Летом 2023 года актриса Алена Митрошина готовилась к премьере собственного спектакля и получила роль в сериале известного режиссера. Но все оборвалось в одну ночь: подросток сбил ее на самокате. С тяжелой травмой лица и выбитыми зубами она оказалась на грани потери карьеры. Митрошина рассказала «Холоду», как два года восстанавливает свое лицо, получает отказы на кастингах из-за брекетов и борется за справедливость в суде.
Я разбилась, отменяй премьеру
В июне 2023 у меня в карьере все складывалось как нельзя лучше. Я работала в театре (Митрошина состоит в труппе московского театра Ленком. — Прим. «Холода») и получила главную роль в проекте своей мечты — сериале известного режиссера. Также мы с подругами готовились к премьере авторского спектакля — она должна была состояться 27 июня.
За четыре дня до премьеры около полуночи я возвращалась с репетиции домой на самокате по выделенной для самокатов и велосипедов полосе. Мне навстречу неслись две девочки на одном самокате — я притормозила, но продолжила тихонько ехать вперед. В это время по тротуару ехал мальчик: он резко свернул в мою сторону на встречную полосу и врезался в меня (у редакции есть видеозапись аварии. — Прим. «Холода»).
Все произошло так быстро, что я не успела опомниться, как полетела вниз, ударилась о самокат и проехалась по асфальту. Мне было очень больно, я чувствовала, что сейчас отключусь, но сделала усилие и попыталась прийти в себя.
Вокруг меня собрались прохожие. Из всех частей тела меня слушались только руки, я нащупала рюкзак, достала телефон и позвонила своему парню Леше. Но ничего сказать я не смогла — рот не слушался, я чувствовала осколки зубов во рту. Я сунула телефон стоящему рядом мужчине, и он назвал Леше адрес.
Мальчик, который меня сбил, не пострадал. Прохожие отправили его в аптеку за нашатырным спиртом. Девочки, которые до этого ехали рядом с ним, стояли и смеялись: «Да вы подойдите, понюхайте, может, она пьяная». Мне было очень обидно, хотелось встать и разобраться с ними, но я не могла. Мне хватило сил только на то, чтобы отправить подружке в телеграме видео, как я лежу на асфальте вся в крови, и написать: «Я разбилась, отменяй премьеру».
Уши разрывались от боли
Леша приехал через 15 минут и подбежал ко мне. Я сплюнула осколки зубов ему в руку, и после этого он стал звонить в скорую и полицию. В ту ночь был мятеж Пригожина, и полицейские не приехали, но пообещали, что возьмут показания у меня и Леши на следующий день.
Потом приехала скорая. Когда санитары подняли меня на носилках, я думала, что у меня от боли разорвутся уши. Меня увезли в больницу, а Леша остался с подростками: первым делом он попросил их дать контакты родителей. Потом подъехал некий Алексей. Он сказал, что его послали родители Саввы (имя изменено), который меня сбил, потому что сами не могут приехать, но в курсе ситуации.
Леша рассказал ему, что я актриса, что у меня пострадало лицо, объяснил, что у меня на кону премьера спектакля и скоро я должна сниматься в крупном проекте. Алексей ответил, что нам повезло: отец Саввы известный продюсер и генеральный директор кинокомпании «Медиаслово» Данила Шарапов, и он нам поможет. Он также упомянул, что режиссер сериала, в котором я должна была сниматься, хороший друг Шарапова. Он дал Леше номер телефона Шарапова, и на этом они разошлись — Леша спешил ко мне в больницу.
Алексей не ответил на звонки и сообщения корреспондента «Холода» с просьбой подтвердить содержание разговора. Приезд Алексея на место аварии и факт разговора с партнером Митрошиной подтверждается показаниями Саввы, зафиксированными в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела.
Лицо как блин
Меня доставили в отделение экстренной помощи. По моим воспоминаниям, надо мной с порога стали колдовать примерно 15 медсестер: они срезали с меня одежду, брали анализы, обрабатывали и зашивали раны. Также мне дали обезболивающее, из-за которого не только ушла боль, но и улучшилось настроение.
Леша приехал, когда мне делали МРТ головы (к счастью, сотрясения мозга у меня не было). Ему нельзя было заходить в кабинет, но он ворвался туда — хотел убедиться, что со мной все в порядке.
В ту ночь мне сделали семь рентгенов, и только к трем часам ночи отвели в палату, куда Лешу уже не пустили. В палате двое санитаров поставили мне шины — вдели в десны металлические проволоки, чтобы зафиксировать челюсть.
У «Холода» есть документы, подтверждающие травмы героини и пройденное лечение.
Потом я отписалась близким, что со мной все хорошо, и в переписке попросила Лешу рассказать моим коллегам об аварии. Тогда Леша рассказал мне о Шарапове и что он обещал мне помочь. Нам обоим казалось, что не стоит доводить дело до суда — не хотелось портить жизнь ребенку — он же сбил меня не специально. К тому же я надеялась на помощь Шарапова — не хотелось терять свою роль. После этого я попыталась уснуть, но у меня так и не получилось из-за вернувшейся боли.
Оказалось, у меня был тройной перелом челюсти. Как мне объяснили врачи, уши у меня болели из-за перелома височно-нижнечелюстных суставов, которые помогают челюсти открываться и закрываться и находятся прямо около ушей. Мне поставили три титановые пластины — операция была сложной и заняла на три часа больше, чем планировалось.
Хирург решил не ставить мне импланты и собрал суставы из фрагментов моих костей, которые удалось сохранить. Некоторые врачи считают, что импланты — более долговечный вариант. Пока сложно сказать, какой вариант был правильнее, но один сустав получился чуть больше другого, и у меня нарушилась симметрия лица.
Впрочем, тогда мне было не до симметрии. Мне было очень больно и дискомфортно: подбородок опух, лицо было как блин, я не могла разговаривать и нормально питаться. Я сильно похудела, пока была в больнице.
С зубами была отдельная история. У меня пострадало 15 зубов. Практически все жевательные зубы были сколоты, у некоторых отмерли нервы, и их пришлось удалять. Со временем на сколотые зубы мне поставили накладки и коронки, и даже уцелевшие зубы в будущем придется, скорее всего, удалить — у них повреждены корни.
«Да кто она вообще такая? Актриса какая-то!»
В больнице Леша сделал мне предложение. Сказал, что это несерьезно, что его каждый раз спрашивают в больнице, кем он мне приходится, а он отвечает — парень. Когда меня выписали из больницы, мы расписались. На свадебных фотографиях жених был красивее невесты, но я была счастлива.
После аварии Леша все время вел переговоры с Шараповым, но не посвящал меня в детали, чтобы не тревожить. Общение было с самого начала напряженным: Шарапов угрожал в разговорах, обвинял меня в аварии и обещал устроить нам войну. «Она какая-то начинающая актриса, ты режиссер, который что-то там снял, ты вообще знаешь, кто я такой?» — спрашивал он Лешу на следующий день после аварии.
Шарапов заявил корреспонденту «Холода», что «никогда не угрожал» Алене Митрошиной или ее близким.
Первое время Леша отсылал жене Шарапова чеки наших расходов на препараты и медицинские процедуры, и она переводила ему деньги. Всего она компенсировала нам чуть больше 140 тысяч рублей.
На тот момент я получила только экстренную помощь, и мне еще предстояло долго лечиться и восстанавливаться. Например, мне нужно было поставить брекеты и пройти реабилитацию, чтобы вернуть чувствительность мышц лица. Кроме того, у меня на лице остались шрамы, которые мне как актрисе важно убрать. Впереди меня ждет еще одна операция, чтобы восстановить симметрию лица.
Врачи рассчитали, что на лечение уйдет около двух миллионов рублей, но это не была окончательная сумма. Нам нужны были гарантии, что Шараповы будут помогать нам, и Леша предложил подписать мировое соглашение, чтобы нам не пришлось идти в суд.
Все осложнилось тем, что через пару дней после аварии «Ленком» публично рассказал о произошедшем со мной, и эта новость просочилась в СМИ. А еще через какое-то время мое дело взял на личное попечение Бастрыкин.
В проекте мечты меня ждать не стали
Вскоре мы стали общаться через адвокатов: в августе нам предложили подписать мировое соглашение (есть в распоряжении редакции. — Прим. «Холода»), по которому Шараповы готовы возместить 325 тысяч рублей с учетом уже выплаченных средств. Нам эта сумма покрывала только 15% от стоимости лечения и реабилитации, план которых нам составили на тот момент.
В то же время траты на лечение продолжали расти. Я делала все возможное, чтобы скорее вернуться к работе: занималась фитнесом для лица, делала микротоки, иглоукалывание и другие процедуры. Но это не помогло мне удержать роль в проекте мечты — на съемках сериала меня ждать не стали.
После выписки меня вызвали на пробы другого фильма, в который я до этого пробовалась несколько раз, — они хотели посмотреть, в каком я состоянии после аварии. Я пришла: платье висит из-за худобы, подбородок все еще огромный, нижняя губа не до конца меня слушается. Меня не взяли. Сейчас этот фильм идет в кинотеатрах.
Мы уже потратили порядка двух миллионов рублей, и врачи говорят, что придется потратить еще столько же. Поэтому мы подали в суд иск, в котором требуем от Шараповых шесть миллионов рублей. В эту сумму входят не только траты на лечение и реабилитацию, но и возмещение заработка, который я утратила из-за аварии, и моральная компенсация. До того как обратиться в суд, мы еще раз предложили Шараповым подписать мировое соглашение, но они отказались.
Вернуться к нормальной жизни
Суд уже год рассматривает наше дело. Защита Шараповых не только оспаривает сумму компенсации — говорит, например, что зубы можно было сделать дешевле, — но и, как мне кажется, пытается выставить меня виноватой в аварии.
Шарапов как-то узнал, что на момент аварии я принимала нормотимик (препараты для стабилизации настроения. — Прим. «Холода») — не самый «жесткий» препарат. Теперь их адвокат требует от меня справку от психиатра, несмотря на то, что я давно перестала принимать эти таблетки и в материалах дела есть заключение врача, в котором сказано, что во время приема препарата управлять транспортными средствами можно без ограничений.
Следствие постановило, что в аварии был виноват Савва: он грубо нарушил правила дорожного движения. Однако Савва как несовершеннолетний не подлежит уголовному или административному наказанию, поэтому в возбуждении дела нам отказали.
Нам с мужем это решение показалось удивительным, но оспаривать его мы не стали — это все отнимает очень много времени, нервов и денег. К тому же нашей задачей с самого начала было получить финансовую компенсацию, чтобы восстановить мое здоровье и скорее вернуться к нормальной жизни. Добиваться того, чтобы мальчик понес наказание или его родителей лишили родительских прав, не входило в наши планы.
Самокат — опасная вещь
В апреле 2025 года я записала ролик со своей историей и не стала скрывать имя виновника аварии, рассказала о поведении его отца. Я до последнего думала, что мы все решим без лишнего шума, но мне надоело молчать. Я имею право поделиться тем, через что мне пришлось пройти.
Кроме того, мне кажется важным предостеречь других людей, потому что с началом весны в Москве вновь участились несчастные случаи с участием электросамокатов. Эти штуки — опасная вещь, люди даже разбиваются насмерть на самокатах, а виновники аварий скрываются с места преступления. Мне до сих пор очень страшно, когда мимо меня на улице проносятся люди на электросамокатах.
Шарапов в ответ опубликовал пост, в котором впервые принес мне извинения, сказал, что предоставил мне всю возможную помощь, и вдобавок обвинил меня и мое окружение в вымогательстве. Он посчитал мою публикацию попыткой надавить на суд и на его семью.
Вскоре его представитель потребовал вести суд в закрытом режиме, а Шарапов удалил свой пост. Поэтому я выложила в сеть мирное соглашение, которое нам предлагали подписать, и план лечения — по которому уже тогда стоимость была намного выше, чем предложенная Шараповыми сумма. А мой муж опубликовал ответ Шараповых на иск, где они вовсе отказались платить.
Позиция семьи Шараповых
Данила Шарапов отказался комментировать произошедшее. В переписке с «Холодом» он сказал, что позиция его семьи была высказана им ранее и дополнить в настоящее время ему нечего. На вопрос об угрозах Алене Митрошиной Шарапов ответил, что никогда не угрожал ей и ее окружению, и назвал ложным обвинение в этом. Позже он удалил свой пост в инстаграме.
Полный текст удаленной публикации:
«Наша семья очень сожалеет о произошедшем около двух лет назад событии, ставшим следствием столкновения двух самокатов. Мы вновь приносим извинения Алене и призываем всех участников дорожного движения к максимальной внимательности и взаимному уважению.
После случившегося происшествия наша семья оказывала всю необходимую помощь Алене, желая добровольно урегулировать сложившуюся ситуацию. Мы были искренне рады, когда осенью 2023 года Алена вернулась к выступлениям и работе в театре. Однако вскоре Алена и ее окружение стали злоупотреблять своим положением и откровенно вымогали деньги за сохранение конфиденциальности в отношении второго участника происшествия, моего сына.
При таких обстоятельствах было принято решение оставить этот вопрос на усмотрение судебных органов. С марта 2024 года в Пресненском районном суде г. Москвы рассматривается дело по исковому заявлению Митрошиной А.Е. о возмещении вреда в сумме более 6 млн рублей.
Опубликование видео и несоответствующих действительности сведений является способом оказания давления на суд, а также на мою семью. Более подробную информацию буду готов предоставить по окончании судебного процесса. Прилагаю небольшую часть скриншотов переписки моей супруги с мужем Алены (его никнейм в ватсапе Коко) от 2023 года. А также скриншот его переписки с нашим адвокатом и переписку наших адвокатов по урегулированию» (скриншоты есть в распоряжении “Холода“, в переписке идет речь о компенсации медицинских расходов).
Шанс, который может не выпасть актеру вновь
Из-за аварии и суда я могла бы разочароваться в людях, но я отказываюсь это делать. Меня поддержало очень много людей. Каждый день в больнице ко мне набивалась целая палата друзей и коллег, все обо мне заботились и смешили меня. Как бы парадоксально это ни звучало, этот период запомнился мне не только болью, но и весельем. Это тяжелое время очень сблизило меня с Лешей.
Что касается моих карьерных перспектив, в словах Шарапова о том, что я всего лишь какая-то там актриса, есть доля обидной правды. Получить главную роль в большом проекте — редкая удача, шанс, который может не выпасть актеру вновь. Я настроена оптимистично и хочу верить, что большие роли на экране у меня еще будут. Я прилагаю к этому максимум усилий: с сентября 2023 года хожу на кастинги и, как только более-менее оклемалась, вернулась в театр — работала с еще не зажившим лицом.
Я до сих пор чувствую странные покалывания в нижней губе и подбородке. Мне еще как минимум два года надо носить брекеты. Никто из кастинг-директоров мне не говорит, что меня не выбирают из-за брекетов, но я понимаю, что это влияет на их решение. Но я все равно верю, что преодолею все эти препятствия. Ведь, как оказалось, я со многим могу справиться.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!
