
Эмме (имя изменено по просьбе героини) 40 лет, она родилась в Москве и никогда не мечтала работать учителем в школе. В 26 она переехала в Венецию с маленьким ребенком на руках, но вскоре разочаровалась и перебралась в Берлин. Там начала учить немецкий язык, защитила диссертацию и стала работать переводчиком в НКО, помогающем чеченским беженцам. Спустя несколько лет Эмма начала работать в самой обычной школе и сейчас преподает немецкий детям из не самых благополучных семей. Эмма рассказала «Холоду», как немцы относятся к тому, что их родной язык преподает иностранка, как реагируют на ошибки и чем отличается немецкая система образования от российской.
До 26 лет я жила в Москве. В школе мечтала читать Канта и Гегеля в оригинале, поэтому пошла изучать германистику в Российский государственный гуманитарный университет. Немецкий язык там нам преподавали плохо, поэтому к концу обучения мой уровень был не выше B1.
В РГГУ я еще учила итальянский, который в результате знала очень хорошо. После университета начала заниматься репетиторством, параллельно писала журналистские тексты и преподавала литературу в московской школе для одаренных детей.
В 2010 году, когда мне было 26 лет, мне предложили работу в Венеции в католической церкви: нужно было заниматься культурно-религиозными связями с православной церковью. Я немедленно собрала вещи и уехала с двухлетней дочерью на руках.
С ребенком в Италии мне было довольно сложно, учитывая, что у меня не было никакой поддержки. Я чувствовала себя одинокой и бессильной. Детский сад работал только до 15:00, вызвать няню было дорого, поэтому все свои вопросы я должна была решать в первой половине дня. А так как помимо работы я поступила в местную аспирантуру по искусствоведению, мне было сложно все совмещать.
Венеция — это маленький город, где тебя все знают, но не подпускают близко. Там мне было сложно найти новых друзей. В Москве я привыкла к тому, что ты, с одной стороны, всех знаешь, а с другой, все равно можешь оставаться анонимом. На этом фоне Венеция казалась провинцией, и через два года, когда мне стало совсем тесно, я решила переехать.
Работала переводчиком — помогала чеченским беженцам
В 2013 году я переехала в Берлин по студенческой визе, так как моя университетская программа позволяла мне защитить диссертацию в двух европейских странах одновременно. В Германии я к тому моменту не бывала, просто знала, что это прекрасная страна. Так и оказалось. В Берлине я сразу почувствовала себя как дома.
Я отдала дочку в итальянский садик, потому что в Венеции она начала говорить на итальянском, как на родном. Сама я стала учить немецкий язык в Гете-Институте по пять-шесть часов в день. За два месяца получила сертификат B2, но для смолтока на вечеринке этого не хватало.
Через полгода я начала ходить на плавание, где нашла себе друзей, с которыми общалась на немецком. Разговоры тет-а-тет мне давались легко, но в компаниях я часто себя глупо чувствовала, потому что ничего не могла вставить в быстро текущую беседу.

В 2016 году я на немецком языке защитила диссертацию, написанную на итальянском, о венецианском художнике XVI века Тинторетто. После защиты я начала искать работу в разных немецких искусствоведческих проектах. Но в Германии и так очень много высококлассных специалистов, и меня никто не брал.
Через год поисков у меня закончились деньги, и я начала работать на психотерапевтических сессиях переводчиком. Я помогала русскоговорящим беженцам, чаще всего из Чечни. Там я была вынуждена активно учить немецкий, потому что для терапии очень важна точность перевода. Начала читать газеты, выписывать выражения из них, оттачивать грамматику. Параллельно с этим искала работу в маркетинге, но и там у меня ничего не вышло.
В работе переводчиком я не чувствовала самореализации, потому что всегда была вспомогательной фигурой. Но выбора не было, а уезжать из Германии мне не хотелось. Я себя хорошо чувствовала в Берлине, где у меня появились друзья и я находилась в очень дружелюбном, образованном обществе, в котором все поголовно читают книги, ходят в театр и интересуются политикой. Тут же у меня училась дочь, которая уже говорила по-немецки без акцента.
Мне не хватило денег на стоматолога, и я поняла, что надо что-то менять
В какой-то момент моя местная русская подруга предложила мне пойти в школу учителем. Мне казалось, что это шутка: как я, иностранка, могу преподавать немецкую литературу в обычной школе в Германии. Но через полтора года, когда стоматолог назвал мне стоимость коронки и у меня не оказалось этой суммы на счету, я поняла, что надо что-то менять. Тогда я подала документы в департамент образования, и меня взяли.
Сейчас в Германии острый дефицит кадров (по предварительным оценкам, в 2025 году в Германии будет не хватать 25 тысяч учителей. — Прим. «Холода»). Это связано с тем, что при расчете необходимого количества мест в педагогических университетах чиновники не учли рост населения. Из-за миграции детей стало намного больше, и учителей не хватает.

Чтобы решить эту проблему, в Германии уже несколько лет активно берут учителей без педагогического образования — требования могут различаться в зависимости от земли и школы. Если человек получил специальность в области химии и разрабатывал лекарства в какой-то большой компании, после прохождения специальной подготовки он может стать учителем химии. Кроме того, в Берлине, наконец, приняли закон, согласно которому все учителя становятся госслужащими. В будущем это обеспечит им хорошую пенсию.
В моем дипломе об образовании написано, что я педагог, так что я сразу начала работу в школе параллельно с дополнительной профподготовкой, которая длилась примерно полтора года. В Германии все учителя преподают два предмета. Мне дали немецкий (в Германии в него входит язык и литература) и русский языки.
Я очень боялась преподавать чужой язык. Перед выходом на работу мне даже снились кошмары, что дети закидают меня стульями. Я думала, что немцы будут недовольны, что я лезу в чужой монастырь со своим уставом. Но все оказалось совсем не так. Да, я могу сделать ошибку, но мои компетенции все равно ценнее, чем этот риск.
Дети иногда спрашивают, почему я, русская, преподаю немецкий. И я не всегда понимаю, это родители интересуются или они сами. Отвечаю, что очень люблю немецкий язык и литературу, в университете германистику изучала, поэтому и преподаю. Обычно им хватает такого объяснения.
Во многом мне помогло то, что меня распределили в школу в Восточном Берлине. Сейчас деления нет, но люди, которые там живут, все еще помнят, что такое быть чужим в своей стране. К тому же для них русский человек отчасти свой. Поэтому меня хорошо приняли в школе.
Я работаю там уже больше четырех лет, и ни у кого не возникало сомнений в моих компетенциях. Коллеги часто восхищаются моим уровнем языка. Чтобы почувствовать себя более-менее свободной в немецком, мне понадобилось восемь лет.
Вместо грамматических правил учимся писать резюме
В Германии во всех землях у учителей очень хорошая зарплата. Я получаю после вычета налогов чуть меньше 3,5 тысяч евро. Этого вполне может хватить, если у тебя есть партнер и вы платите за все вместе. Но, если вы живете с ребенком одни, расслабиться будет сложно, потому что аренда в Берлине очень дорогая.
Сейчас моя загруженность — 24 часа в неделю в средней и старшей школе, у меня классы от 7-го до 13-го. В Германии дети идут в школу с шести лет. Потом происходит деление: более успешные переходят в гимназии, а остальные остаются в общеобразовательной школе. В первом случае учеба длится 12 лет, а во втором — 13, чтобы в этот лишний год добрать недостающие знания для университета.
Германия — это такое негласное классовое общество. Тут у людей с высшим образованием, как правило, всегда большой достаток. А малообеспеченным немцам, по моему мнению, скорее всего и в голову не придет отправить своих детей в университет. В теории ребенок из бедной семьи может попасть в гимназию или наоборот. Но такое случается очень редко, потому что родители, которые не ходили в гимназию, своего ребенка туда, скорее всего, не отправят. А более обеспеченные наймут репетиторов и подключат все связи, но их дети туда попадут.

Я работаю в обычной школе, и тут только половина детей идут в старшую школу. Другая половина заканчивает десятый класс и поступает в местный аналог техникума на прикладные специальности.
Система образования в Германии немного отличается от нашей. Мы с детьми читаем много нелитературных текстов, чтобы они умели анализировать любой материал. Они учатся писать информирующий текст, эссе, комментарий и осваивают другие форматы. Уделяется большое внимание развитию критического мышления, на любую тему мы собираем за и против.
Кроме того, с девятого класса все ученики проходят рабочую практику, для которой мы тренируемся составлять резюме, много говорим о профессиях, учим разные выражения. Немецкой грамматике уделяется всего 20% от урока. 80% — это тексты.
Выставление оценок тут строго регламентировано. В России за сочинение на абстрактную тему учитель может поставить какую угодно оценку. В Германии же есть определенные критерии, которые всем известны. Учителя обязаны обосновывать каждую оценку — тут абсолютно прозрачная система.
Дети смотрят тикток и не читают книги
Преподавать у детей из старшей школы мне было особенно страшно, потому что казалось, что они быстро меня раскусят. Но со временем обнаружилось, что у нас с детьми просто несравнимые компетенции. Я могу забыть в разговоре подходящее слово, но текст понимаю сразу, а они нет. Я могу сделать ошибку, но они знают, что я отвечу на любой вопрос.
Когда они понимают, что могут на меня положиться, то перестают обращать внимание на небольшие языковые неточности, которые я до сих пор переживаю с большим внутренним стыдом. Иногда у меня в голове путаются языки, и я могу написать какое-то немецкое слово с одной согласной вместо двух.
Самое сложное в преподавании немецкого языка — это молниеносно формулировать мысль. Иногда мы читаем очень сложные тексты, например, Гете и Шиллера — святую святых немецкой литературы. С такими текстами ученикам сложно справиться, они многого не понимают, и мне надо перевести немецкую классику на их язык.

Ученики часто задаются вопросом, зачем читать классические произведения, которые будто бы уже не актуальны. Поэтому мне приходится выводить на общечеловеческий уровень произведения Шиллера, например. Я цепляюсь за всем понятные идеи и мысли о дружбе или любви. И на эту зацепку нанизываю все остальное.
Современные дети вообще не любят читать, все погружены только в свои смартфоны. Они привыкли смотреть видео в тиктоке, в которых все показывают и объясняют. Там не надо напрягаться, все уже пережевано. Поэтому чтение длинных связных текстов им очень тяжело дается. Тем более когда в семье тоже не читают.
Иногда у меня получается их заинтересовать книгой, и они начинают читать даже длинные произведения. Недавно я дала читать 10 классу «Песнь о Нибелунгах» в адаптации. Им дико понравилось, потому что они все помешаны на Средневековье, битвах, принцессах, рыцарях. Некоторые из них разбираются в рыцарском вооружении лучше, чем я.
Русский язык учат те, кому не хватило места во французской группе
С подростками работать довольно сложно. Однажды один немецкий мальчик при всем классе наорал на меня матом, и мне пришлось писать заявление в полицию. В Германии оскорбление считается преступлением, и тут принято таким образом показывать детям, что они сделали что-то недопустимое. Мальчика никак не наказали, потому что он не достиг возраста уголовной ответственности, но больше у нас с ним конфликтов не было.

В моей школе очень много детей мигрантов. В том числе есть ученики из русскоязычных семей. Но это не значит, что они ко мне как-то особенно относятся. Многие дети вообще русского не знают, несмотря на корни, так как родились уже в Германии, и русский для них все равно иностранный.
Во всех школах Германии учат два иностранных языка: английский и второй на выбор. В зависимости от района и школы варианты могут быть разными. В нашей школе можно выбрать между французским и русским. Чаще всего дети выбирают французский, а русским занимаются только те, кто имеет хоть какое-то представление о языке или кому не хватило места во французской группе. Все понимают, что русский язык сложный, поэтому добровольцев мало. Преподавать русский непросто, потому что многие вещи я как носитель знаю только на интуитивном уровне
Несмотря на сложности, мне очень нравится моя работа. Я чувствую, что выполняю свою миссию. Когда я училась в университете, я и не думала, что буду когда-нибудь работать учителем в школе. Но сейчас мне кажется, что я нашла свое место. Я работаю с детьми из социально неблагополучных семей, спорю с ними на важные темы, учу их писать, читать и понимать тексты. Мне кажется, я делаю мир лучше.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!