
36-летняя поэтесса Нина Александрова переехала в Ереван из Москвы в 2022 году. В России она преподавала литературу, а также работала маркетологом и редактором, а в Армении устроилась учительницей начальных классов для русскоязычных детей. Она получает меньше денег, чем раньше, но чувствует, что ее работа важна. Александрова рассказала «Холоду», чем Ереван отличается от Москвы и что ее удивляет в армянах.
Я из Челябинска, но училась в Екатеринбурге на филолога, какое-то время работала в маркетинге, а в 2017 году переехала в Москву и поступила в Литинститут имени Горького. После университета преподавала литературу в Московском институте психоанализа, а также работала редактором в проекте про поэзию «Метажурнал». Мне все нравилось: творческая жизнь кипела, у меня выходили сборники стихов, и я организовывала литературные фестивали. Но потом началась полномасштабная война, и я сразу решила, что нужно уезжать.
В десятых числах марта 2022 года я улетела из Москвы в Ереван. Я выбрала Армению, потому что тут нормально относятся к россиянам и не нужно получать разрешение на работу. У меня были какие-то сбережения и оставалась работа в России: я продолжала преподавать, но дистанционно. Администрация института с пониманием отнеслась к моему отъезду и разрешила мне это сделать.
Поразило человечное отношение
Мы с друзьями смогли снять только квартиру на троих: тогда приехало много россиян, и цены на аренду взлетели. Договор аренды подписала моя подруга, и только потом я поняла, что по документам получалось, что в квартире она жила одна. Я испугалась: подумала, что будут проблемы, потому что мне нужно было открывать ИП и предоставить адрес проживания.

Я попросила подругу написать расписку, что я живу с ней, и поехала в налоговую, готовая, если что, учинить скандал. Три часа сидела в очереди, напряженная, как пружина, и, когда шла к сотруднику, собиралась биться до последнего. Он спросил, где я живу, и я начала подробно объяснять ситуацию, на что он рассмеялся: «Вы не поняли. Не надо никакого договора, просто адрес скажите». Он выдал мне свидетельство и сказал: «Добро пожаловать». Меня тогда так поразило человечное отношение: в России я привыкла сражаться за каждую бумажку.
Первое время я постоянно удивлялась, насколько дружелюбна Армения по сравнению с Россией. Например, был случай, когда я открывала счет в банке, куда могла попасть в субботу. Тогда я еще не была налоговым резидентом — для нас было открыто отдельное окно, и вместе с другими эмигрантами я просидела в очереди несколько часов. Банк работал до трех, и, когда до закрытия оставалось 15 минут, я сказала охраннику: «Наверное, можно уходить — мы точно не успеем». Охранник удивился: «Как это, не успеете? Вы же взяли талончик! Мы не закроемся, пока не обслужим каждого, у кого есть талончик». И всех действительно обслужили.

Однажды я покупала стики для айкоса в табачной лавке — это было сразу после переезда. У меня не было с собой налички, а терминал отказывался работать. Продавец махнул рукой — потом занесешь. Я прибежала домой и закричала: «Ребята, вы представляете — мне продавец все просто так отдал!» Мы сразу бросились искать по карманам мелочь, чтобы вернуть. Потом я узнала, что это обычная ситуация — занести долг можно и через неделю, никто за этим особо не следит. Сильнее всего меня удивляло, что это обычные практики — в насколько же токсичной атмосфере я жила до этого, если меня такое впечатляет.
Я уже привыкла, что здесь принято быть дружелюбным, и сама здороваюсь со всеми соседями по дому. В день переезда они мне помогали таскать вещи, хотя я не просила. В Армении я не встречала неприязни к русским иммигрантам. Здесь хорошо знают, что такое война и что значит бежать, бросив свой дом.
Зарабатываю меньше, но мне все равно нравится
Летом 2022 года мне на глаза попалась вакансия: московский лицей имени Софьи Нюберг открывал свой филиал в Ереване и искал преподавателей словесности. Там была огромная анкета, которую я заполняла несколько дней. Потом я прошла собеседование, и директор позвал меня работать учительницей в начальной школе. Я была в ужасе, потому что до этого никогда не преподавала маленьким детям, но согласилась.
Осенью я начала работать. Первые полгода было тяжело: мы с коллегами особо не преподавали и в основном поддерживали детей и помогали справляться с негативными эмоциями. У многих была эмигрантская травма, у некоторых отцы оставались в России и доделывали дела — а тут началась мобилизация. Помню, мы писали диктант, а одна девочка разрыдалась и не могла остановиться. Я спросила, что случилось. Она ответила: «Папа в России, я очень боюсь, что его сейчас заберут на войну и убьют». Она обещала родителям хорошо учиться, поэтому, рыдая, пыталась дописать диктант.

Я поощряю творчество учеников. Мне как-то девочка сдала тетрадку с сочинением и сказала: «Нина, это — первая глава моего романа. Вы проверьте, но, пожалуйста, не ставьте ручкой оценку. Я в этой тетради дальше буду писать». Многие дети отлично пишут и некоторые уверенно говорят, что хотят стать писателями.
Совмещать две работы было тяжело: к концу учебного года сил не оставалось ни на что. Я приходила домой в семь вечера, а в восемь у меня начиналась дистанционная лекция. Я успевала выпить чаю и съесть бутерброд. Лекции шли до 11 по Москве — в Ереване это 12 ночи. Часто после занятия я засыпала прямо в кресле. Поэтому в 2023 году я уволилась из Института психоанализа.
Я до сих пор много работаю, у меня большая нагрузка в школе. Работа учителем не приносит больших денег: я зарабатываю примерно в два раза меньше, чем когда работала маркетологом. Но я не жалею, что решила сменить профессию. Начальная школа — это любовь. Работать с малышами намного круче, чем со студентами.

Я считаю, что можно работать ради денег, а можно приносить пользу людям и получать от этого удовлетворение. Мне кажется, в эмиграции для многих очень важно стало ощущать свою нужность и значимость — и у меня это получается.
«Армянский шик»
Ереван — безумно красивый город и сильно отличается от Москвы. Есть наследие 1990-х — много хаотичной застройки, например. Если квартира на последнем этаже, люди строили на крыше все, что хотели․
Квартира, которую я снимала с друзьями, была как раз такой надстройкой на крыше. Мы поднимались по лестнице, и там, где обычно находится вход на чердак, была дверь в нашу квартиру. Она была двухэтажной, и в прихожей стоял камин. Мы платили 1200 долларов — на троих выходило посильно.
Сейчас я снимаю квартиру за 500 долларов. Это все равно дорого для страны со средней зарплатой в 700 долларов. К тому же многие из этих квартир обставлены с «армянским шиком», что вызывает у приезжих шок. Например, я жила в квартире, где каждый дверной проем был декорирован алебастровыми колоннами. Основание этих колонн было из натурального мрамора, и я постоянно билась о него мизинцем. В гостиной стояли диваны и кресла, ножки которых были украшены стразами. Я быстро привыкла — как говорят, бывает так плохо, что даже хорошо.


В Армении мне нравится система уличных питьевых фонтанчиков. Они называются «пулпулаки» и стоят повсюду, через каждые 10 метров. Из-за них тут никто не покупает воду в бутылках. Я поняла, насколько к этому привыкла, когда ненадолго уезжала в Россию. Мы пошли гулять, захотели пить и начали искать, где купить воду, а я совсем отвыкла платить за нее.
У этих фонтанчиков есть еще и символическое значение: любой может купить фонтанчик и установить в память о своем умершем родственнике или друге. Часто на пулпулаках выгравировано имя, фамилия, годы жизни человека. На местных рынках похоронных товаров среди прочего можно купить такие фонтанчики. Концепция простая: пока течет вода, память о человеке сохраняется.
Тут я привыкла к качественным продуктам. Есть много сетевых магазинов, но фрукты и овощи я покупаю в овощных лавочках, а хлеб и лаваш — в пекарнях. В Армении лаваш едят почти со всем. Его продают огромными листами чуть ли не в полтора метра, и люди покупают их сразу по несколько штук.
Национальные армянские блюда божественно вкусные. Я очень люблю местный шашлык — хоровац. Здесь очень хорошее мясо, и его не принято мариновать в уксусе — просто лук, соль и специи. Еще в Армении очень любят кофе и пьют его в огромных количествах.
Не считаю, что переезд в Армению — это даунгрейд
Сейчас я чувствую себя спокойно в Армении и не хочу отсюда уезжать. Все мои взаимодействия с бюрократическими инстанциями прошли гладко и без происшествий. Я подалась на ПМЖ как индивидуальный предприниматель, и это был прекрасный опыт. Пришла в паспортно-визовое управление полиции, подала документы, мне сказали приходить через месяц. Ровно через месяц я пришла и получила карточку ПМЖ.

Через три года постоянного проживания в стране можно подавать документы на армянское гражданство. Я хочу купить здесь квартиру, а для граждан страны проценты по ипотеке ниже. Скоро и я смогу претендовать на армянский паспорт, но пока про это не думаю.
В Армении не бесплатная, но доступная медицина. У меня есть страховка, которая стоит меньше 250 долларов в год — в нее включена стоматология и возмещение стоимости лекарств. Страховка для физлиц стоит дороже, поэтому я попросила школу оформить ее. При этом даже без страховки к людям человечное отношение: на Новый год ко мне приезжала мама, и, когда мы гуляли по Еревану, она упала и повредила плечо. Я позвонила в скорую, они очень быстро приехали и забрали нас в больницу. За все процедуры с меня взяли около 2500 рублей.
Армения — очень безопасная страна. Тут можно пойти гулять глухой ночью, и никто не привяжется к тебе на улице, не обидит, не нападет и не ограбит. Тут перестаешь бояться полицейских. На митингах полиция присутствует только для того, чтобы протестующие были в безопасности.
Я не считаю, что переезд в Армению — даунгрейд (с английского: шаг назад. — Прим. «Холода»). Здесь я не ощущаю своей отчужденности от культурной жизни. В Армении живет половина московской литературной тусовки — за три года тут я со своими московскими друзьями встречалась чаще, чем когда жила в России.
Я иногда тоскую по России, но понимаю, что это тоска по прошлому, по ушедшему времени. Если сейчас поехать в Москву, там не окажется того, по чему я так скучаю. Летом 2023 года я летала на Урал, свою родину. Там красивые леса, озера и великолепная природа. Я путешествовала с друзьями, и мне было хорошо, но ненадолго. Я увидела, что вокруг все находились в состоянии сжатой пружины, люди были агрессивными и много пили — больше, чем раньше. Меня тогда очень жестко накрыло, и я поняла, что не хочу возвращаться в Россию.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!