Жительница Махачкалы Марьям Хаджиева комплексовала из-за своего кавказского носа, который ее одноклассники называли «орлиным». В 20 лет она решилась на ринопластику, но уже через полгода пожалела о своем решении. Марьям считает, что потеряла частичку себя и своей идентичности в погоне за стандартами красоты. Теперь она учит дочь принимать и любить себя с рождения. Хаджиева рассказала «Холоду», почему сожалеет об успешной операции и почему между хирургическим ножом и терапией стоит выбирать последнее.
В восьмом классе мой одноклассник как-то посмотрел на меня и сказал: «Орлиный нос». С тех пор я не могла спокойно смотреть на себя в зеркало — мне казалось, что с моим носом что-то не так. В детстве у меня был маленький курносый носик, но в подростковом возрасте он изменился: появилась кривизна и горбинка, кончик стал чуть закругленным, орлиным. Я по происхождению чеченка, и такой нос был у многих в нашем роду, так что наши друзья и родственники прозвали его «Хаджиевский» нос — по нашей фамилии.
В школе я не понимала прелесть моего носа и мечтала его уменьшить. В 2010-х годах в Махачкале, где я родилась и живу до сих пор, был бум на пластические операции. У многих девочек были кавказские носы с горбинкой, но они стремились к кукольной европейской внешности: маленький нос, аккуратные уши и большие глаза․ Ради этого многие ложились под нож.
Потом про этих девочек рассказывали, что их жизни резко изменились: якобы после операций они становились популярными в интернете, у них налаживалась личная жизнь, некоторые даже выходили замуж за богатых мужчин. Эти истории никогда не рассказывались от первого лица, но передавались подругами подруг.
Я не хотела признаваться себе, что стремлюсь быть как все и мечтаю об операции просто потому, что ее делают другие. Поэтому долго убеждала себя и всех вокруг, что планирую сделать операцию только ради того, чтобы исправить перегородку и лучше дышать. Думаю, родные догадывались, что я недоговариваю, но никак меня не останавливали — наоборот, только поддерживали и помогали.
В семье мне никогда не говорили, что я некрасивая, но и красавицей меня не называли. Повторяли только, что девочке важно быть чистой и опрятной. Но я постоянно слышала, как родственники оценивают внешность других людей — и даже детей.
Жизнь не стала красочней
В 20 лет я накопила 80 тысяч рублей на операцию. Подруга семьи подыскала мне врача, обо всем с ним договорилась и привела меня на консультацию. Врач посмотрел на референс, который я ему принесла, и сказал, что не сможет мне сильно уменьшить нос — иначе у меня возникнут проблемы с дыханием. Он объяснил, что не станет ничего срезать и удалять, а просто перераспределит хрящ. В результате нос должен был остаться того же объема, но изменить форму.
Через полгода в назначенный день я пришла на процедуру. Была большая очередь: девушек конвейером заводили и выводили из операционной. Моя операция прошла легко и быстро: я провела 40 минут под наркозом, час-два отлежалась в палате и поехала домой на такси. У меня кружилась голова, но в остальном, я чувствовала себя хорошо. Возможно, мне следовало настоять на том, чтобы остаться в палате на сутки, но, думаю, меня отправили домой не просто так: в клинике не хватало мест и в приоритете были пациентки, приехавшие из соседних регионов.
Восстановление было тяжелым: первые три дня я не могла дышать носом, под глазами были большие синяки, я была на обезболивающих и потеряла аппетит. Через три дня мне вытащили из носа турунды (марлевые тампоны для удаления жидкости из ран. — Прим. «Холода»), через еще два — гипс. Стало полегче: все заживало как следует, я перестала принимать обезболивающие и питалась как обычно. Правда, из-за отеков еще полгода не могла нормально дышать.
Мой внешний вид тоже долго оставлял желать лучшего: еще полгода после снятия гипса нос был отекшим и казался несоразмерно крупным на моем лице. Я переживала, что он таким и останется. Но, к счастью, отеки сошли, и нос стал выглядеть так, как задумывал врач. Он стал меньше, и я это видела, но многие знакомые не замечали. Некоторые думали, что я увеличила себе губы, потому что с верхней губы долго не сходил отек и она казалась большой на фоне нового носа.
Тогда же, через полгода после операции, я поняла, что жалею о своем решении. И это никак не было связано с трудностями с дыханием. Просто операция не принесла мне того удовлетворения, на которое я рассчитывала.
Ничего не изменилось: с новым носом я не стала уверенней в себе, я разочаровалась и была в состоянии, похожем на депрессивное. Тогда я впервые поняла, что ни за какие деньги мира не верну свой нос.
Предала себя
Я сожалею, что сделала операцию, потому что так потеряла себя: навсегда стерла с лица свою идентичность, свой кавказский нос, указывающий, к какому роду я принадлежу. Ведь самое дорогое, что оставили мне бабушка и дедушка — это не имущество, а частичку себя. Но я повелась на тенденции и захотела быть похожей на кого-то другого. Мне следовало бы ценить свою природную красоту, те черты, которые передали мне любимые люди.
Сейчас я не могу повернуть время вспять, переиграть то, что было. Я обсуждаю это со своим психотерапевтом, анализирую сама, и все больше понимаю, что тогда пошла на поводу у общества. Но слишком сильно я себя тоже не корю: тогда это решение казалось мне обдуманным. В конце концов мне было всего 20 лет, и я была заряжена юношеским максимализмом.
Мой переделанный нос больше не соответствует моему самоощущению и ценностям. Я больше не хочу соответствовать канону красоты, хочу быть ближе к семье, быть похожей на своих родственников. Но я поняла это слишком поздно.
Недовольство собственной внешностью ушло у меня с замужеством. Своего мужа я встретила в 24 года и поняла, что он любит и принимает меня любой. В подростковом возрасте еще больше чем нос меня волновали мои большие уши, но их исправлять с помощью операции я побоялась. Такие операции у нас в городе проводились реже, чем ринопластика — я совсем не знала каким будет результат и как будет проходить реабилитация. Но, когда в моей жизни появился муж, я поняла, что такая операция мне точно не нужна.
Теперь мне хочется, чтобы моя дочка смотрела на себя в зеркало и любовалась каждой черточкой, которая досталась ей от отца и матери. Я не буду отговаривать ее от каких-то вмешательств, если она решит их сделать после того, как ей исполнится 20 лет. Это все-таки ее решение, но сейчас я стараюсь как можно чаще говорить ей, что она красивая.
Меня воспитывали не так. У нас в семье не было принято, чтобы взрослые были ласковыми с детьми. Родители не выделяли меня и относились ко мне чуть отстраненно. Сейчас со своим ребенком я веду себя по-другому. Надеюсь, так мне удастся внушить ей, что она красивая и ей не надо ничего в себе менять.
Здоровое поколение
По моим ощущениям сейчас тенденции изменились, и молодые девушки понимают, что быть собой и принимать свои особенности — это здорово. У моих младших сестер и в мыслях нет что-то менять в себе, и меня это радует. Сейчас как никогда ценится естественная красота, растет очень здоровое и уверенное в себе поколение. И пусть индустрия пластической хирургии со времен моей молодости только развилась, доступными стали косметологические процедуры по подтяжке лица, уколы в губы и другие части лица, в общественном поле открыто обсуждаются как ее плюсы, так и минусы.
Истории про пластическую хирургию, которые набирают популярность в интернете, зачастую полярные. Кто-то рассказывает, как сделал операцию и это изменило их жизнь к лучшему. Кто-то, наоборот, придает огласке чудовищные последствия таких операций. Я лично знаю женщин, которые по несколько раз переделывали себе носы, потому что после первой неудачной операции у них стали проваливаться стенки носа.
Я не противник пластической хирургии, потому что знаю, что очень многим девушкам она помогает побороть свои комплексы. Все еще не считаю, что ни в коем случае нельзя ничего в себе менять и не чувствую себя вправе раздавать советы. Каждый человек сам понимает с чем и как ему легче будет жить. Я сама думаю, что, когда буду в возрасте, возможно, захочу обратиться к пластическому хирургу уже не из-за носа.
Но то, что, мне кажется, необходимо сделать девушкам, которые много думают о том, как изменить свою внешность — это пойти в психотерапию. Разобраться, откуда взялись у них комплексы, и только потом ложиться под нож, осознавая все риски и необратимость такого выбора.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!
