Мне 25, и я алкоголик

Иван (имя изменено) из Москвы впервые попробовал спиртное, когда ему было 12 лет. А уже в 14–15 лет алкоголь стал неотъемлемой частью тусовок с одноклассниками — так Ваня веселился и сбегал от пьющего дома отца. Правда, к 18 он начал все чаще пить один, к алкоголю добавились вещества, а он если пил в компании, то перепивал и вел себя агрессивно. Иван рассказал «Холоду» о том, как он распознал в себе зависимого и теперь борется с этим.

В ноябре 2013 года я загремел в «обезьянник».

Я был в восьмом классе. Мы с парой друзей собирались праздновать день рождения одноклассника и сделали ксерокопии паспортов, в которых с помощью фоторедактора изменили свой возраст. По этому «документу» нам было не 14–15 лет, а 18–20.  

Отмечать мы пошли в «ТоДаСё» в центре Москвы, где действовала акция «1+1» на алкоголь. Несмотря на наши юные лица, официант поверил легенде, что мы якобы студенты-первокурсники, у которых деканат университета забрал паспорта на время оформления документов, и без лишних вопросов подавал нам алкоголь. 

Мы начали с пива, потом перешли на коктейли, а кончилось все текилой и горящими шотами.

Одного из друзей стошнило прямо в ресторане — он начал быстро приходить в себя и осознавать, что происходит: время почти полночь, трое пьяных четырнадцатилеток в центре Москвы, родители не в курсе, что с нами. Мы решили, что ехать на метро небезопасно: уже поздно, а нетрезвые подростки непременно привлекут внимание. Было решено вызвать такси.

К сожалению, никто не учел, что нас укачает в дороге. Сначала стошнило меня, потом поплохело имениннику — самому пьяному из нашей группы. Водитель нам этого не простил: забрав у нас две тысячи рублей, он высадил нас у станции «Тульская» и уехал. Пришлось спускаться в метро. 

Мы почти загрузились в подъехавший поезд, когда нас остановила сотрудница полиции, которую звали Вера. 

«Ребята, пойдемте со мной, посмотрите, как ему плохо», — сказала она, глядя на нашего друга, и настойчиво повела нас в полицейский пункт.

Вера посадила нас в небольшую камеру, но решетку не закрывала и вообще вела себя очень по-доброму: позволяла нам выбегать в туалет, когда нас тошнило. Даже когда я спросил Веру, зачем они, полицейские, посадили Pussy Riot, она очень нежно и по-доброму сказала: «Ой, ну не будем об этом». Ее коллега принес нам мандарины и очень удивился, когда узнал, что мы пили. 

Вера позвонила нашим родителям, они приехали и забрали нас по домам — никаких протоколов ни на кого не оформили. На моих друзей сильно ругались, имениннику и вовсе запретили видеться с нами и ходить куда-то, кроме школы. А вот мой папа надо мной просто посмеялся. 

Детские шалости

Когда я в 12 лет я впервые попробовал ерша (водка, смешанная с пивом), я и не думал, что алкоголь может стать главной проблемой в моей жизни.

Все начиналось с безобидных проделок: сначала на даче мой старший друг смешал мне пиво с водкой — видимо, чтобы посмеяться над тем, что со мной будет. Я был младше всех, и надо мной часто подшучивали. 

Позднее, осенью 2012 года, появилась забавная подростковая шалость — попросить случайного бомбилу за доплату купить в «Дикси» или «Пятерочке» бутылку водки и апельсинового сока. Когда я возвращался пьяненький от друзей, родители этого не замечали.

Когда нам было по 14 лет, мы с друзьями прознали, где можно купить крепкий алкоголь без паспорта, и стали собираться по выходным у одноклассника. Мы соревновались в том, кто больше выпьет, и пили на спор по пол-литра водки залпом. 

Это было весело: мы общались, играли на гитаре, забирались на крышу и смотрели на ночное небо. 

Однако совсем скоро появились первые тревожные звоночки: например, у меня уже тогда случались блэкауты — под утро я мог забыть, как прошли последние несколько часов.

К 10–11 классам было уже не так весело. Во время опьянения я мог начать вести себя агрессивно и оскорблять людей — из-за этого один из моих близких друзей не разговаривал со мной почти полгода.

Однажды я пил у приятеля до утра и в алкогольном угаре спустился на первый этаж и навел бардак в каморке консьержа: бросался его вещами, трубкой стационарного телефона. Почему-то это казалось чем-то невинным, нормальным. Как и то, что я мог обблевать всю ванную в гостях, потерять сознание, пить паленую водку до семи утра, разбить стекло на остановке. 

Не остановило меня и то, что однажды на вечеринке в незнакомой компании я выпил залпом почти литр водки и отключился на восемь часов. Те ребята подумали, что я умираю, и друг, который меня туда привел, решил позвонить моему отцу. 

Приехав, отец вызвал скорую, а та компания поскорее разошлась — все испугались последствий. Врачи просто сказали: «Ваш мальчик перепил». Отцу пришлось дать им денег, чтобы они не сообщали об этом полиции. 

Дома меня никто не ругал, хотя родители и были поражены. Они знали, что я выпиваю, и относились к этому нормально: маме не очень нравилось, но мой отец частенько покупал мне алкоголь. 

«Скажи, папа пьет, потому что ты его не любишь, да?»

Отец и сам пил. Изначально я стал убегать на ночевки к друзьям именно поэтому. Каждый вечер папа выпивал на кухне. Когда мне было 14–15 лет, он стал пить больше и начинал ругаться с мамой. Часто из-за того, что я боялся за маму, я приходил на кухню и пытался ее защитить: отталкивал папу от нее, выталкивал с кухни. В такие моменты билась посуда, рвалась одежда, а однажды отец в гневе разбил единственный в доме ноутбук. 

Отношения между родителями быстро начали портиться: когда я учился в 11 классе, мама купила раскладное кресло из «Икеи» и переехала на кухню нашей двухкомнатной квартиры. Отец начал уходить в полноценные запои на неделю-две. В это время он обычно много спал, просыпался часа на два-три, выпивал, смотрел телевизор и засыпал обратно — и так раза четыре за день. Я боялся, что он зайдет ко мне в комнату сильно пьяный, и установил на дверь замок. Это его не останавливало: он стучался, предлагал поговорить, спрашивал, люблю ли я его. Когда отец был совсем плох, мог потерять равновесие и упасть в коридоре. 

Когда становилось понятно, что отец нужен на работе, мама или я вызывали ему нарколога: врач ставил капельницы, чтобы хотя бы частично привести отца в чувства. 

Иногда, когда отец понимал, что пить больше не может, он ставил такие капельницы сам: когда-то белый матрас его кровати, который и так был желтый от сигаретного дыма и весь в дырках от горящих бычков, пополнился гигантским пятном от крови — он мазал иглой мимо вены.

Бывало и так, что, чтобы поставить ему капельницу, из Подмосковья приезжала его старшая сестра, моя тетя. В один из таких приездов, когда она уже откапала папу и он улегся спать, мы сидели на кухне, и она спросила меня: «Скажи, папа пьет, потому что ты его не любишь, да?» 

Обычная романтика

Еще в конце школы я познакомился с наркотическими веществами. Поначалу я просто баловался травой или гашишем, но довольно скоро начал мешать их с алкоголем. Особенно часто я налегал на них, когда отчислился с первого курса и меня бросила первая девушка, в которую я был по-настоящему влюблен. 

После отчисления, в 2017 году, я начал активно готовиться к пересдаче ЕГЭ: результаты экзамена меня не устроили, и их не хватало на поступление в НИУ ВШЭ, где я хотел учиться. Видимо, чтобы «доказать» своей бывшей девушке, что я не ничтожество, я также начал каждый день ходить в спортзал. При этом почти каждый вечер я либо курил, либо пил, либо все вместе. 

Однажды, например, мы со знакомым всю ночь пили в центре Москвы, а потом решили, что это хорошая идея — продолжить пить в беседке у дома моей бывшей девушки и попытаться разжечь в ней костер, при том дело было в феврале. Она жила на другом конце города, а это было глубокой ночью: денег не было, и пришлось ждать открытия метро, чтобы уехать домой. Когда метро открылось, я доехал до своей ветки метрополитена, сел в вагон и заснул, прокатившись по ветке несколько кругов. 

Мне очень хотелось поступить в НИУ ВШЭ, но даже со второй попытки пройти на бюджет не удалось. Я получил скидку на учебу, но был отчислен в конце первого курса за то, что просто не появлялся на занятиях. Мне казалось, что я недостоин учиться в «Вышке», у меня появились панические атаки и тревога: когда я доезжал до университета, меня охватывал ужас, я разворачивался и ехал обратно домой. 

Этот стресс я также выпускал при помощи алкоголя. Попойки часто стали заканчиваться тем, что я, например, садился в автобус до дома, засыпал и ездил кругами по маршруту, прежде чем выйти, — так у меня однажды украли телефон. Или мог наблевать прямо в вагоне метро. Или напиться портвейном «777», разбиться на самокате в кровь, выгнуть шлагбаум в закрытом ЖК и едва вспомнить об этом на следующее утро — подобных историй много. Ну и что такого? Обычная романтика жизни едва совершеннолетнего человека.

А вот отец в это время, напротив, завязал. В 2018 году он перестал пить, вскоре после того как мама подала на развод. 

Незадолго до того, как отец окончательно бросил пить, я узнал от мамы, с чего начались его проблемы с алкоголем. 

После кризиса 1998 года у него стало значительно меньше денег и работы — и он начал запивать феназепам водкой. Папа мог забыть забрать меня из детского сада, а однажды, вернувшись поздно с работы домой, мама прямо на входе в квартиру увидела лужу крови. Кровавый след вел в их спальню. Когда она зашла туда, увидела моего отца, всего в крови, лежащим со мной в обнимку в кровати. Оказалось, что отец, съев целый блистер феназепама и запив их водкой, упал, пока шел, и разорвал себе ухо об батарею. После этого он лег в рехаб. Врачи не верили, что он сможет завязать. Но у него получилось — он не пил почти 10 лет. А потом сорвался.

Спустя пять лет у него снова получилось вернуться к трезвости, и дома стало значительно спокойнее. 

«Хуй ли ты вылупилась»

После отчисления из ВШЭ я полностью закрылся в себе: перестал видеться с друзьями, практически не выходил из своей комнаты, играл в компьютерные игры, а вечерами обильно пил. Именно летом 2018 года я впервые почувствовал, выйдя из дома вечером в магазин, что мне нужно выпить — возникала навязчивая мысль, и, чтобы от нее избавиться, нужно было приложить усилие. Впоследствии эти мысли появлялись все чаще.

Желания учиться у меня больше не было, и я пошел работать в UNIQLO. Смены длились до двух-трех часов ночи — домой я приходил поздно, а в последний перерыв покупал в магазине пару дешевых бутылок белого вина, чтобы, вернувшись домой, напиться. 

Однажды, вернувшись поздно ночью со смены, я выпил две бутылки вина, и меня начало тошнить во сне. На звуки прибежал уже не пьющий тогда отец, повел в ванную и бросил под горячую воду. Я пришел в себя, но на следующую смену в магазине пришел со страшным похмельем — так, на самом деле, я приходил на большую часть смен. Плюс для меня было нормальным не помнить, как я заснул. 

В августе 2019 года я взял неоплачиваемый отпуск и поехал в Санкт-Петербург к другу. Там же я познакомился со своей будущей девушкой. У нас были отношения на расстоянии, но план был такой, что в какой-то момент я переберусь к ней. 

Я уволился с работы, чтобы восстановиться в университете на втором семестре первого курса — впоследствии я думал перевестись в Петербург. Но на этот раз учеба меня затянула — с девушкой мы виделись наездами: когда она в Москву, когда я — к ней. В основном она не видела, как я пью, но расстались мы на почве моей проблемы.

Однажды, когда она приехала ко мне, мы выпивали вино втроем с моей мамой, и меня перекрыло — обидела какая-то пустяковая фраза. Дальше — снежный ком: я думал, что праведно на них злюсь, потому что они меня обидели, и вел себя все агрессивнее и агрессивнее. Дошло до того, что я собрался идти ночью в круглосуточный магазин за водкой, и мама, девушка и отец пытались меня остановить и отговорить. Помню, что на выходе из квартиры я оскорблял их и чуть ли не угрожал всем физической расправой. 

В какой-то момент я посмотрел на свою девушку — ей было страшно, она почти плакала. Жалобное выражение ее лица настолько взбесило меня, что, глядя ей прямо в глаза, я закричал: «Хуй ли ты вылупилась, блядь?» — и ушел из квартиры. 

До круглосутки я не дошел и быстро вернулся домой — но не от стыда и не от того, что мне стало жалко девушку и родителей. Меня просто развернул друг, которому я написал о том, что случилось: он убедил меня пойти обратно, но в тот момент я просто расстроился, что он не поддержал мое намерение выпить еще. 

Вернувшись домой, я понял, что накосячил. Когда я зашел в комнату, девушка просто лежала в кровати в полной темноте. Я начал извиняться, но она продолжала молчать. И это тоже меня взбесило: с криками «прости» я схватил высокий торшер и начал бить им об пол, пока не разбил его совсем. Вскоре мы расстались. 

Я алкоголик

После расставания я и не думал, что нужно бросать пить, — наоборот. Я пил с друзьями, другими девушками, вечерами в одиночестве. 

Случившееся меня напрягло: было очевидно, что та агрессия вызвана алкоголем, и не хотелось, чтобы это повторилось. Но контролировать себя не удавалось, и становилось только хуже. Блэкаутить стало чаще, а о том, как я себя вел, я начал узнавать только из рассказов людей, которые находились со мной на одной тусовке. Например, однажды я и группа университетских знакомых пошли на шашлыки в парке. Пиво мы начали пить еще ранним вечером и только часам к девяти достали крепкий алкоголь. Мне хватило совсем чуть-чуть, чтобы уйти в отрыв. 

Все, что я помню, — это то, что часов в 10 вечера я и ребята пошли в гости к одной из рядом живущих девочек. Помню, как вошел к ней домой и обозвал ее собаку. Дальше — я просыпаюсь в своей кровати и выясняю, что никто не хочет со мной разговаривать. По рассказам, сначала я вел себя агрессивно, а в какой-то момент встал из-за общего стола, спустил штаны и показал всем член. Тогда мне не казалось, что я хоть в чем-то виноват — наоборот: я думал, что ребята слишком чувствительные. Я просто перепил — с кем не бывает?

Похожий случай произошел в 2021 году. Я снова напился — и все приходилось узнавать из рассказов однокурсников. Выяснилось, что, когда все собирались расходиться, я встал в центре улицы и начал справлять нужду у прохожих на виду. Чтобы я не попал на себя, один из товарищей держал меня подмышками, а какие-то прохожие мужчины крепкого телосложения угрожали меня «отпиздить за то, что я творю». Тогда меня посадили в такси и отвезли домой. 

После этого я попробовал на время отказаться от алкоголя. Правда, продержался всего лишь восемь месяцев — до марта 2022 года. Началась война, я быстро сделал загранпаспорт и уехал из России. Из-за ужасающих новостей из Украины и эмиграции стресс зашкаливал. Одна из первых вещей, которую я сделал в новой стране, — это зашел в магазин за бутылкой пива.

Двойная жизнь

Сейчас период с марта 2022 года по июнь 2023-го ощущается как чистое безумие. Я и мои соседи пили много, нормально было оставить в баре около 150 долларов, вернуться домой — и продолжить пить. Конфликты с соседями стали напоминать конфликты подзаборных алкашей. 

При этом благодаря вынужденной эмиграции мне удалось устроиться на хорошую работу, которая давала смысл. Должность была незначительная, но это был шанс на нормальное будущее. 

Я был очень ответственным сотрудником и хорошо справлялся со своими задачами. При этом я очень старался, чтобы моя «алкогольная жизнь» не накладывалась на мою «рабочую».

Но алкоголь давал о себе знать: в какой-то момент, например, начало портиться здоровье. Я набрал лишний вес, появилась чрезмерная потливость, депривация сна, частые и интенсивные головные боли, проблемы с ЖКТ, постоянно воспалялись лимфоузлы и сильно болели — особенно те, что рядом с челюстью и подбородком. 

Пика ситуация достигла в промежуток с апреля по июнь 2023 года. Тогда психиатр диагностировал у меня тревожно-депрессивное расстройство и прописал антидепрессанты. Когда я начал пить таблетки, я старался избегать алкоголя, но продлилось это дня три — после этого мне сказали, что пить не запрещено, и я начал мешать антидепрессанты с алкоголем.

На работе я продолжал быть гиперответственным, но на неформальных встречах многие спрашивали, все ли у меня в порядке. Неудивительно: вечерами я выпивал около пяти банок пива, а потом ходил в магазин за догонкой — чаще всего брал пару бутылок вина. Наутро мне было физически плохо, но депрессивный эпизод, который бывает с похмелья, исчез — все благодаря антидепрессантам.

Все изменилось, когда моя жизнь алкоголика стала прорываться в мою рабочую жизнь. Хотя я и не сомневался, что у меня проблемы, окончательно бросить я решил в июне 2023 года — после того как пьяным нахамил своей руководительнице. Мысль, что я могу потерять работу, которую очень люблю, меня испугала. 

Уже на следующий день я завел себе календарик, в котором расписал один месяц трезвости, начиная с 21 июня, и уменьшал дозу антидепрессантов, чтобы перестать пить их совсем. Казалось, что таблетки как будто не позволяют мне испытывать вину и стыд за мои поступки — вместе с тревогой и депрессией ушли и механизмы, которые позволяли нормально регулировать поведение.

Зависимость

Первые три-четыре месяца завязки самые сложные. Отказаться от алкоголя оказалось не так легко, как я думал: постоянно возникали триггеры, из-за которых хотелось выпить, и старые привычки давали о себе знать: приходилось не встречаться в неформальной обстановке с коллегами, отговаривать себя от навязчивых мыслей выпить. Не ходить в бары тоже нелегко — особенно когда это твой единственный досуг. Попытки отвлечься на нормальные активности — типа посмотреть фильм, сериал, почитать книгу или поиграть в видеоигры — не приносили удовольствия совсем. Тянуло выпить. 

Вскоре я записался к психотерапевту. Разговоры с ней помогали сдерживаться. Первое время любой «контакт» с алкоголем был жестким триггером. Мне постоянно приходилось вспоминать, почему я отказываю себе в удовольствии. Следовать рациональным аргументам было трудно, но постепенно я перестал думать, что что-то теряю, если не пью в общей компании, а ощущение того, что ты трезвый, превратилось в очень ценное чувство.

После этих трех-четырех месяцев мне расхотелось пить: стало нормальным заказывать газировку или сок на встрече, где есть алкоголь. Я был уверен, что таким, как я, пить не стоит вообще, и пообещал себе, что бросаю если не навсегда, то бессрочно. Правда, мысль, что я больше никогда, например, не попробую пива, все еще вызывала недоумение. 

Я продержался год. Сорвался в июле 2024-го — на фоне проблем на работе. Какой-то дичи я не творил, но проблемы со здоровьем вернулись уже через месяц. Поразило, что я будто вернулся в ту же точку, из которой начинал: например, снова случалось так, что я много пил несколько дней кряду, а похмелье не мешало выпить снова на следующий день.

Какое-то время я думал, что смогу снова завязать в любой момент, что отложу на завтра, а сегодня выпью, что, в конце концов, я изменившийся человек, а последствия от алкоголя остались в прошлом. А когда попытался — понял, что это не так: я бил себя по голове, стоял под холодным душем, приводил себя в чувство — и напоминал себе о том, что заставило меня завязать. Оказалось, что прежней мотивации не пить теперь недостаточно. 

При этом мне не нравился ни эффект от похмелья, ни время, потраченное на выпивку. Но зависимость продолжает жить где-то внутри и принимать за тебя решения. Меня начало грызть чувство вины, потому что я понял, что снова не могу остановиться — это только подогревало при этом желание выпить, и это был замкнутый круг.

К счастью, спустя три месяца победили воля и осознание, что «эксперимент» выходит из-под контроля.

27 сентября мне снова удалось завязать. Теперь я чувствую, что «развязка» была большим шагом назад, и жалею, что вообще сорвался. Это время я мог потратить на то, чтобы мне и дальше становилось лучше — и физически, и психологически.

Да, у меня нет цирроза печени или рака пищевода, я не заложил мамин телевизор или папину машину ради алкоголя, но часть этой дорожки я уже протоптал и принес много страданий близким и просто знакомым. Честно говоря, я очень боюсь того, как меня тянет к алкоголю и что меня не остановить, если я выпью. Я уверен, что зависим, — а раз зависим, то это навсегда. И если, чтобы сделать жизнь лучше, необходимо не пить всю жизнь — теперь я согласен.