Мы отдали бабушку в дом престарелых

После инсульта мужа у бабушки 24-летней Олеси Корсаковой случился психоз и обострились признаки деменции: во время одного из приступов она ходила по квартире голая, сыпала себе соль в глаза и галлюцинировала. И Олеся, и ее родители работали, и полноценно следить за бабушкой возможности у них не было, поэтому они решились определить бабушку в дом престарелых. Олеся рассказала «Холоду» о том, как семья смогла сделать такой выбор, об условиях в пансионате для пожилых людей и о том, почему она считает, что определить заболевшего родственника в специальное учреждение — это нормально.

Имя и фамилия изменены по просьбе героини

Моя бабушка, мать моей мамы, родилась в 1941 году и большую часть жизни провела в Волгограде. В молодости она работала преподавателем в вечерней школе, затем стала товароведом. К началу 1990-х занялась бизнесом — закупала товары за рубежом для продажи в России.

В 1990-е годы, еще до моего рождения, мои родители переехали в Москву. Вслед за ними сюда перебралась и бабушка. Тут она вышла замуж во второй раз. Ее муж не был моим кровным родственником, но участвовал в моем воспитании, поэтому я с детства называла его дедушкой.

Мы с родителями жили через дорогу от бабушки с дедушкой, поэтому постоянно ходили друг к другу в гости и отмечали вместе праздники. Я часто оставалась с бабушкой: она забирала меня из садика и школы, а если родители задерживались на работе допоздна, ночевала у нее. На каникулы и праздники я часто ездила куда-то не с родителями, а с ней. 

Бабушка стояла голая по пояс и сыпала соль в глаза

Несколько лет назад с бабушкой начали происходить странности. Например, как-то к ней на улице пристали странные люди и продали ей кучу ненужных вещей на 20 тысяч рублей. Она потом была в растерянном состоянии, что купила у них искусственную шубу и постельное белье, не стоившие тех денег, которые она отдала.

Когда бабушка пришла в себя, она позвонила нам и удивлялась, что позволила так обмануть себя. Мы подумали: ну ладно, с кем не бывает? 

Еще бабушка часто повторяла одни и те же истории и забывала, что уже рассказывала их. Но никаких галлюцинаций или самовольных уходов из дома без цели, как случается у пожилых людей с деменцией, у нее не было. 

Тогда мы не придавали этому значения, хотя и у меня, и у мамы психологическое образование: я работаю психотерапевтом, она — клинический психолог. Но после первого приступа психоза мы поняли, что это были его предвестники.

Год назад утром маму разбудил странный звонок. Звонил бабушкин сосед и рассказал, что из ее квартиры уже несколько часов доносятся громкие звуки телевизора, криков и ударов. На часах было около восьми утра, и это смутило соседей. Бабушка и ее муж всегда были тихими и спокойными, такое поведение им было не свойственно. Мама сразу туда поехала.

Сначала в квартиру пытались попасть соседи: они стучались в дверь, но им никто не открыл. Тогда они позвонили маме, а заодно вызвали полицию и МЧС. Когда спасатели уже начали вскрывать дверь, бабушка все-таки открыла им. 

В квартире не было полного хаоса, но все почему-то оказалось перевернуто. Телевизор был разбит вдребезги — казалось, что в его середину кто-то ударил изо всей силы. У бабушки под глазами были странные синяки, а у дедушки случился инсульт. Мама срочно вызвала врачей.

После того как дедушку увезли в больницу, у бабушки случился психоз. Она была в загнанном и паническом состоянии. Чуть позже успокоилась, но ее сознание осталось спутанным: она понимала, что находится дома, но не могла объяснить, что произошло. Мама позвала на подмогу меня, потому что у нее была срочная работа.

Я приехала, и, пока мы с мамой отвлеклись на разговор, бабушка пыталась бороться со своими синяками. Она стояла голая по пояс, брала соль и пыталась засунуть ее себе в глаза. Ей было очень больно, она ругалась. Когда я увидела это, у меня самой чуть не случилась истерика. Маме пришлось промывать ей глаза — это было жуткое зрелище.

Бабушка не осознавала, что в доме есть кто-то, кроме нее. Она бесконечно надевала и снимала одежду. У нее была навязчивая идея — собрать вещи дедушке в больницу и пойти к нему, и она хватала все подряд — даже пустые бутылки от лимонада. В какой-то момент она уже обулась, практически надела верхнюю одежду и была готова выходить. Тогда мне стало страшно. Я не понимала, как могу остановить ее физически. Но мне повезло: я решила с ней поговорить и смогла убедить ее остаться. Правда, потом она раздраженно ходила по дому и не понимала, почему я не пускаю ее по делам.

Весь день я наблюдала разные проявления бреда у бабушки. Она видела галлюцинации — к счастью, они ее не пугали. У меня не получалось ни накормить, ни напоить ее. Я надеялась, что уложу ее спать и сама смогу немного отдохнуть, но она активно боролась за свое право навестить деда. 

Все это время я искала психиатра, который смог бы дать рекомендации, что делать. Врач приехал вечером, настоял на госпитализации, и мы положили бабушку в платную клинику. Там ей купировали психотический приступ, и она пришла в себя. 

Этот день с бабушкой стал одним из самых тяжелых в моей жизни. Я очень сильно плакала. Мне было тяжело и грустно. Я боялась, что бабушка навсегда останется такой.

Сейчас я шучу, что тогда я попала на клиническую практику, потому что у бабушки был настоящий приступ бреда. Мы до сих пор не знаем, что было триггером, кто разбил телевизор и откуда у бабушки были синяки. Но нам стало понятно, что ее больше нельзя оставлять без присмотра. 

У нашей семьи нет возможности за ней следить: мы с мамой работаем, а папа живет на даче и занимается домом и участком, поэтому он тоже отказался.

Моральной дилеммы не было

Первая идея, которая нам пришла в голову, — нанять сиделку. В больнице бабушка уже захотела домой, поэтому мы думали, что в своей квартире ей будет лучше. Пока мы искали сиделку, с ней находилась мама, однако ей было очень тяжело совмещать это с работой. Мне кажется, качество работы всегда будет страдать, если одновременно постоянно ухаживать за близким человеком, с которым случилась беда.

Мы нашли сиделку — и несколько дней все было хорошо, они жили душа в душу. А потом бабушка начала сопротивляться — по какой-то причине эта женщина просто перестала ей нравиться. Сама сиделка тоже начала жаловаться — тяжело, когда против тебя настроен пожилой человек, за которым ты ухаживаешь. Так что она сама отказалась от работы.

Оставался только один выход: определить бабушку в спецучреждение. У нас было два варианта: частный и дорогой пансионат или государственный геронтологический центр, куда можно поместить человека за несколько десятков тысяч рублей (но есть и бесплатные места, если доказать, что семья малоимущая). 

Про государственный центр нам рассказали дочери дедушки от первого брака. Они отправили его туда после того, как его выписали из больницы: к сожалению, дедушка так и не оправился после инсульта и нуждается в постоянном уходе.

Конечно, бабушка хотела жить дома, но она сама понимала, что не сможет жить одна — без деда. Она побаивалась одиночества и догадывалась, что ей нужны забота и наблюдение. Мама предложила ей попробовать пожить в геронтологическом центре и присмотреться. Еще большой мотивацией для нее было то, что она будет жить с дедушкой в одном учреждении, хоть и в разных палатах.

Я не могу сказать, что перед нашей семьей стояла какая-то серьезная моральная дилемма. Мы быстро решили, что именно этот вариант будет лучше, чем если нам придется совмещать работу и постоянный уход за бабушкой. Когда мама взяла ее к себе на новогодние праздники, ей было очень тяжело. У нее просто остановилась практика, потому что бабушка вечно чудила, вела себя странно и хотела домой. 

Бабушка жалуется, что в доме престарелых все старые

Сейчас бабушка живет в геронтологическом центре уже около года. Ежемесячно мы платим около 60 тысяч рублей. Мы регулярно навещаем ее: я езжу туда пару раз в месяц, а мама — намного чаще. Иногда она возит бабушку домой и в поликлинику. 

Палата бабушки скорее напоминает номер в санатории. У нее есть балкон, холодильник, свой туалет. Ее очень мотивирует то, что она может ухаживать за мужем. Дедушка все еще в очень плохом состоянии, но она помогает кормить его через трубочку и ходит в его палату. 

Я бы не сказала, что бабушке очень нравится в пансионе. Но я думаю, это просто связано со склонностью пожилых людей жаловаться на жизнь. В плохом настроении она иногда говорит нам: «Тут все такие старые, половина не слышит, половина не видит». Бывает, что она жалуется на скуку или на то, что им дают мало сладкого, — ведет себя немного по-детски.

Я думаю, ей бы так же не нравилось и дома: она бы стала жаловаться на погоду или на соседей. Бабушке ведь 83 года. У нее все время что-то болит, очень шаткое психическое состояние, и много что выводит ее из себя. Иногда в ответ на ее жалобы я шучу: «Ну да, бабуля, тут все старые, но ведь и ты тоже». В ответ она смеется и возвращается в реальность.

С помощью препаратов и спокойной атмосферы, которую мы смогли обеспечить бабушке, она вернулась в сознание. Хоть она до сих пор очень забывчивая, но способна вести диалог и удерживать во внимании какие-то важные вещи. Проблема в том, что любой стресс снова может обострить ее состояние.

Я считаю, что в этом месте бабушке обеспечивают спокойствие: там все тихо и мирно. А внешняя среда вне центра может оказаться для нее опасной. В целом бабушка продолжает жить примерно ту же жизнь, которая была у нее до этих событий. К ней часто ездят родственники, но еще за ней наблюдают врачи. 

Нас никто не осуждал

Мне повезло: никто из моего или маминого круга общения ни разу не посмотрел на нас косо и не осудил нас за такое решение. Возможно, это связано с тем, что среди друзей нашей семьи много психологов, и они с пониманием и сочувствием относятся к таким историям. Мои друзья иногда даже интересуются деталями и условиями содержания людей в таких местах.

Конечно, есть люди, которые осуждают других за то, что они отдали своих недееспособных родственников в дом престарелых или психоневрологический диспансер. Я рада за тех, кто не сталкивался с такой необходимостью. Думаю, осуждающие просто не понимают, как тяжело ухаживать за больным человеком. 

У меня ощущение, что эмоционально мы с мамой потратились больше, чем бабушка. Она впала в немного детское состояние и, в отличие от нас, не очень осознавала происходящее. Поэтому пожилым родственникам может быть намного легче, чем тем, кто наблюдал за процессом деменции или психоза. 

Иногда людям сложно ухаживать за заболевшим родственником, но они не могут решиться на то, чтобы отдать его в спецучреждение. Я бы сказала им, что это не так страшно, как кажется. Ведь мы тратим много сил на уход за близким, а когда этим занимаются другие, сэкономленные эмоции можно дарить родственникам в процессе общения. 

Возможно, многим кажется, что отправить родственника в спецучреждение — все равно что в тюрьму, но это не так. Вы можете навещать человека хоть каждый день. Для меня как внучки особо ничего не изменилось: просто теперь мне нужно ехать к ней не на один адрес, а на другой. Да, бабушка мне не приготовит еду, не нальет чай, но это уж точно можно пережить.

Когда я сейчас прихожу к бабушке в гости, постоянно вижу какую-то движуху. В геронтологическом центре показывают разные фильмы, все друг с другом общаются, сотрудники обеспечивают хороший уход. Когда я это вижу, у меня появляется мотивация зарабатывать деньги, чтобы оплачивать бабушке хорошее место, где будут за ней ухаживать, давать лекарства, кормить и развлекать.