Моя дагестанская семья травит меня из-за блога

23-летняя Замира Наврузова (имя и фамилия изменены по просьбе героини) выросла в Дагестане, в семье, где ее строго контролировали старшие братья. За непослушание они били ее, а мать не вмешивалась. С детства она мечтала уехать из Махачкалы. Чтобы заработать на переезд, она завела блог. Но за каждую фотографию в открытой одежде родственники травят ее и угрожают. Наврузова рассказала «Холоду», как в детстве ее избили за разговор с мужчиной, как брат не хотел отпускать ее учиться в Москву и что она делает, чтобы добиться свободы.

У меня два брата: Рагим на 10 старше, а Алим — на два (имена изменены по просьбе героини. — Прим. «Холода»). С Рагимом у нас разные отцы, и с нашим с Алимом папой мама тоже развелась, так что мы росли без отца.

В детстве мы с Алимом были не разлей вода — нас даже называли двойняшками. Но в школе он отдалился от меня, перестал подходить — ему будто было стыдно общаться со мной на глазах у одноклассников. Чем старше мы становились, тем чаще ругались. Но все равно мы долго были сплоченной командой, потому что у нас был один враг — старший брат.

Рагим был строгим, и мама иногда запугивала, что пожалуется ему на нас. Мы очень боялись его.

Когда я была совсем маленькой, у мамы были свои рестораны. В одном из них работал музыкант, которого звали как брата. Однажды мама отправила меня к банкомату, дала деньги и попросила отправить их на счет Рагиму. Я подумала, что речь идет о музыканте, — и даже взяла свои 50 рублей вдобавок к маминым и отправила.

Мама разговаривала по телефону, когда я вернулась домой. Она протянула мне трубку и сказала: «Это Рагим». Я обрадовалась — начала говорить: «Ой, Рагим, а я тебе еще и свои деньги закинула!» И вдруг я поняла, что на том конце телефона — мой старший брат. Я замолчала и отдала маме трубку.

Рагим учился в Саратове и часто уезжал из Дагестана. Через пару месяцев он приехал, я в тот день была в гостях у бабушки. Там Рагим собрал детей — меня, моего брата и двоюродную сестру — в отдельной комнате. Он вспомнил эту ситуацию с телефонным разговором: отчитал меня за то, что я «мило» общалась с каким-то мужчиной, а затем подошел ко мне и ударил ногой в голову. Я упала на ковер и заплакала.

Признак порочной девушки

Примерно в 11 лет меня заставили носить платок. Это даже не обсуждалось: я не могла сказать, что не хочу этого, и молчала. В Махачкале в те годы запрещали носить платок в школе — и я очень радовалась этому.

Я из аварской семьи, и аварцы считаются самыми строгими в плане воспитания девочек. У меня была подруга — лезгинка. Она ходила с распущенными волосами — у них в семье были более свободные порядки, а у нас считалось, что это признак порочной девушки.

Когда Рагима не было в городе, я могла гулять без платка. Помню, выходила из дома, снимала платок, а на обратном пути где-то на повороте у дома снова его надевала. Мама знала об этом, но сильно не ругалась.

В то время у мамы был продуктовый магазин, и я помогала ей там. Как-то раз она оставила меня за прилавком одну. Я дежурила в магазине вместе с подружкой, и в тот день я была без платка и с распущенными волосами. Я не знала, что брат в Махачкале: он неожиданно подъехал на машине к магазину, вышел, посмотрел на меня — и молча уехал. 

У меня началась паника. Я пошла в туалет и попыталась что-то найти там, чтобы себя как-то покалечить, попасть в больницу, лишь бы он меня не тронул: взяла какую-то мочалку и попыталась себя ей задушить. Подруга сперва смеялась, а потом поняла, насколько мне страшно, и начала меня успокаивать. Удивительно, но я не помню, чем это тогда закончилось. Кажется, вернулась мама и сказала, чтобы я не переживала. 

Потом Рагим женился, у него появились свои дети, и он перестал следить за моей жизнью. Тогда меня начал контролировать Алим. Он стал раздавать мне указания, а я перечила ему. Мы постоянно ссорились.

Во мне копилась обида: я с девяти лет работала в магазине, пока мои подруги гуляли на улице, общались с мальчиками и делали что хотели. Когда мне было лет 12, меня в очередной раз отругали за какую-то мелочь, и я так разозлилась, что взяла мамин телефон, зарегистрировалась во «ВКонтакте» и начала переписываться с первым попавшимся мальчиком. Мы обменялись номерами телефонов и стали иногда созваниваться. 

Однажды Алим попросил мой телефон позвонить и увидел там номер этого мальчика. Позвонил ему и узнал, что мы общаемся. Брат и мама сказали, что я опозорила семью, а мама еще и побила меня.

Тогда я ушла из дома: взяла из кассы в магазине деньги и переночевала в гостинице. Я наврала на ресепшене, что родители у меня куда-то уехали. Когда я вернулась домой, мама еще раз меня побила. После этого дома еще месяц была напряженная атмосфера.

В другой раз Алим избил меня из-за того, что я вышла из дома без платка. Он увидел из окна, что я иду по двору с непокрытой головой, позвал меня обратно, прямо в подъезде начал делать мне выговор — и побил. После этого мы практически перестали общаться.

Я с раннего возраста чувствовала, что должна быть в каких-то рамках. Что я девочка и не должна «позорить» семью. Ты рождаешься — и сразу должна жить так, как хотят они. В детстве я подчинялась, но в душе знала, что так быть не должно. Неправильно, что мужчины меня воспитывают и диктуют, как мне жить. Я знала, что могу быть свободной, что я человек — такой же, как они.

Уехать в США

Вскоре у меня появилась цель: стать богатой и независимой, уехать в США и делать все что захочу. Я мечтала об Америке как о свободной стране, где не нужно слушать мужчин.

Привычный сценарий для девушки в Дагестане — в 19–20 лет выйти замуж и перейти из своей семьи на «воспитание» к мужу. Я так не хотела, поэтому начала говорить маме, что хочу поступить в университет в Москве. Я убеждала ее, что, якобы, хочу стать переводчиком с китайского языка, а в Махачкале такого факультета нет.

Мама когда-то училась в Москве, и я давила на это: «Это же мое образование, это важно». И она сдалась, но, когда об этом узнал Алим, он месяц не разговаривал с ней. Она упрекала меня: «Мне с таким трудом удалось отпустить тебя в Москву, я пошла против твоих братьев».

В 2019 году я поступила и уехала в Москву. В университете я быстро поняла, что лингвистическое образование — это не мое, и мне было жалко маму, которая платила за мое обучение: я не хотела тратить ее деньги только ради диплома. Я отчислилась, поступила на другой факультет на дистанционное обучение — лишь бы задержаться в Москве, — и пошла работать официанткой в дагестанском ресторане. Я хорошо зарабатывала, один раз даже отправила маме в подарок 100 тысяч рублей. 

Через четыре года, устав от московской серости и холода, я вернулась в Дагестан. Тогда я узнала, что один мой родственник переехал в США: перешел границу с Мексикой и попросил убежище. Я спросила у мамы: «Что бы ты сделала, если бы я сказала, что хочу переехать в Америку?» Неожиданно для меня она сказала: «Отпустила бы». Тогда у меня появилась цель: заработать 500 тысяч рублей и уехать.

Я стала работать — снова официанткой — и параллельно начала вести блог в инстаграме. Стала снимать рилсы, они стали популярными, на меня подписалось много людей. Меня начали узнавать, заказывать рекламу, я стала зарабатывать деньги на блоге и ушла из ресторана.

Меня словно посадили в клетку

Я заблокировала Алима сразу, как завела блог, потому что знала: если он увидит, то будут проблемы. Но он все равно наткнулся на мои рилсы, видимо, не со своего аккаунта, и узнал меня.

Он тотчас написал нашей маме огромное сообщение и скинул ей все фотографии, где мое тело было хотя бы немного оголено. А для меня отношения с мамой очень важны. Когда она говорит мне что-то неприятное, у меня будто земля уходит из-под ног, словно это конец света.

Тогда я архивировала все посты, которые ему не понравились. Это были обычные фотографии и видео: где-то я была в облегающих спортивных штанах на тренировке, где-то в топе с открытыми плечами. Я никогда не выкладывала ничего откровенного: ни фотографии без белья, ни в белье, ни даже в купальнике.

Я чувствовала, что меня словно посадили в клетку, и подумала: с этого момента за мной следят. Тогда мне еще сильнее захотелось публиковать провокационные фотографии. Я решила: «Теперь я взрослая. В детстве вы мне все запрещали, я ни слова ни могла вам сказать. А теперь я буду делать все что захочу».

В октябре 2023 года я собиралась на несколько месяцев улететь на Бали. Мама сперва говорила: «Как же незамужняя девушка поедет одна. Что я скажу людям?» Но я все равно поехала. Там я одевалась открыто, ведь стояла жара, и выкладывала сториз в той одежде, в которой ходила, — но снимала только лицо. Брату и маме даже это не нравилось. 

Вскоре я пошла на хэллоуинскую вечеринку и решила сделать себе образ героини из какого-то фильма про вампиров. Я надела платье с корсетом и крест и выложила фото, хотя подозревала, что, возможно, из-за креста у меня с семьей будут проблемы — ведь они мусульмане. Но образ был эстетичным, мне нравилось, как я выглядела. 

За несколько часов от меня отписались две тысячи человек. Мне писали: «Ты что, не мусульманка? Зачем ты это выкладываешь?» Но я просто блокировала за такие комментарии, ничего никому не доказывая: если мусульмане отписываются, когда видят крест, — это их дело. 

Мама увидела этот пост, впала в панику и написала: «Ты меня доведешь до могилы, мне столько людей написали! Что это такое, зачем ты это выкладываешь?» А потом заблокировала меня на неделю. Мне было очень обидно. 

«Куда смотрят ее братья?»

Осенью 2024 года мы с подругой — у нее тоже свой блог — сняли рекламную интеграцию для автошколы. По сценарию я должна была лежать на асфальте, а она — делать вид, что переезжает меня на мопеде. В итоге ситуация вышла из-под контроля, и она действительно меня чуть не переехала. Это видео завирусилось, его опубликовал популярный дагестанский паблик. В комментариях люди писали: «Куда смотрят ее братья?» На видео я лежала спиной к камере в длинных свободных спортивных штанах.

Тогда Алим написал: «Ты считаешь, это нормально? Посмотри, что там пишут!» Он даже не спросил, в порядке ли я, а сразу начал писать, что я его позорю. Дагестанские братья волнуются не за сестру, а за себя — о своей чести. Они не говорят: «Я переживаю, что тебя изнасилуют. Я переживаю, что с тобой что-то случится». Они говорят: «Мне будет стыдно».

Брат прислал видео маме. Мама его уже видела, я сама показывала ей этот ролик — и тогда она сказала мне: «Какой кошмар, ты так не делай больше, будь осторожна». Но после того как ей написал брат, она сказала: «Что это такое? Лежишь там в этих спортивных штанах».

Брат постоянно пишет маме ужасные вещи: «Это твоя вина, что ты воспитала такую дочь. Как мне теперь смотреть людям в глаза? Спасибо тебе, вот какая ты мать». Я могу только напомнить маме, что он не ее муж, а ее ребенок и не может ей указывать. Но она не видит его манипуляций.

Я уже давно собрала 500 тысяч рублей, но поняла, что не готова просить убежище в США, ведь тогда я не смогу оттуда выехать в течение пяти лет, а мне важно иметь возможность навещать маму. Так что я решила поступить туда учиться и уехать по студенческой визе, а пока — переехать в Дубай.

Недавно Алим прислал маме скрин фотографии из спортзала из моего инстаграма. Мама прислала мне голосовое: «Ты меня до могилы доведешь. Почему ты такая? К 23 годам ты ничего не добилась, а только и делаешь, что выкладываешь свою жопу», — и заблокировала меня.

Меня очень ранили мамины слова, ведь для своего возраста я добилась многого: я зарабатываю, путешествую, делаю родственникам дорогие подарки и вожу маму в путешествия. Но для моей семьи — это ничто. Такое ощущение, что для Дагестана достижение — только если ты вышла замуж и родила ребенка.