Я поставила черный протез глаза

23-летняя Екатерина Шлыкова в детстве потеряла глаз. С тех пор она носила анатомический протез, который выглядел как настоящий. В подростковом возрасте стала комплексовать и стесняться своей внешности. В 20 лет Екатерина поменяла анатомический протез на черный, пришла в терапию и сама решила выучиться на психолога. Теперь комментаторы в соцсетях пишут, что она изуродовала себя, а прохожие показывают на нее пальцем, но Екатерина считает, что черный протез помог ей изменить жизнь к лучшему и почувствовать себя красивее. Она рассказала «Холоду» свою историю.

Я родилась в маленькой деревне близ Волгограда абсолютно здоровым ребенком, но, когда мне было несколько месяцев, родители заметили, что в моем левом глазу на сетчатке образовалось пятно, словно стеклышко. Показали меня врачам, и те подтвердили опасения, поставили мне диагноз — фиброз стекловидного тела (состояние, при котором в стекловидном теле глаза из-за кровоизлияния или воспаления образуются плотные волокна или пленки соединительной ткани. — Прим. «Холода»). 

С такой проблемой обычно сталкиваются очень пожилые люди, и, как она появилась у меня, врачи так и не смогли объяснить — предположили только, что причиной могли быть врожденные аномалии. Родителей предупредили, что мне грозит частичная слепота, посоветовали ходить на регулярные обследования и капать в глаз капли. Родители обращались в другие больницы, но и там говорили, что состояние улучшить нельзя, а можно только поддерживать. В моем случае болезнь прогрессировала: к восьми годам у меня начал болеть левый глаз при ярком освещении, и врачи рекомендовали его удалить. 

Я знала, какую операцию мне будут делать — родители говорили со мной об этом, но вообще не придавала происходящему значения. Сколько себя помню, у меня всегда был невидящий левый глаз, поэтому мне было все равно, есть он у меня или нет. 

Период восстановления был довольно-таки сложным, меня тошнило и беспокоила «бабочка» в руке (катетер. — Прим. «Холода»). Но уже через пару дней я повеселела и вовсю играла с ребятами в больнице. На мамином старом телефоне-раскладушке была фотография, как я сижу рядом с ней на койке в палате, вместо глаза огромный кровоподтек, и все равно широко улыбаюсь в камеру, как ни в чем не бывало. 

Через несколько недель, когда полость зажила, мне поставили стеклянный анатомический протез. Он не совсем подходил по размеру и несколько раз выпадал из орбиты, стоило мне почесать глаз. В остальном же он не доставлял мне никаких неудобств. Моя мама доставала его и проводила необходимые гигиенические процедуры, так как сама я этого делать тогда не умела. А через несколько лет по моим меркам мне изготовили индивидуальный протез. Думаю, все это способствовало тому, что я вообще не задумывалась о том, что у меня нет глаза. 

Я понимала, что у меня сужено поле зрения: когда я неудачно поворачивалась, редко, но случалось, что врезалась в дверцу какого-нибудь шкафчика. Я также знала, что если ко мне слева подойдет человек или подъедет машина — я не всегда это сразу замечу. Но в остальном я вообще никак не осмыливала то, что отличаюсь от других детей: не стояла перед зеркалом, не изучала свое отражение. 

Я спокойно общалась со своими сверстниками, и было только два или три раза, когда мальчишки-задиры дразнили меня «одноглазой» и «терминатором». В таких случаях я приходила домой и спрашивала у мамы и папы, правда ли это, действительно ли я какая-то не такая. Родители уверяли меня, что я самая лучшая и красивая, старший брат и названная сестра (дочка няни) устраивали «разборки» моим обидчикам. На этом инциденты исчерпывались. 

Гораздо позже я узнала, что издевок мне удалось избежать благодаря моей классной руководительнице. Мама рассказывала, что она созвала родительский час, пока я восстанавливалась в больнице после операции, объяснила родителям моих одноклассников, что я вернусь в школу с новым глазом, и попросила их подготовить к этому своих детей. 

Родители всегда меня поддерживали, но у нас с ними практически не было разговоров о том, что я пережила и как дальше справляться с этим. Теперь я понимаю, что для них вся эта история была очень болезненной и они не знали, как со мной об этом говорить. 

Но тогда у меня сложилось противоречивое мнение о самой себе. С одной стороны, я чувствовала себя самой любимой и самой лучшей, а с другой — понимала, что в этом есть доля обмана. «Я же знаю, что я отличаюсь, а вы не говорите об этом и уверяете, что я лучше всех», — начала думать я, когда стала повзрослее.

В 14 лет в моей жизни случился переломный момент: я впервые посмотрела на себя не как на ребенка, а как на девушку, и то, что я увидела, мне очень не понравилось. Я стала думать о том, что мой левый глаз, несмотря на анатомический протез, все равно мало походит на настоящий. Он не поспевал за мимикой и косил в сторону. Я стеснялась его, закрывала волосами и фотографировалась в строго выверенных позах, но при живом общении с людьми его никак не получалось замаскировать.

На меня в одночасье нахлынули все те мысли и переживания, которые я не пускала к себе в голову на протяжении предыдущих шести лет. Я ненавидела себя, испытывала к себе отвращение, злилась и не понимала, почему именно мне выпало отличаться от других людей. «У остальных девушек все нормально с глазами, а у меня с ними хрен пойми что происходит. Почему именно я должна жить с этим, почему не кто-то другой?» — такие мысли крутились в моей голове и порой заводили меня в по-настоящему темные состояния. Так что я иногда не понимала, как мне дальше жить. 

Из девочки-отличницы я превратилась в бунтарку. Стала выпивать, курить, встречаться с парнями и даже заниматься селфхармом. Алкоголь помогал мне раскрепоститься и выговориться. Я стала рассказывать друзьям то, что давно держала в себе невысказанным. Общение с парнями же служило для меня компенсацией. Мне очень повезло, что парни в моем окружении были адекватными, они считали меня красивой, делали комплименты. Я с ними обнималась, целовалась, а потом прощалась. Большего от них мне было не нужно, за их счет я просто получала подтверждение того, что я красивая и желанная. 

В 18 лет я отдалилась от своей близкой подруги, потому что мне казалось, что она получает больше внимания от мужчин, и я чувствовала надобность с ней конкурировать. Я не верила, что со мной все нормально, что меня можно искренне любить, и поэтому всегда искала подтверждение того, что меня любят. Мне не хватало внимания, и в гонке за ним я чувствовала себя несчастной и неполноценной.

Усиливали мое неприятие себя и редкие случаи предательств со стороны друзей и парней. Так одна моя подруга после нашей ссоры написала мне, что я «одноглазая страшила», а парень, с которым я встречалась в 17 лет (ему при этом был 21 год), рассказывал про меня и мой глаз гадости своим друзьям после нашего расставания. 

Но своим главным врагом была я сама. В 18 лет мне диагностировали депрессию. Я стала лечить ее с помощью медикаментов и через полгода вышла из нее. Но окончательно принять себя смогла только в 20 лет. Помогли психотерапия и черный протез. 

Когда мне исполнилось 20 лет, пришло время менять протез на новый. Я робко заглядывалась на черные протезы: мне казалось, что выглядят они гораздо круче моего косящего и малоподвижного анатомического. 

К тому моменту я уже вела небольшой блог в инстаграме, была подписана на Дашу Мухину, переписывалась с ней и очень ей вдохновлялась (в апреле 2020 года 18-летняя Дарья Мухина потеряла глаз, после того как ей в голову выстрелил ее бывший партнер. Пуля пролетела в полуметре от ее головы, осколок срикошетил и попал ей в левый глаз. С тех пор Мухина обзавелась черным протезом и стала вести популярный блог о принятии себя. — Прим. «Холода»). 

Но сама я все никак не решалась на этот шаг. Моя мама и парень считали, что черные протезы привлекают к себе слишком много внимания, а врач, которая занималась протезированием в больнице, где я наблюдалась, и вовсе называла сумасшедшими тех, кто ставит их себе вместо анатомических. Я думала, что, как обычно, поменяю свой протез на новый такой же, но в последний момент все же решилась сделать так, как хочется мне, и наплевала на мнения окружающих. Я написала об этом Даше, и она поддержала меня и предложила помочь: перевела 15 тысяч рублей. 

Новый протез мне сделали в Москве, и, хотя самой мне, моей маме, парню и подруге он очень понравился, я поняла, что мне придется научиться отстаивать свои границы, если я собираюсь жить с черным глазом. В столице люди реагировали на меня с интересом, а в Волгограде случалось разное. Однажды, например, сидящая в кафе парочка 40-летних людей сочла возможным обсудить мой глаз и показать на меня пальцем. 

Следующим шагом я пришла в психотерапию — и это изменило мою жизнь. Моя психотерапевт с самого начала наводила меня на мысль, в чем кроется моя главная проблема: я так полноценно и не осознала, что со мной произошло, и не научилась говорить об этом. Я вытеснила свою боль в связи с потерей глаза и не прожила ее в моменте, поэтому она нагнала меня с тройной силой. 

Поначалу я думала, что терапевт говорит какой-то бред. «Как я могла не отрефлексировать, что у меня отняли глаз, если на его месте у меня стоял стеклянный протез, я это все знала и не отрицала? Не выдумывала же я себе параллельный мир, в котором у меня оба глаза здоровые!» — думала я.

Но вскоре я поняла, что она была права. Я осознала, каким серьезным упущением было то, что со мной в детстве никто не поговорил о случившемся. Я понимаю своих родителей: пусть я никогда ни в чем их не обвиняла, они все равно чувствовали ответственность за то, что их ребенок потерял глаз, и им было сложно говорить со мной об этом. Но почему со мной в больнице не работал детский психолог, для меня до сих пор загадка. 

В терапии я прожила потерю глаза, сначала отплакала и отстрадала всю боль, а потом совместно с психотерапевтом нашла для себя ответ на вопрос, как мне с этим жить дальше.

Черный протез мне очень помог принять себя и свою инаковость. C ним я перестала скрываться и участвовать в игре «притворись обычной и проиграй». Своим черным глазом я сразу заявляю, что я особенная и что мне нечего стыдиться. С ним я чувствую себя красивой и уверенной в себе, и это в сто раз лучше моего предыдущего импланта, который старался выглядеть как настоящий глаз, но смотрел куда-то в сторону и все равно выглядел искусственно. Я ни в коем случае не критикую людей, которым с анатомическими протезами комфортнее, просто в моем случае это не работало. 

Новоприобретенная уверенность в себе подстегнула меня наконец-то заняться тем, чем давно хотела и в профессиональной жизни. С 11 класса меня так или иначе интересовала психология, я мечтала изучать структуру личности и человеческих взаимоотношений. А мой собственный опыт в психотерапии показал мне, насколько спасительными бывают сессии с хорошим специалистом. Поэтому я пошла на профессиональную переподготовку и вот уже третий месяц обучаюсь практической психологии. Мечтаю получить диплом и начать консультации. Помимо этого веду и развиваю блог, который, я надеюсь, помогает нормализовать в нашем обществе людей без органа зрения и в целом всех, кто имеет отличия, внутренние или внешние. 

Со мной недавно приключилась показательная история. Мой папа зашел ко мне, когда я обрабатывала протез, и впервые в жизни увидел меня без него. Такой я показывалась только маме, парню и подруге. Папа постарался не подать виду, но по его выражению лица я поняла, что он был смущен и шокирован. Если такая реакция была у одного из самых близких людей в моей жизни, представьте, какой она может быть у других. Одна из задач моего блога — показать людям, что мы, люди с особенностями, можем выглядеть так, как мы хотим, и нас не стоит бояться.

Поэтому я публикую рилсы, в которых рассказываю, как смогла себя принять, и публично стыжу хейтеров. Мне не стоит опускаться на их уровень и отвечать им их же монетой, считают многие подписчики, но мне важно не столько перевоспитать своих обидчиков, сколько показать людям с особенностями, что мы заслуживаем любви и принятия, а не издевательств.

 Многие подписчики говорят, что благодаря моему контенту у них появляется надежда, что и они однажды примут себя. Мне безумно приятно получать такую обратную связь, но я сомневаюсь, что мой блог способен помочь каждому. Глупо говорить людям, которые потеряли глаз: «Ребят, посмотрите на меня, и ваша жизнь изменится. Я смогла, и вы сможете». Так это не работает, принятие себя — это результат огромной работы над собой, и без терапии и индивидуального подхода это вряд ли возможно. Но мне хочется верить, что мой блог сможет подтолкнуть людей на этот путь, показать им, что это реально.