Я прервала беременность на пятом месяце

39-летней домохозяйке и блогеру Ольге Лукьяновой из Москвы пришлось прервать беременность на большом сроке: врачи обнаружили у ребенка синдром Дауна, водянку и другие болезни, с которыми его шансы на выживание были низкими. Когда Ольга стала писать об этом опыте в блоге, она получила множество комментариев от женщин, которые тоже пережили подобную трагедию. Она рассказала «Холоду», почему решила не рожать и как смогла сделать такой выбор, что она чувствовала и как восстанавливалась после, и почему публично поделилась своими переживаниями.

В начале 2024 года я забеременела, и мы очень обрадовались. Вообще-то я не мечтала о втором ребенке, но думала: если я вдруг забеременею, то буду рожать. Но я часто натыкалась на видео в инстаграме про риски родов у женщин после 35 лет и невольно начала тревожиться. Тогда я сказала мужу: «Если с ребенком что-то будет не так, то я не буду его оставлять. Мне не хочется обрекать на муки его, тебя и сына». И мы пришли к совместному решению, что не будем рожать, если что-то пойдет не так.

Тем не менее мы сказали нашему семилетнему сыну, что у него будет брат или сестра. Сначала он не понял, проявил агрессию и ушел в отрицание. Сын спрашивал: «Как так, неужели я буду не один?» Но потом принял это, обрадовался и начал очень ждать, когда братик или сестренка родится. Он целовал живот, таскал к нему игрушки, рассказывал, что будет дарить ребенку, когда тот появится на свет. Мы даже придумали имя будущему ребенку — Марсель.

«Возможно, ребеночек просто курносый»

На первом скрининге, который проводят на третьем месяце беременности, врач заметил гиперплазию плода: он был нетипично большим. Мне сказали, что, возможно, ребеночек просто курносый и это нормально. В клинике нам посоветовали ждать второго скрининга. Для подстраховки я поехала к генетикам, которые назначили мне анализ крови и расширенное УЗИ.

После УЗИ врачи сказали, что у ребенка подозрение на синдром Дауна. Результаты анализов крови тоже показали патологию. Меня снова направили к генетикам, и я во второй раз сдала кровь и сделала УЗИ. После этого мне сказали, что у ребенка еще и водянка, но ее можно вылечить внутриутробно.

Мне предложили сделать амниоцентез — прокол плодного пузыря. Оттуда берут околоплодные воды и отправляют на анализ, чтобы узнать все патологии, которые могут быть у ребенка. Через три с половиной недели я легла в больницу, и мне сделали прокол. К тому моменту срок моей беременности был около четырех месяцев.

Прокол и дополнительные анализы показали, что ситуация плачевная: у ребенка плохо развиваются легкие, проблемы с сердцем. Врачи сказали, что легкие, возможно, вообще не разовьются. Ребенок был весь отекший, заплывший, и его размеры не соответствовали сроку: были больше, чем нужно.

Когда я пришла за результатами анализов, мне сказали, что у меня есть две опции: прервать беременность или попробовать продлить ее до девятого месяца, если я готова рожать. Врачи мне сказали, что я в принципе могу родить этого ребенка, но он точно будет больным и вряд ли проживет долго. Но, возможно, он умрет еще внутри утробы, потому что проблемы с органами слишком серьезные.

Страшно было сказать сыну

Я морально начала готовить себя к тому, что ребенок не родится, почти сразу после того, как врачи подтвердили синдром Дауна, — то есть я осознавала, что беременность, возможно, придется прервать. Однако все равно после того разговора с врачами я плакала и не могла принять сказанное. 

Но все же я очень рациональный человек и уже тогда понимала, что не буду рожать этого ребенка. Вряд ли моя психика выдержала бы это. Вдруг я рожу, а потом ребенок быстро умрет? Это будет такая трагедия! И как мне было бы жить всю оставшуюся беременность с мыслью о том, что в конце он все равно умрет? Надеяться на то, что я каким-то чудом его вылечу? Мой мозг не принимал такое. И я поняла, что не хочу рожать. Я отключила все чувства и эмоции и решила прервать беременность. 

Врачи не делали никаких прогнозов и не говорили, сколько прожил бы ребенок, если бы все-таки родился. Но водянка у него была вообще во всем теле: в легких, брюшной полости, шейном отделе. Когда я его родила, он был весь опухший и отекший: практически не было ни носика, ни шеи (по российским законам, плод до 22 недели беременности не считается ребенком. — Прим. «Холода»). 

Я не хотела мучиться сама и мучить своего сына, который бы все это видел. Больной ребенок — это всегда очень тяжело. Но и для меня было очень сложно сделать выбор. Поэтому я обсуждала все это с мужем: мы с ним поговорили, и он тоже согласился, что беременность лучше прервать. 

Страшнее всего было сказать об этом сыну. Он часто ездил со мной в клиники, в том числе и на дополнительные анализы, потому что у нас не всегда была возможность оставить его одного дома. Он спрашивал: «Мам, зачем мы так много ездим?» Я отвечала: «Малыш болеет, надо обследоваться». Но я долго думала, как сказать ему о том, что у него не будет брата. 

1 сентября сын должен был идти в первый класс, а я — лечь в больницу на прерывание. В ночь перед госпитализацией мы легли спать: он, как обычно, обнял и поцеловал животик и пожелал братику спокойной ночи. И я сказала ему: «Маркуш, тут такая ситуация: Марсель очень сильно заболел. Он не выживет. Завтра я ложусь в больницу, чтобы беременность прекратилась». 

Сначала у сына началась истерика, он плакал и сильно кричал, спрашивал: «Что это значит? Он что, умрет?» Я ответила: «Да, он умрет, и у тебя не будет братика».

Марк спросил меня: «Это что же? Я зря все это время обнимал, целовал, любил?» Я сказала: «Конечно же, не зря. Ведь он чувствовал твою любовь». 

Недавно в нашей семье умер дедушка Марка, отец моего мужа. Когда мы говорили об этом сыну, то сказали ему, что он на небесах. Еще у нас была собака, лабрадор Берта, которая тоже умерла. Сын очень ее любил. И тогда Марк сказал: «Значит, они все вместе будут на небесах с Бертой и дедушкой». Он поплакал еще минут 15–20, я его успокоила, и мы легли спать. 

Я чувствовала, как он умирает

Все закончилось 1 сентября. Утром сын пошел в школу с папой и бабушкой, а я поехала в больницу. Когда я заселилась в палату, в этот момент там рожала девушка. Я сказала ей: «Привет, я Оля. А что происходит?» Она ответила: «Я рожаю в памперс». Я спросила: «Прямо здесь? Боже, какой кошмар». Я думала, что прерывание беременности даже на большом сроке проходит как-то по-другому. Но девушка сказала мне, что лучше так, чем полостная операция и хирургическое вмешательство (медикаментозный аборт на поздних сроках выполняют, вводя вызывающие сокращения матки препараты, что приводит к искусственным родам — Прим. «Холода»).

Я сидела с этой девушкой и держала ее за руку, очень переживала за нее. Через три-четыре часа она родила, на следующий день ей сделали контрольное УЗИ и выписали домой. 

В тот же день врачи выдали мне таблетку, которая провоцирует остановку сердца ребенка и роды. Всю ночь я чувствовала, как он умирает, очень сильно брыкается и толкается — раньше такого не было. Утром мне принесли памперс и четыре таблетки, которые вызывают схватки. 

Я была в палате одна, но иногда ко мне приходила медсестра и спрашивала, как все проходит. У меня очень долго не было раскрытия шейки матки, и меня просили ходить, приседать, активно двигаться. Воды у меня отошли только через пять часов. Потом начались очень болезненные схватки, которые длились примерно час. 

Я хотела орать, чтобы меня отправили на кесарево сечение, хотелось просто умереть — настолько больно мне было. Мне поставили укол обезболивающего, которое не особо помогло. Где-то через час я заглянула в памперс и увидела, что родила ребенка. Через 20–30 минут меня отвезли на вакуумную чистку. На следующее утро мне сделали повторное УЗИ, убедились, что все в порядке, и отправили домой. 

Когда я вернулась, родные не задавали мне никаких вопросов, но старались отвлечь: позвали за стол, предложили поесть. Следующие три дня я просто лежала на кровати, плакала и пыталась принять случившееся. Я до сих пор не могу морально восстановиться — ведь прошло всего два месяца. Но я поняла, что нужно хотя бы на людях выходить из этого состояния, потому что у меня есть муж и ребенок, о которых надо заботиться.

Муж меня поддерживал: готовил еду, возил ребенка в школу. Он меня не трогал, дал время пережить эту трагедию. А потом я сама просто встала и начала отвлекаться. Я занималась домашними делами, запретила себе переживать и уходить в депрессию. Моя знакомая психолог спросила меня, нужна ли помощь, но я ответила, что все нормально.

В инстаграме меня отправляли в ад

У меня есть телеграм-канал, в котором мои подписчицы писали мне слова поддержки. Рилсы в инстаграме, в которых я откровенно рассказывала про прерывание беременности, набрали огромное количество просмотров, чего я не ожидала. Мне написали в директ очень много девочек: они рассказали, что проходят через такой же опыт и что им очень тяжело. Почти всем из них я отвечала и поддерживала в ответ.

Конечно, я столкнулась и с хейтом: некоторые писали мне, что я убийца своего ребенка, отправляли в ад. Но я спокойно отношусь к таким комментариям и стараюсь не обращать на них внимания. А с хорошими людьми я всегда общаюсь: это мотивирует меня рассказывать о таких страшных и сложных вещах, чтобы женщины, прошедшие через такой опыт, поняли, что они не одни.

Я чувствую, что делаю полезное дело. Я не психолог, но женщинам в такой сложной ситуации важно понять, что это их личный выбор, и для них он в любом случае правильный. Никому нельзя осуждать: может быть, у человека тяжелое финансовое состояние, может, это мать-одиночка или с уже больным ребенком. 

Одна девушка написала мне: «Будь ты проклята, чтобы вся твоя семья сдохла, а животные сгнили» (у нашей семьи есть две собаки и две кошки). Я так поразилась этой дичи, что не удержалась и написала ей в личку, что она дура, и спросила, что у нее случилось. Она начала агрессивно писать мне в ответ, что я убила ребенка, и Бог меня накажет. Но в итоге мы разговорились и болтали часа четыре. 

В итоге она призналась мне, что она жутко устала. У нее трое детей, двое из которых больны: у одного ДЦП, а у другого — синдром Дауна. От нее ушел муж и отвернулись родственники, а она решила вылить свою злость на меня. Потом эта женщина попросила у меня прощения. Она признала, что наговорила гадостей, но сказала, что не со зла — просто это был крик души. С одной стороны, она меня понимает, но выступает против любых абортов. 

Я сказала ей: «Ты сделала свой выбор, хотя было заранее известно, что у тебя родятся дети с инвалидностью. А это мой выбор. Ради чего ты решилась на такой шаг, что это тебе дало? Но грязь почему-то летит в меня, потому что я сделала другой выбор». 

Мне писали и другие девочки, которые сознательно родили ребенка с тяжелым диагнозом. Некоторые из них говорят: «Если бы я знала, как это тяжело, я бы тоже прервала беременность. Я тебя поддерживаю». Одна девочка написала мне, что после решения об аборте от нее ушел муж. Он настаивал на том, чтобы она рожала, но она решила прервать беременность. Теперь она счастлива, что рассталась с человеком, который не принял ее выбор. 

В любом случае я получаю больше поддержки, чем хейта. Это очень болезненная и чувствительная тема, но замалчивать ее нельзя. Не просто так есть эти анализы, медицина шагает вперед, а мамам дают выбор — оставить ребенка или нет. 

Я думаю, что таким историям, как моя, нужно давать больше огласки, потому что много кто с этим сталкивается и остро переживает. Это тяжело, это страшно, но такое бывает. Мир и так переполнен горем, слезам, войнами, больными и брошенными детьми. Поэтому хочется, чтобы каждый человек имел свой выбор, находил решение и выход из сложной ситуации.

Очень хочется, чтобы родственники и близкие не осуждали девушек, если те решат прервать беременность. Нужно понимать свои возможности. Сейчас можно спокойно, без всяких проблем для здоровья, прервать беременность, а через два месяца забеременеть еще раз. 

Вот это совет!

Мне почти 40 лет, и я решила, что больше не буду рожать детей. Думаю над тем, чтобы поставить себе внутриматочную спираль, потому что понимаю, что больше не хочу идти на такой риск, и мне уже хватает одного первоклашки. А еще благодаря этой беременности и малышу у меня нашлись заболевания, о которых я даже не знала. Если бы не куча анализов, я бы даже не подозревала, что у меня есть такие диагнозы. Зато сейчас я смогу заняться своим здоровьем. 

Конечно, бывают дети с синдромом Дауна, которые прекрасно себя чувствуют, сами ходят и хорошо развиваются. Работают, даже снимаются в кино. Но в моем случае у плода было множество других диагнозов, с которыми ребенок вряд ли бы смог долго жить.

Кто-то в инстаграме предложил мне родить и оставить ребенка в детском доме. Вот это совет! Кому он будет нужен в государственном учреждении? Когда ты смотришь на отказников в домах малюток, прекрасно понимаешь, что этих детей оставят на произвол судьбы. Если уж решаешь рожать, то придется положить жизнь на воспитание ребенка и на уход за ним.

Если вдруг мы с мужем захотим еще одного ребенка, то мы, скорее всего, возьмем его из дома малютки. Меня в раннем детстве саму забрала приемная семья из дома ребенка, поэтому хочется сделать доброе дело, если будет возможность. Взять малыша и достойно воспитать его, если мысли об этой ситуации меня отпустят.