Марк родился и вырос в Дагестане, сейчас ему 17 лет. Он рано осознал свою гомосексуальность, догадывались об этом и окружающие — родители его не приняли, а одногруппники травили и чуть не довели до суицида. Сейчас он живет в Петербурге и больше не скрывает ориентацию. Он рассказал свою историю медиа о квир-культуре и ЛГБТК-людях на русском языке Just Got Lucky. «Холод» публикует это интервью целиком.
Я представляюсь Марком, хотя по паспорту меня зовут не так. Я родился и вырос в Махачкале, столице Дагестана. Это красивый приморский город, от моего дома до Каспийского моря можно было дойти за полчаса. И вообще Дагестан — регион с очень живописной природой, но особым менталитетом: здесь очень консервативные люди, ощущается сильное влияние ислама. Моя семья тоже консервативная, но на мне это, я думаю, не отразилось.
Я понял, что я гей, в 13 лет. Сначала пытался убедить себя, что я би: это как будто лучше — можно же и с девушками встречаться, а не только с парнями. Тогда я не был манерным, как мне кажется, но был «неформалом», и в школе отношения со сверстниками у меня не ладились. Многие подозревали, что я гей, называли «пидором», да и просто геем тоже.
Вообще я плохо помню школу, наверное, из-за всего, что пережил. Мама узнала о моей ориентации: она прочитала мою переписку с другом, где я об этом сказал. Был скандал, у меня забрали телефон и очень долго не отдавали — дольше, чем во всех других случаях, когда его забирали. Но потом все как-то утихло, и телефон вернули. Родители меня тогда не приняли. Я думаю, мама постепенно свыкается с тем, что я гей, но папа нет: он считает, что я «балуюсь», потому что я подросток, и это пройдет.
Требовал клясться Богом, что я не гей
После девятого класса я поступил в колледж в Махачкале. К тому моменту я стал отращивать волосы, хотя у нас так не принято. У меня сразу не заладились отношения с одним преподавателем: он часто мне грубил, а однажды вызвал к доске и стал оскорблять. Я пошел к директору и все рассказал — преподавателя уволили. Из-за этого испортились мои отношения с одногруппниками, потому что тот препод ставил оценки за взятки, а новый, который пришел на его место, — нет.
Я думаю, тогда на меня внимание в колледже и обратили, тем более я так и сказал директору, что преподаватель оскорбляет меня из-за моей ориентации. К тому же дружил и гулял я только с девушками, никто из парней общаться не был готов: я думаю, потому что, если бы кто-то со мной подружился, пошли бы слухи, что мы встречаемся, поэтому все боялись.
Вскоре у меня начались проблемы с другими студентами. Однажды я выходил из колледжа с подругами, а у ворот стоял какой-то парень. Он выхватил мои наушники, спросил, оставлю ли я их ему, — выразился, конечно, грубее, но я не смогу точно пересказать. Я отказался. На наушниках была наклейка из игры Genshin Impact (игра в аниме-стилистике. — Прим. «Холода»): он назвал наклейку пидорской и сорвал.
После этого было еще несколько ситуаций. Мы подходили к колледжу с подругами, тот же парень с компанией подозвал меня «что-то спросить». Вопросы были в духе «ты что, гей?» и «ты что, пидор?» Эти парни стали рассказывать, что «нормальные пацаны так себя не ведут», что я иду против Бога, в какой-то момент начали меня оскорблять. Я попытался уйти, и один из парней схватил меня за руку, не пускал; за другую схватила подруга и тащила к колледжу. Они меня тянули в разные стороны, а я испугался: парней было довольно много, все крепкие, я понимал, что они могут мне навредить, и просто оцепенел. Спасло то, что один из этой компании сказал: «Да оставьте вы его!», подруга смогла меня вырвать из их рук, и мы пошли на пары.
С этого момента я стал очень сильно переживать — эта ситуация меня напугала.
Потом тот же парень поймал меня после колледжа, уже за воротами, вместе с друзьями отвел в безлюдное место, достал телефон и на камеру требовал признаться, что я гей. Я все отрицал, он требовал клясться Богом, что я не гей. Приходило все больше каких-то парней, они в какой-то момент его остановили, испугавшись, что учителя заметят столпотворение.
«Ура, на одного гея в Дагестане станет меньше!»
В моем колледже был инстаграм-аккаунт с анонимными сообщениями, которые отправляли через специальный сайт, а потом выкладывали в сториз. И там появилось сообщение про меня: что я гей и буду драться с кем-то возле колледжа в определенное время. Шла третья пара, я был в полном ступоре, очень испугался. Мы с подругами придумали стратегию, как выйти из колледжа незаметно и ничего не случилось. Но я уверен, что, если бы не это, меня бы поймали и избили.
Потом какие-то люди создали телеграм-канал от моего имени. В течение месяца они скидывали фотографии со мной, писали, где я нахожусь, слили мой адрес. На него было подписано много людей, они писали злые комментарии. Подруги попросили меня ходить только с ними. Одногруппники обсуждали этот канал, мои тиктоки, расспрашивали, правда ли то, что обо мне пишут, правда ли, что я гей.
Я начал всерьез думать о том, чтобы покончить с собой. Однажды, когда я сидел на паре, в канале появилась моя фотка в топе и юбке, которую я выкладывал только для «близких друзей» в инстаграме. Одногруппники сразу стали смотреть на меня с немым вопросом, правда ли это я, какие-то люди пялились из коридора, в комментариях к тому посту все разбушевались, а админы написали, что если наберется 100 подписчиков, они пырнут меня ножом.
Я испугался, попросился в туалет и сбежал из колледжа. Все вещи остались там, но мне было пофиг: я шел с мыслью, что сейчас убью себя. Я пошел к дому, в котором была открытая крыша 18-го этажа. Но я не смог совершить суицид: только записал видеосообщение в свой маленький телеграм-канал для друзей и близких. В нем было запрещено копировать и пересылать, но кто-то из них сделал запись экрана с этим кружочком, и ее опубликовали в той же группе с травлей меня. Все ликовали, писали: «Ура, на одного гея в Дагестане станет меньше!»
Полицейские обвиняли меня, что я спровоцировал травлю
Видео распространилось по всему колледжу, телефон разрывался от звонков, до меня пытались дозвониться друзья и мама. Меня начали искать по всему району. Я спустился с крыши и просто шел. Оказался в каком-то сквере, сел на скамейку и потерял сознание. Очнулся уже в машине скорой помощи. Мне дали успокоительное, стали расспрашивать, что случилось.
Скорая никуда не поехала, меня просто занесли в машину и пытались привести в чувство. Вызвали полицию. Сквер оказался рядом с правительственным зданием, где сидят депутаты. Двое из них даже пришли и оставили свои телефоны, чтобы помочь. Но я эти телефоны не сохранил.
Полиция толком не помогла. Меня несколько дней допрашивали до часа ночи, причем разные сотрудники спрашивали одно и то же — я рассказал им одну и ту же историю около 20 раз. Полицейские еще и меня обвиняли, что я спровоцировал травлю. Некоторые смотрели мой телефон, находили в галерее какие-то гейские вещи, говорили: «Вот же прямое доказательство». Как будто, если я гей, то все правильно со мной сделали. Говорили: «Неужели ты не мог вести себя более скромно?!»
Парня, который это устроил, нашли и отчислили из колледжа, но не за травлю, а за «телефонный терроризм»: он много раз звонил и сообщал, что колледж заминирован. В день этих событий он точно так же позвонил, представившись моим именем.
Дело о доведении меня до суицида вроде даже завели, но потом замяли. Всех остальных участников травли просто отпустили. У меня началась депрессия: в течение месяца я просто лежал на кровати, не мог есть, несколько раз пытался покончить с собой. Я никак не мог свыкнуться с мыслью, что человек, который сделал со мной все это, не понесет никакого наказания.
Все, что сделала полиция, это посоветовала «не высовываться», а лучше вообще переехать в другой регион. Родители прислушались: они сняли квартиру в Санкт-Петербурге, и мы с отцом переехали туда. Отец работал по 12 часов, мы даже не виделись.
Я обратился в психиатрическую больницу и провел в стационаре три недели: со мной постоянно занимались психиатр и психолог. Это очень помогло, я думаю, что справился депрессией. Но у меня остался ПТСР — психолог говорит, что из-за этого я могу плохо помнить школу и колледж. Поэтому мне пришлось заранее готовиться к интервью, выписывать все события.
Мне кажется, в Петербурге мне сейчас ничего не угрожает
Сейчас я веду тикток и ютуб, больше не скрываюсь и хочу быть знаменитым. Я стал более манерным и принимаю себя таким. Мне кажется, в Петербурге мне сейчас ничто не угрожает, но в будущем, я уверен, меня снова начнут преследовать.
Пока я работаю в общепите и коплю деньги. По моим подсчетам, мне нужно около 200 тысяч на переезд и первое время в эмиграции, пока ищу работу. Сейчас у меня даже загранпаспорта нет. Я рассматриваю две страны: Аргентину и Армению. Хотелось бы в Испанию, но там визу не получить. Всюду есть свои минусы, Армения тоже гомофобная страна, а в Аргентине сильная инфляция. Другие страны не рассматриваю.
