно быстрее стать финансово независимой, поэтому искала работу — желательно с ежедневными выплатами. Я нашла две вакансии: менеджера в стрип-клубе и арт-директора в баре. Со вторым вариантом было все подвешено по зарплате, и я устроилась работать в стрип-клуб.

Мне поручили чисто административные функции: пересчитывать кассу, работать с Excel-таблицами, выписывать счета, принимать платежи, выдавать сдачу и в конце смены рассчитывать персонал. Но иногда мне приходилось работать официантом или за баром. Официально я работала по 12 часов: сначала два дня через два, но вскоре мой график превратился в четыре-один.

Чаевые мы делили пополам с клубом. Их могли давать любым сотрудникам за красивые глаза, общение или просто веселое поведение. А еще у нас была распространена «консумация»: ты получаешь процент с того, что клиент заказывает коктейль или бутылку. Так вышло, что чем активнее я общалась с гостями, тем больше зарабатывала. Вскоре мое общение с клиентами перешло в заигрывания — от этого зависели мои чаевые и заработок.

Большую часть рабочего время я проводила за барной стойкой: официально она у нас была неконтактная, то есть с барменом гостям нельзя было разговаривать, но, конечно, это не останавливало мужчин, которые хотели со мной пообщаться. Они просто могли подсесть за бар и сказать: «Тут же есть стул, давай пообщаемся». 

С подросткового возраста у меня была довольно большая грудь, и я всегда стеснялась одеваться открыто. А в стрипе чем сексуальнее ты одета, тем больше внимания привлекаешь — соответственно, больше зарабатываешь. Тогда я начала носить большое декольте, и мужчины засовывали пятитысячные купюры мне прямо в бюстгальтер. Вскоре я начала раздеваться за баром — например, могла снять рубашку, и, конечно, это тоже приносило дополнительные деньги.

В стрипе отказать клиентам во взаимодействии было сложно, даже если ты работаешь не танцовщицей: они могли спокойно трогать, удерживать, насильно обнимать, тянуть за руки. Я вскоре просто привыкла к их прикосновениям: физические границы у меня отсутствовали, и в целом мне было нормально, если меня трогали, — за исключением моментов, когда меня зажимали и не отпускали, а мне нужно было идти работать. Но бывали клиенты, которые будто бы считали, что в моменте я принадлежу им и больше не могу никуда ходить. 

Если мне не нравилось взаимодействие с гостем, у меня всегда была хорошая отговорка: «Мне надо за бар». Барная стойка спасала меня, однако у танцовщиц такого шанса не было: чем больше клиент выпил, тем более развязными будут домогательства.

Клиенты в моменте брали кредиты, чтобы оплачивать стрип

Заведение, в котором я работала, позиционировало себя как стрип-клуб, однако по факту это был так называемый «дроч-салон»: многие клиенты уходили с танцовщицами в приват. Было сложно отследить, занимаются они там сексом или нет: в комнатах есть слепые зоны, а камеры в ночи передают нечеткую черно-белую картинку. В клубе был внутренний запрет на секс, и владельцы даже могли уволить за это. Однако их самих это правило никогда не останавливало.

Девочек-танцовщиц также можно было забирать. Они довольно часто ездили с клиентами заниматься сексом, и, чтобы увезти девушку, гость мог заплатить около 50 тысяч администрации клуба — танцовщица, как и с чаевыми, получала половину. Многие посетители считали, что за такие деньги девушка обязана заняться с ними сексом, однако танцовщицы, если не хотели близости, могли просто заговорить клиента. Зачастую эти девушки и сами хотели секса: это нельзя назвать прямым желанием, но эмоционально их подпитывало.

Если танцовщица уезжала с клиентом, она должна была отписываться каждые полчаса-час и отправлять геолокацию, однако по факту за этим следили не всегда. Однажды у нас забрали двух девчонок, увезли на какую-то квартиру: одну зажали на кухне и чуть не изнасиловали, а вторая заперлась в ванне и звонила управляющему. К счастью, он успел приехать.

Однажды с клиентом уехала и я. С одной стороны, я согласилась спонтанно, с другой, я очень хотела денег, которые он мне пообещал: ведь чем на большее ты соглашаешься, тем больше денег зарабатываешь. Клиент заплатил, чтобы я добила кассу и закрыла клуб пораньше, администратор отпустила меня, сделав вид, что не понимает, куда мы идем. Гость взял с собой еще одну сотрудницу клуба, и мы втроем поехали в ближайший отель и занялись сексом. Но денег он нам так и не дал — видимо, их у него не осталось. 

Сексом с клиентами я занималась один раз, но у меня были довольно частые сексуальные связи с сотрудниками клуба или же с парнями из тиндера: бывало, я сидела на смене, познакомилась с парнем в дейтинговом приложении, а затем сразу поехала к нему и трахалась. Это ведь довольно возбуждающая история: в стрипе ты всем нравишься, на тебя смотрят, трогают — надо закрывать гештальт. 

За время в стрипе я застала многое: нормой стало, когда охрану заливали перцовыми баллончиками, когда пьяные рэперы не могли оплатить счет до 10 утра. Бывало, клиенты в моменте брали кредиты, чтобы оплачивать стрип, — однажды сумма доходила до полмиллиона. В один день в приват с девушкой ушел мужчина под наркотическим опьянением, а когда его время с девочкой закончилось и я пришла продлевать, он вышел, размахивая пушкой. Тогда мы вызвали полицию и закрыли клуб.

К нам в клуб в основном приходили закомплексованные мужчины, которые хотят получить женское внимание, — они пристают ко всем, заигрывают, флиртуют и пытаются домогаться. Кто-то приходил в стрип изменять жене, кто-то был на мальчишнике и терял берега, однако моими клиентами бывали и действительно классные умные мужчины. Они угощали меня, давали чаевые, а один клиент потратил полмиллиона за время в стрипе: почти половину этой суммы он потратил на приват с танцовщицами, другую половину — на кальян, алкоголь, еду и огромные чаевые. 

Сейчас я понимаю, что я никогда бы не стала встречаться с парнем, который ходит по стриптиз-клубам. Скорее всего, эти люди не умеют разговаривать со своим партнером о сексуальных предпочтениях и приходят в стрип получить опыт, о котором стесняются поговорить со своей женой.

Некоторые мужчины приходят и говорят: «У меня секс с женой в миссионерской позе, а я стесняюсь ей сказать, что мне нравится, когда меня бьют плеткой». Зачем отношения с человеком, которому ты не доверяешь? Однажды к нам пришел клиент, который попросил в приват принести презервативы, латексные перчатки и фаллос. Позже одна из девочек, которая была с ним в привате, приходит и говорит: «Никогда еще я не трахала мужика в жопу ногой». 

Они звали меня ближе и заливали мне в рот шампанское

Первое время я работала нормально, а спустя три месяца стало эмоционально тяжело, и у меня случился блок на взаимодействие с гостями. Мне понадобился допинг, и я стала больше пить. На тот момент у меня уже были проблемы с алкоголем, но тогда они сильно обострились. Сначала я пила одну бутылку пива вечером, потом — две, потом — восемь-десять бутылок по 0,5. 

На работе пили почти все: нужно ведь быть навеселе, на одной волне с гостем. В ином случае ты начинаешь испытывать к ним негатив и перестаешь их понимать. Бармены часто наливали нам из «плюсов» — алкоголя, который они не долили гостям. Например, ты просишь сок, а тебе туда наливают водку — потому что априори знают, что тебе надо.

Алкоголь очень развязал меня: я стала больше флиртовать с гостями — за это мне давали больше чаевых. Часто сами гости угощали коктейлями — обычно для персонала их делают безалкогольными, но добрый бармен всегда добавлял алкоголь. Подливали масло в огонь и танцовщицы: например, когда я приходила продлить время в привате, они говорили клиенту: «Смотри, какая красивая девушка, давай дадим ей чаевых». Тогда они звали меня ближе и заливали мне в рот шампанское. Это был элемент шоу, которое приносит деньги.

Так, в некоторые рабочие дни я могла выпить по две-три бутылки шампанского. После такой смены я выпивала два литра воды с лимоном, шла блевать, закрывала клуб, ехала домой и снова блевала.

Тогда же я стала снимать жилье и жить вместе с девушкой, которая работала у нас барменом, и ее двухлетним ребенком. Помню, в один день я пожаловалась ей, что мне придется не спать очень долго из-за двух смен подряд, и она предложила мне амфетамин. Тогда я подумала: «Один раз ничего не будет». Одним разом, конечно же, все не ограничилось. 

Сначала я стала употреблять раз в неделю, потому что из-за работы приходилось подолгу не спать. Вскоре я поняла, что уже не могу без наркотиков, и стала употреблять через день, а потом уже и каждый день.

Наркотики в клубе были очень распространены, и пока я работала, кто-то точно употреблял, поэтому достать их было нетяжело. С амфетамином мне было веселее, он держал меня бодрой. На наркотики смотрели сквозь пальцы: алкоголь не так поощрялся — опьянение ведь сильно заметно. 

Когда я употребляла, я становилась уверенной в себе, все было классно, но это чувство было недолгим, и вскоре я резко проваливалась в паранойю и тревогу. Тогда я снова шла в туалет клуба и нюхала. Со временем у меня разъело слизистую носа, и я стала дозу выпивать. Из-за этого я поймала передоз прямо на работе: несколько часов сидела на месте, не понимала, что происходит, и чувствовала, что сейчас умру. Однако тогда я не бросила и оправдывала свою зависимость тем, что так легче.

Так я употребляла около года, и, когда ежедневная дозировка стала очень высокой, у меня по телу пошли язвы, и я просто стала гнить заживо. Бросить наркотики я смогла резко и сразу после того, как однажды потеряла память прямо на смене на несколько часов — мне сказали, что я нормально функционировала, но перед глазами была пелена, и я не помнила ничего. 

Тогда я решила отказаться от наркотиков. Я отпросилась в отпуск и уехала в Москву, чтобы ослабить период ломки. Я старалась много спать, гулять, читать книги, но голова все равно болела жутко. Спустя две недели я вернулась в Питер и больше не употребляла. Какое-то время еще меня ломало, а в клубе предлагали «помочь» — я на силе воли отказывалась.

Комплименты мужчин составляли всю мою жизнь

Я уже около года работала в стрипе, когда поняла, что мне не хватает денег, и обратилась к своей подруге — она работала в вебкаме, куда меня и позвала. Я прошла собеседование и начала работать. В новую индустрию я вошла сходу: тогда у меня уже не было тормозов, меня мало что смущало, и я разделась в первый же день. 

Первые пару месяцев мне даже нравилось зарабатывать в вебкаме — я получала удовольствие от процесса. Около года я совмещала стрип и вебкам, работая почти без выходных, но в итоге решила уйти из клуба. На вебкаме я стала брать смены по 10 часов, а потом перешла на утренние — с 8 до 15. 

Я приходила в студию, включала стримы на нескольких сайтах одновременно и ждала, пока кто-нибудь придет. Клиент приходит, вы разговариваете, дрочите, опять разговариваете. Мне кидали чаевые, с некоторыми мужчинами я уходила в приват — схема та же, что и в стрип-клубе, но онлайн. Меня не трогали, как в стрипе, но говорили, что я должна делать. Это была уже форма не насилия, а, скорее, контроля. 

Однако в таком случае я могла потерять постоянного клиента, и иногда приходилось выполнять странные запросы через силу: например, один парень очень хотел, чтобы я полила себя молоком — оно должно было течь по губам и лицу. Я терпеть не могу молоко, и, когда я начала поливать себя, я чуть не блеванула.

На вебкаме у меня развилась эмоциональная зависимость от внимания людей. Я постоянно хотела, чтобы ко мне приходило больше клиентов, и в один момент даже была готова работать бесплатно — главное, чтобы люди смотрели на меня и общались. Мужчина мог сказать: «У меня сегодня нет денег, но я могу с тобой поговорить». Я соглашалась просто потому, что мне хотелось внимания и комплиментов — что я хорошая, красивая и самая лучшая. 

Краткосрочно эти комплименты действительно поднимали мою самооценку, но я сильно подсаживалась на них. Я понимала, что мужчины врут: он щелкнет на другую комнату в вебке, и у него уже другая девушка — самая красивая и хорошая. Из-за этого я потеряла ощущение самости и будто бы полностью стала зависеть от чужих мнений — комплименты мужчин не просто приносили мне деньги, но и составляли всю мою жизнь в тот период.

Тогда меня сильно тянуло в разврат. Я поработала в стрипе и вебкаме и одновременно с этим у меня было много других мужчин. Я занималась сексом с парнем своей лучшей подруги, со своим бывшим и со случайными знакомыми. Я приезжала к ним, потому что мне хотелось тактильности и тепла. Я не получала никакого удовольствия от секса, но это казалось необходимой частью жизни. Наверное, у меня была потребность во внимании, а секс стал самым быстрым способом его получить.

«Я так рада, что ты из этого вышла»

В вебкаме я проработала еще около трех месяцев и вскоре поняла, что мне очень плохо от этой сферы. Я почувствовала, что больше не могу оставаться в Питере — хотелось хотя бы ненадолго домой, к маме, туда, где безопасно, и я улетела в свой родной город. Я провела там 10 дней и поняла, что больше не хочу возвращаться в секс-индустрию.

Когда я вернулась в Питер, я решила поменять сферу деятельности и ушла в индустрию ивентов и стала работать в частном кинотеатре — это действительно было мне интересно, однако проработала я там недолго — всего полгода. Из-за конфликта с управляющим я уволилась и снова была вынуждена устроиться в стрип, но уже в Москве. Там я проработала весь ковидный карантин, а затем ушла окончательно: мне опостылела эта работа и коммуналка, в которой я жила. Я снова устроилась работать в сферу ивентов в отдел продаж и больше в секс-индустрию не возвращалась. 

Не всем работникам секс-индустрии легко удается уйти из нее. Одна моя знакомая из стрипа недавно написала мне: «Я так рада, что ты из этого вышла». Я окончательно ушла из этой индустрии почти пять лет назад, а она все еще там и не может уйти.

В стрип-клубы приходят либо девушки с низкой квалификацией или без образования, либо те, кто не может найти работу. Помню, я работала с одной девушкой, которая была ландшафтным дизайнером в родном городе, а переехав в Питер, не смогла найти работу и пошла сначала барменшей в стрип-клуб, затем стала танцовщицей, а затем — ушла в эскорт.

Большинство моих бывших коллег либо остались работать в стрипе, либо пошли в эскорт. Уйти из этой сферы действительно сложно: я работала с одной очень умной, интересной и красивой девушкой, которая много лет занималась танцами и имела хорошие перспективы, но она попала в эту сферу — и больше не смогла вылезти из нее. В основном у них финансовые причины: ты зарабатываешь больше среднего, при этом веселишься и хорошо выглядишь. 

Многим из секс-индустрии теперь тяжело вступить в хоть какие-то стабильные счастливые отношения. Многих девушек их партнеры обвиняли: «Ты работала в стриптизе, ты проститутка, ты никогда не изменишься».

Вскоре я решила, что нужно завязывать и с алкоголем. Из-за алкогольной и наркотической зависимостей у меня был сильно подсажен организм: проблемы с печенью, почками, а шесть зубов у меня просто разрушены под корень. 

Из-за большого количества мастурбации на камеру у меня снизилась чувствительность, и я долгое время не могла получать удовольствие в сексе. Сразу после вебкама я начала встречаться с одним парнем. Во время секса он долго не мог кончить, и нам приходилось заниматься сексом часами. Мне было плохо, я уже не могла, хотела спать, но секс продолжался. Мне казалось, что это нормально, и у меня была установка, что ему должно нравиться. Я не испытывала удовольствия, а просто терпела. Парню я довольно часто говорила о том, что это ненормально, однако он отказывался прислушиваться ко мне и даже думать об этом, и вскоре из-за этого мы расстались.

У меня появились большие проблемы с тактильностью. Из-за работы в стрипе, где клиенты воспринимают тебя как кусок мяса, я стала чувствовать, будто мое тело мне не принадлежит. Это усугубила и работа в вебкаме, ведь я делала все, что человек от меня хочет. 

Сейчас я пытаюсь решить свои проблемы с телом и тактильностью — например, мне страшно, когда человек подходит ко мне со спины. У меня появилась привычка прятаться и носить закрытую одежду: я не могу ходить с открытыми плечами, и если я надеваю топ, то всегда накидываю сверху рубашку. Декольте я не ношу вовсе — один раз мне пришлось выступать в платье с вырезом, и мне было очень неловко.

Уже больше двух лет я состою в стабильных отношениях: со своей партнершей я познакомилась уже после того, как бросила алкоголь, наркотики и окончательно ушла из секс-индустрии. Она знает о моем прошлом, но никогда не осуждает меня. Сейчас я чувствую искреннюю любовь, заботу от нее. То, что она со мной, — это чудо, подарок небес. Я знаю, что она любит меня, и мне не нужны никакие подтверждения — как от мужиков, которые дают тебе деньги за то, чтобы ты показала грудь. 

Я прошла терапию, пью противотревожные препараты. Я не пью алкоголь вообще уже четыре года и не выношу пьяных людей — особенно тех, кто пытается со мной тактильно взаимодействовать. Благодаря работе с психологом и стабильным отношениям мое восприятие тела и тактильности постепенно улучшается, а сейчас я прорабатываю взаимоотношения с людьми и переживание эмоций. К тому же правду говорят, что бывших алкоголиков и наркоманов не бывает — я ловлю флешбеки, когда, например, чувствую запахи, и тоже пытаюсь теперь проработать эту проблему.