Я служила в военной полиции Израиля, а теперь работаю визажистом в России

Алиса переехала из Екатеринбурга в Израиль в 18 лет. Она выучила иврит, отслужила в армии, помогала пострадавшим от войны. А шесть лет спустя она вернулась на Урал и теперь делает макияж для российских актеров. Многие не поняли ее решение, но Алиса уверена, что нашла свое дело. Она рассказала «Холоду» о сложностях, с которыми столкнулась на программах репатриации, о том, как проходит служба в израильской армии и почему она решила вернуться в Россию.

«Мышь серая — кому ты нужна? Там тебя никто не ждет»

Я родилась в Екатеринбурге и жила здесь до 18 лет. В детстве я не осознавала своей национальности, хотя мама водила меня в разные еврейские организации вроде «Сохнута» (Еврейское агентство, помогающее репатриантам и развивающее еврейскую культуру. — Прим. «Холода») и в синагогу. В 13 лет мама отправила меня в сохнутовский лагерь — там рассказывали о еврейской культуре.

Когда мне было 14 лет, мама пыталась отправить меня учиться в Израиль по программе для школьников. Это была школа «пнимия», похожая на российские интернаты или пансионаты, но я не прошла вступительные тесты. Но я тогда в любом случае не хотела в Израиль — мне было страшно. 

У меня были сложные отношения с семьей. Мы жили в однокомнатной квартире вчетвером, еще и с кошкой. Двухъярусная кровать, которую мы делили с братом, и ящики для вещей — все мое личное пространство. Дома я не снимала наушники, чтобы не слышать постоянные скандалы мамы с отчимом. 

В какой-то момент отчима переклинило, и он стал меня ненавидеть. К концу 11 класса у меня уже не было имени — отчим звал меня только «эта». Однажды он взял гитару и бросил ее мне в голову. 

Тогда я не знала, что хочу делать дальше, и решила все-таки полететь в Израиль. Я представляла жизнь в Израиле похожей на ту, что показывают в американских фильмах. Думала, что там будет весело, что я познакомлюсь с разными ребятами и начну жить лучшей жизнью. Отчим же про мой переезд говорил: «Мышь серая — кому ты нужна? Там тебя никто не ждет». 

По комнате летали тараканы с палец, а в ванной было птичье гнездо

Я поехала в Израиль по учебной программе СЭЛА (предназначена для выпускников школ с еврейскими корнями. — Прим. «Холода») и планировала репатриироваться (репатриация — возвращение евреев и их потомков в Израиль с правом на гражданство и помощь в адаптации. — Прим.«Холода»). Предполагалось, что в течение девяти месяцев мы подготовимся к поступлению в университет. Нас заселили в северный город Кармиэль в восьмиэтажную общагу: комнаты выглядели как небольшие квартиры, я жила с двумя соседками.

Мы начали учить иврит, потом добавились занятия по логике, математике, словесному мышлению и английскому. Дополнительно у нас были кружки по зумбе и вокалу. Формально это было по желанию, но нас все равно заставляли ходить. Иногда мы отправлялись в поездки по Израилю. 

Все свободное время я спала — ни на что больше не хватало сил. У нас на программе была большая проблема с питанием. Там была система: сначала в столовую заходили девочки, потом мальчики — потому что если сделать наоборот, то еды не останется. Однако даже так еды не хватало. Я постоянно смотрела мукбанги (видеоблоги, в которых люди едят на камеру. — Прим. «Холода»), потому что была вечно голодная.

Мы получали небольшую стипендию — около четырех тысяч рублей в месяц, если перевести на российские деньги. Этой суммы хватало, чтобы оплатить базовые вещи, вроде интернета, проезда и средств гигиены, но питаться на нее было затруднительно. При этом подрабатывать тоже было нельзя — за это могут выгнать с программы. Жаловаться не имело смысла — никому не было дела до наших проблем. 

Под конец программы нам сказали переселяться на другой этаж. Когда мы зашли в комнату, там был полный погром: летали тараканы размером почти с палец, а в ванной было птичье гнездо. Я помню, что постоянно была в шоке. Это был худший год моей жизни.

Программа закончилась летом 2019 года, и я начала ждать повестку в армию. Я хотела остаться в Израиле и видела в нем свое будущее, поэтому в ожидании призыва переехала в курортный город Эйлат и вышла на работу в отеле. Я почти не говорила на иврите, поэтому не понимала, какие выплаты мне положены, и не могла посчитать, какая у меня зарплата. Несмотря на то, что я работала с утра до вечера, деньги за это были совсем небольшие.

В какой-то момент я не выдержала и уволилась. Весной 2020 года у меня началась тяжелая депрессия: я не могла даже встать с кровати, не мылась, не чистила зубы, не ела. А в конце апреля меня призвали в армию.

Даже если тебе плохо, ты должна выполнять обязанности

Армия меня растормошила. Меня призвали на базу для репатриантов, которые не очень хорошо говорят на иврите. Я познакомилась с девчонками, которые, надеюсь, останутся моими подругами на всю жизнь. Наконец-то я стала хорошо питаться, потому что теперь за этим следили. У меня появились деньги.

Первый месяц мы готовились к курсу молодого бойца: практиковали иврит и учились объяснять, где и что болит. Каждый день в семь утра мы должны были уже собранные стоять на улице, выстроившись буквой «П». Наша командирша встречала нас, рассказывала важную информацию, а потом у нас было 10–15 минут на уборку комнаты, где мы жили вшестером. Все строго.

У моей подруги были ужасные месячные — она могла упасть в обморок, были сильные кровотечения. Но в армии всем было плевать на это: даже если тебе плохо, ты должна выполнять свои обязанности.

Нам выдавали оружие — его не заряжают, но мы были обязаны везде носить его с собой, даже в душ. Телефоны не забирали, наоборот, мы должны были быть на связи круглосуточно и в выходные. Даже если ты соблюдаешь шаббат, тебе могут позвонить, чтобы срочно вызвать на базу, а если ты не заметишь звонок — тебя накажут.

Наказывают, например, за использование телефона на посту, игры на рабочем компьютере, опоздание на базу или неявку. За внешний вид тоже — если ходишь с неуставной прической или ногти накрашены ярким лаком. Во время пандемии могли наказать за приспущенную маску. В основном людей за такое не отпускали домой. За серьезные проступки, например, секс на базе или игры с оружием, могут отправить в суд, а затем в армейскую тюрьму.

У нас в армии был случай: мальчик в другой группе трогал других мальчиков по ночам. Я узнала об этом и рассказала всем офицерам и командирам, а они сделали вид, что были в шоке. В итоге того парня осудили и отправили в армейскую тюрьму на месяц за игры с оружием, но я подозреваю, что это был лишь предлог. 

После армейской тюрьмы солдат возвращается на службу, его переводят в другую часть и понижают в должности. При серьезных правонарушениях солдат переводят в гражданскую тюрьму. Например, было громкое дело: офицер насиловал солдаток. Его посадили в обычную тюрьму. 

Нервная система от усталости сходит с ума

После курса молодого бойца начинается обучение по должностям. Для этого каждому солдату выдают листок, на котором прописаны варианты, куда он может пойти в зависимости от его ситуации — пола, знания языка, состояния здоровья и многого другого. Женщины практически не представлены в боевых подразделениях некоторых элитных войск. Кроме того, им нельзя участвовать в определенных военных операциях, например, в поимке террористов.

Больше всего я хотела стать водителем боевой машины на границе, чтобы получить водительские права. Но в итоге меня отправили в военную полицию. 

Каждый день я вставала в пять утра. После собрания в шесть утра у меня начиналась смена. До 10 я работала, а дальше был перерыв, на который нам обычно находили занятия, к примеру, уборку. Вторая смена могла длиться от двух до четырех часов — всегда по-разному. Вечером остается свободное время.

В армии не столько физически тяжело, сколько морально. Нервная система от усталости сходит с ума. К армейскому психологу попасть непросто, к тому же чаще всего он отвечал: «Попей водички, расслабься в свободное время». Одна девочка не выдержала, залезла на столб посреди базы и ревела, пока ее не сняли. После этого ее отправили к психиатру и демобилизовали из армии.

Лучше всего было тем, у кого в Израиле есть родители, которые позвонят и устроят истерику. Их меньше вызывали из дома в выходные, они не так сильно переживали из-за денег. У меня таких мамы и папы не было, поэтому я постоянно ругалась с командирами, чтобы себя защитить, хотя это особо ни к чему не приводило.

Женщины в израильской армии должны служить 24 месяца, но я отслужила 21, потому что стала плохо себя чувствовать. Однажды я упала в обморок, и врач сказал мне: «Ты себя просто доведешь, надо уходить». Сначала я отказывалась, но в итоге мне стало совсем плохо. Я поехала на медэкспертизу, сдала анализы и поговорила с армейским врачом. Они все посмотрели на меня и выпустили. При этом они решили, что я достаточно послужила — это считается полноценной службой.

Я проснулась от воя сирен

В феврале 2022 года я ушла из армии. Первое время я чувствовала себя странно — постоянно дергалась, переживала, что у меня упадет берет или что мне позвонят. Сперва я работала в отеле по выходным, затем перешла в кофейню.

После службы мне перевели около 9000 шекелей (около 280 тысяч рублей по среднему курсу на февраль-март 2022 года. — Прим.«Холода»), чтобы я могла обеспечивать себя первое время. Также мне выдали грант около 15 тысяч шекелей (примерно 465 тысяч рублей по среднему курсу на февраль-март 2022 года. — Прим.«Холода»), который лежал на закрытом счету. Его можно было потратить на обучение, свадьбу, ипотеку или бизнес. Я потратила его на курсы визажа, ведь я всегда много рисовала и любила макияж.

Летом 2022 года я пошла на полугодовые курсы в колледже и параллельно работала в магазине косметики, а затем в кофейне в аэропорту. Тогда я часто испытывала пассивную агрессию: я выкладывала «крики души» в истории инстаграма, а потом и в тикток. Первое видео неожиданно набрало 20 тысяч просмотров, и я стала снимать регулярно. Блог помогал мне психологически разгружаться.

Потом наступило 7 октября. Рано утром я проснулась от воя сирен — до этого я никогда не слышала их в своем городе. Я побежала в бомбоубежище и включила прямой эфир, потому что мне было страшно оставаться одной. Я слышала взрывы, одновременно читала новости и была шокирована. 

Общественный транспорт перестал ходить, но коллеги подвезли меня до работы. В этот же день началась мобилизация, призвали молодого человека, с которым я тогда встречалась. Со мной работали пожилые люди, и они не успевали добежать до бомбоубежища из-за усталости. Их приходилось заставлять ложиться на землю и закрывать голову. Жизнь разделилась на «до» и «после». 

Со мной работала женщина, дочь которой поехала на фестиваль Supernova (утром 7 октября ХАМАС атаковал фестиваль электронной музыки возле кибуца Реим, на котором находились несколько тысяч человек. — Прим. «Холода»). Она поехала туда с молодым человеком — парня нашли мертвым, а ее долго продолжали искать. Оказалось, что ей отрезали голову. С тех пор ту женщину я видела только в трауре. 

Две недели после 7 октября я не могла вести тикток. Потом решила, что хочу снимать что-то отвлеченное. К тому же я начала помогать собирать гуманитарную помощь солдатам и беженцам на работе. Потом я запустила небольшой проект, в котором каждый день перед работой созванивалась на час с незнакомыми девушками из Израиля. Мы выбирали отвлеченную тему и болтали, чтобы отвлечься хотя бы короткое время.

С меня хватит

Я начала думать о переезде из Израиля. У меня был нервный срыв, и я почувствовала, что мне надо двигаться дальше. Я собиралась заниматься визажем, начала вести блог, но поняла, что это будет очень сложно монетизировать в Израиле. Мне было страшно представлять, что я заведу там семью, — за шесть лет в Израиле я дважды оказывалась рядом с местами терактов.

Переезд означал, что придется снова собирать жизнь с нуля, когда нет друзей, работы, образования. Однако весной 2024 года я решила, что с меня хватит.

​​Не знаю, можно ли когда-то стать «своей» в новой стране. Ты можешь выучить язык, стараться изо всех сил, но по-настоящему комфортно там будет, скорее всего, только твоим детям. Тебе же придется работать всю жизнь без передышки, без возможности остановиться и выдохнуть. В Израиле мне жилось нормально, но ощущение дома так и не появилось

Перед отъездом оттуда я представляла Россию как уютное, спокойное и тихое место, похожее на лето. Как место, где у меня есть возможность развиваться, где я смогу добиться каких-то высот.

Когда я вернулась, некоторые стали осуждать меня. Эти люди не были в моей ситуации и не понимают, почему я решилась на это. Они все спрашивают: «У тебя есть возможность поехать в Америку (с конца 2023 года граждане Израиля имеют право на безвизовый въезд в США на срок до 90 дней, однако для более длительного пребывания, учебы или работы им необходимо оформить соответствующую визу. — Прим. «Холода»), почему ты вернулась в Россию?» Но как я могла бы поехать в Америку? Я женщина, и я одна — что бы я там делала? 

Сейчас я строю карьеру в индустрии визажа. Я развиваю свой второй аккаунт в тиктоке с макияжем. Так я познакомилась с сотрудниками местной киностудии, поработала на съемках клипа и в рекламе, начала потихоньку налаживать связи в этой сфере.

Но в России мне не хватает свободы. Я вспоминаю своих друзей в Израиле, красивые места, в которых я была, яркие моменты своей службы. В голове Израиль — это всегда голубое небо, всегда тепло, солнышко светит и вечное лето. Иногда я начинаю винить себя, что уехала, и мне приходится себе объяснять, напоминать, почему я это сделала. Так что теперь я почти не скучаю по Израилю.