Ангелина Бикушева росла под шум вечеринок и драк — мать страдала алкоголизмом. Собутыльники матери домогались девочки, а мать регулярно била. Позднее в жизни Ангелины появился отчим, а затем брат и сестра, которых она стала воспитывать сама, пока родители пили. Когда отчим покончил с собой, у матери Ангелины стали случаться «срывы» — приступы странного поведения. Сейчас Ангелине 27 лет. В 2023 году она подала в суд, чтобы ограничить мать в родительских правах и взять опеку над братом и сестрой. Она рассказала «Холоду» свою историю.
В детстве мы жили в Казани у бабушки. Денег не было совсем, мама брала меня маленькую с собой работать на рынок в любое время года. Я помню, как плакала, потому что очень замерзла. Уже тогда мама пила и приводила в дом мужчин, поэтому дома были постоянные тусовки, а потом скандалы: бабушка кричала на маму, выгоняла этих мужиков. Сейчас я понимаю бабушку, а тогда мне казалось, что она злая и обижает маму.
Иногда бабушка уезжала в Москву на несколько месяцев, и тогда начинались круглосуточные пьянки. Однажды, когда мне было лет шесть-семь, я проснулась от того, что один из маминых мужиков залез мне в трусы.
Мама часто впадала в ярость без причины и била меня и бабушку. Потом она подходила ко мне извиняться, говорила: «Я не хотела, ты меня вывела из себя». Я же была спокойным и даже замкнутым ребенком, потому что боялась лишний раз сказать слово или показаться. При этом я была сильно привязана к маме, любила ее и защищала от бабушки.
Когда бабушка не могла со мной сидеть, мать отводила меня к соседям, но мне больше нравилось быть с бабушкой. Мы с ней часто ходили на концерты, в гости к ее друзьям — они все были благополучные люди и состоятельные. Бабушка меня очень любила, никогда не обижала и старалась баловать. Она не пила, не курила, занималась йогой и вела здоровый образ жизни. Мать ее ненавидела, говорила, что не «любит правильных людей».
Когда я была примерно в третьем классе, появился отчим и мы съехали от бабушки — она сказала, что раз мама вышла замуж, то пусть идет жить с мужем. Сперва мы скитались по съемным квартирам и друзьям мамы и отчима. Были периоды, когда мы ночевали в машине начальника отчима на стоянке, где он работал охранником. Помню, мы собирали по помойкам металл и бутылки, чтобы сдать, получить какие-то деньги и купить молоко и хлеб. Мама продолжала пить, только теперь вместе с отчимом, они скандалили, а он избивал ее.
«Мы пришли на аборт»
На меня отчим никогда не поднимал руку и даже не кричал, всегда говорил мне, что я ему как дочь, и спасал от матери, когда она била меня. Он был моложе мамы на восемь лет и очень хотел детей, но у них не получалось несколько лет. Как мне потом сказала бабушка, вероятно, потому что мама сделала как минимум 15 абортов.
В один день она подошла ко мне и сказала, что ждет ребенка, но не будет его рожать, потому что сейчас нет денег. Я очень расстроилась, потому что хотела братика или сестричку. Мама взяла меня в женскую консультацию, когда пошла якобы на осмотр, но потом проболталась, что мы пришли на аборт. Я начала рыдать и говорила, что буду очень любить малыша, помогать, не спать ночами. Она тоже разревелась, мы развернулись и ушли.
Мама не пила, пока была беременной и кормила Варю (имя изменено. — Прим. «Холода»). Мне даже нравилось приходить домой из школы — было уютно и спокойно. Отчим души не чаял в Варе, покупал ей платьица и игрушки. На маткапитал они с отчимом купили квартиру в деревне в паре часов езды от Казани. Я не хотела уезжать и менять школу, но у меня не было выбора.
Однако довольно скоро все вернулось на свои места: снова пошли пьянки, скандалы, драки, к нам стали приходить компании. Только теперь у родителей был маленький ребенок, которого я укачивала и успокаивала под их крики. Мне нравилось заботиться о Варе, я всегда с радостью брала ее гулять.
Через два года родился Миша (имя изменено. — Прим. «Холода»), и забота стала мне в тягость. У меня началась настоящая взрослая жизнь мамочки двоих детей в 15 лет. Тогда же я начала думать про институт — мне захотелось уехать оттуда. Я готовилась к ЕГЭ в промежутках между уборкой, готовкой и играми с детьми. Я мало спала и уставала, иногда я просто закрывалась от детей в ванной и рыдала, чтобы не сорваться на них.
«Пока она ездила к нему кувыркаться в бане, я сидела с детьми»
Периодически мама совершала странные импульсивные поступки. Когда Варе было около трех-четырех, а Мише меньше двух, она поссорилась с отчимом, посадила нас всех в машину и повезла в Москву. Уже тогда я начала понимать, что это неадекватно, пыталась ее остановить, ведь нам некуда было пойти в Москве. Она говорила, что все устроится. Видимо, насмотрелась российских мелодрам, где деревенские девушки приезжают в столицу и сразу же встречают богатых мужчин, думала, что с ней будет так же.
Дети хотели есть, плакали. Я меняла подгузники с какашками прямо в машине и думала: «Господи, что происходит, куда мы едем». Но, когда мы доехали, она быстро решила вернуться назад. На обратном пути она подобрала на дороге двух парней и привезла их к нам домой жить — как каких-то котят.
По приезде мама продолжила вести себя ненормально. Она водила нас в церковь в мороз. Там же она познакомилась с каким-то зеком. Пока она ездила к нему кувыркаться в бане, я сидела с детьми. Мать таскала туда и нас. В один день она взяла Варю и уехала в ночь к зеку. Отчим не находил себе места и прямо спросил у меня, что происходит. Мне было очень жалко Варю, что она в том жутком месте, и я все рассказала.
Мать была в ярости. Выгнала из квартиры меня, отчима и тех двух парней, которых подобрала на дороге. Автобусы из села ходили редко, поэтому я дошла до трассы, поймала попутку и приехала в Казань к бабушке. Около месяца я жила там, пока не позвонил дядя — отчим не выдержал предательства и повесился.
По телефону мама вся в слезах сказала мне возвращаться, чтобы помочь с похоронами. Отчим семь лет был для меня главным защитником, мне было очень плохо от его смерти. В морге при всех родственниках и друзьях мать накинулась на меня, крича, что я шлюха и спала с отчимом, поэтому якобы рассказала ему о ее изменах. Мне хотелось провалиться под землю от позора и обиды.
Однако смерть отчима привела маму в себя. Она начала много работать, хотя до этого всегда перебивалась шабашками и была домохозяйкой. Я очень уставала от нагрузки по дому и сидения с детьми, но была рада, что мама не пьет, работает и не приводит домой мужчин. Иногда ночами она плакала из-за отчима, тогда я ее жалела и успокаивала.
Я окончила школу на пятерки и четверки и решила поступать в Казань. Мама устроила ужасный скандал, приказывала оставаться и сидеть с детьми, била меня, а потом пошла на кухню за ножом и начала кидаться на меня. В этот момент к нам зашел ее новый хахаль — он и остановил мать. Именно тогда у меня все рухнуло по отношению к матери: я больше не хотела иметь с ней ничего общего. Я поступила в педагогический колледж в Казани и переехала в квартиру к бабушке.
«Срочно приезжайте, ваша мама сошла с ума»
В Казани я сразу же устроилась работать в детский сад, а все остальное время училась. Полгода все было спокойно, я выдохнула. Но однажды вечером мне позвонил председатель села и сказал: «Ангелина, срочно приезжайте, ваша мама сошла с ума». Если бы он вызвал полицию, то опека забрала Варю и Мишу. Я прилетела в деревню и увидела, что мама не в себе: она не узнавала меня, бросалась на людей.
Я забрала их всех к бабушке, но там мать взяла Варю и сбежала. Она шла босиком по улице с пятилетней Варей в одних колготках поздней осенью. Прохожие вызвали полицию, я помчалась в отделение. На моих глазах ее одели в смирительную рубашку и отправили в психушку. Я забрала Варюшу и на следующее утро уволилась с работы, чтобы сидеть с детьми.
Спустя полгода маму выпустили, она выглядела нормально, они вернулись с детьми в деревню, а я — к своей жизни. С тех пор каждые полгода у нее происходил срыв, я каждый раз летела к детям. Один раз я не успела — мама отвезла детей в приют. Я очень разозлилась на нее, но она была не в себе. Я была уверена, что в приюте мне отдадут детей, я же сестра! Однако меня развернули и сказали, что я детям с точки зрения закона — никто.
Только тогда врач в местном психиатрическом диспансере мне сказал: «Ангелина, лучше не станет». До этого со мной никто не обсуждал диагноз, я думала, что мама просто не выдержала смерти отчима и моего отъезда. Дети провели полгода в приюте, потом вернулись. Отдавать их матери уже не хотели, но я сделала все, чтобы они попали домой.
«Варя несколько раз хотела покончить с собой»
Уже в то время я встретила будущего мужа. Когда мне было 22 года, мы поженились, вскоре я забеременела. Когда я была беременна и только родила, мама будто старалась держаться. Как только сын чуть подрос, около двух лет назад, Варя написала мне: «Умоляю, приезжай». Мама снова была в срыве и пила. Я сказала сестре, чтобы они с Мишей собрали свои вещи, документы, деньги, которые они копили, и бежали к соседям ждать меня.
Я привезла их домой, мы сели за стол разговаривать. Варе было уже 13, а Мише 11, и они в два голоса сказали мне, что больше так продолжаться не может и они не вернутся к матери. Варя рассказала, что уже несколько раз хотела покончить с собой, потому что не хотела так дальше жить.
Все зашло слишком далеко. Мать тратила все детские пособия на пьянки, приглашала бомжей и алкашей в квартиру. Когда у детей была высокая температура или сильные боли в ушах, она не кормила и не лечила их — просто уходила из дома. Била их всем, что попадется под руку. Они не спали ночами из-за постоянных пьянок, драк, скандалов и постельных сцен матери.
С этого момента началась моя борьба с опекой. Сперва все шли мне навстречу. Нам назначили комиссию, мы ее прошли. По закону детей нужно было передать в приют до того как определится их статус, я сопротивлялась, но ничего не могла поделать. Мне дали выбрать приют, я постаралась найти лучший из предложенных. Опека говорила мне, что вот-вот детей отдадут, но шел месяц, третий, пятый — ничего не происходило.
Мне было уже стыдно смотреть брату и сестре в глаза. Поэтому я поехала в главное отделение опеки, залетела туда злая, начала ругаться, что это беспредел. Там сказали, что у них нет нашего дела. Женщина из центральной опеки объяснила, что быстрее всего будет мне самой подать иск против матери об ограничении родительских прав. Мне было очень тяжело даже от мысли о том, что я сама пойду в суд против мамы. На тот момент мне казалось, что я ужасная сестра, жена, мать и дочь сразу. Мы чуть не развелись в тот период с мужем, потому что я одна принимала все решения, не обсудив с ним.
«Не забывайте про меня, пожалуйста»
Когда мама приехала на первое заседание суда, мне было больно ее видеть. Она начала плакать, говорить, что дети отвернулись от нее, потому что увидели, как я «богато живу» с ремонтом. Судья сказала, что детям важна любовь, а не ремонт. На второе заседание она уже не пришла. Судья опросила детей, они сказали, что не хотят больше жить с мамой. Мы выиграли. У меня было ощущение, будто с меня упал тяжелый груз, который я носила год.
После оглашения приговора я написала маме. Она ответила, что рада за нас, что устала нести такую ответственность — здоровье ей не позволяет воспитывать детей, и им будет лучше со мной. Как матери мне сложно это понять, потому что я точно знаю, что мой сын — моя ответственность, которую не передать уже никому. Мы с мужем сами планировали малыша, только мы — родители.
Тем не менее, я продолжила общаться с мамой. Я поддерживаю ее, говорю, что все будет хорошо, ведь дети будут со мной, а не в детдоме. Она просит: «Не забывайте про меня, пожалуйста». Я прошу детей хотя бы писать ей иногда, но они не хотят, и я могу их понять.
Решение суда еще не вступило в силу, так что у меня чуть больше месяца, чтобы собрать все документы и пройти с мужем школу приемных родителей. Когда все начиналось, я сказала мужу, что пойму, если он не готов к такому, что я его отпущу. Я была готова быть многодетной матерью-одиночкой в 27, только бы Варя и Миша были со мной: я их растила, мы всегда были самыми близкими — одни против всего мира. К счастью, муж меня поддержал, и теперь мы вместе ходим на курсы для приемных родителей.
Спокойно мне станет, только когда я окончательно заберу детей. Я знаю их характеры и особенности, так что я готова ко всему. У нас не будет такого диссонанса, что я должна стать не сестрой, а опекуном, как если бы, например, родители неожиданно умерли. Ведь я уже давно выполняла все материнские обязанности по отношению к ним.
