Я потратила 3 миллиона рублей ради должности врача в США

30-летняя Мария из Москвы была панком, уехала из дома в 16 лет и путешествовала автостопом. Однажды, попав в больницу и разговорившись там с врачами, она поняла, что и сама хочет стать врачом — и поступила в медицинский университет. Подрабатывая в отделении нейрохирургии, она столкнулась с домогательствами коллеги прямо во время операции. Вместо того чтобы поддержать ее, начальство предложило ей поменять работу. Тогда Мария решила сменить не профессию, а страну, и сейчас лечит пациентов в американской клинике. Мария рассказала «Холоду» о трудностях, которые ей пришлось преодолеть, и о различиях между карьерой врача в России и США.

Я родилась и выросла в Москве, была тихим, прилежным подростком. Училась в престижной гимназии, увлекалась учебой и рисованием. В 14 лет я решила, что хочу поступать на факультет графических искусств. Чтобы совмещать учебу и курсы рисования, я перешла в обычную школу, где было больше свободного времени. Это решение вызвало недовольство дома: отец категорически отказался поддерживать мой выбор, а мама хоть и помогала финансово, но гордости за меня не испытывала.

Переход в другую школу стал для меня шоком. Программа была заметно проще, и я сильно выделялась. Помню, как написала сочинение без ошибок, и учительница настолько удивилась, что попросила меня проверять работы одноклассников.

В этой школе я познакомилась с ребятами, которые открыли мне мир панк-рока. Они были старше, путешествовали по России автостопом, носили ирокезы, ходили на митинги и концерты. С ними я увидела, что жить можно по-другому. Эти ребята не были «отбросами», как иногда принято думать о представителях субкультур. Многие учились в институтах и занимались любимым делом. В 14–15 лет я сделала пирсинг и тоннели в ушах. Еще через два года моя подруга сделала мне первый ирокез, который мы потом красили во все цвета радуги.

Уехала из дома в 16 лет 

В том возрасте я не понимала, чем хочу заниматься в будущем, но уже осознала, что рисование не то дело, которому я хотела бы посвятить всю жизнь. После развода родителей финансовая ситуация в нашей семье стала сложнее, а занятия в мастерской требовали денег. Я чувствовала давление со всех сторон и постепенно начала терять интерес к учебе. Когда друзья-панки позвали меня поехать автостопом в Петербург, мне было всего 16, но я, не раздумывая, собрала вещи и уехала — оставаться дома было невыносимо.

Мама была в шоке. Она тяжело переживала этот период, часто плакала. Я не хотела расстраивать ее, но и вернуться к прежней жизни не могла. В итоге мы договорились, что я буду звонить ей через день, чтобы она убедилась, что со мной все в порядке. Со школой тоже удалось договориться: мне разрешили приезжать только на итоговые контрольные.

С друзьями мы вчетвером снимали комнату в коммуналке в Петербурге за две тысячи рублей в месяц. Чтобы подзаработать, играли на гитаре на улице. Ходили на панк-концерты, за год объездили центральные регионы России и Карелию. Путешествовали парами: мальчик и девочка — так казалось безопаснее.

Я уезжала из дома в депрессивном состоянии, но всегда возвращалась полной сил и вдохновения. Удивительно, но за все путешествия я ни разу не попала в опасную ситуацию. Люди, встречавшиеся на пути, были невероятно добрыми и заботливыми. Особенно запомнился водитель фуры — узнав, что мне всего 16, он сказал: «Возвращайся домой, еще успеешь попутешествовать», — и дал мне тысячу рублей на еду.

После одной из контрольных я попала в больницу с аппендицитом. Там мой внешний вид вызвал разную реакцию у окружающих: удивление, смех, осуждение. Но молодой хирург, который меня лечил, оказался добрым и понимающим. В ночь перед выпиской он заметил меня с книгой в коридоре и пригласил в ординаторскую. Между мной и врачами завязался долгий разговор: они расспрашивали о моей жизни, учебе и планах на будущее. Я призналась, что пока не определилась с выбором профессии. Тогда они стали делиться своими историями: как поступали в университет, справлялись с трудностями, — и убеждали меня, что при желании возможно все. И эта беседа неожиданно заставила меня задуматься о карьере врача.

Когда мама забрала меня домой, я сказала ей: «Я, наверное, попробую поступить в мед». Она снова была в шоке: я ведь редко появлялась дома, путешествовала автостопом и, казалось, совсем не думала о будущем. В ее глазах появилась надежда, хотя я заметила и скептицизм. После выздоровления я взяла в библиотеке учебники по биологии и химии с 6 по 11 класс и снова уехала автостопом. Но теперь в дороге я готовилась к экзаменам. Это была середина 11 класса, и на подготовку к ЕГЭ с нуля у меня оставалось всего около шести месяцев.

Запустил руку под халат

Я сдала экзамены на средние баллы, но меня приняли в университет на бюджетное обучение. Это казалось мне шансом всей жизни, который нельзя упустить. В учебе я стремилась быть лучшей: заучивала материал, читала каждую тему по нескольким учебникам, изучала анатомию на русском и латыни. Допоздна засиживалась в анатомическом кабинете, изучая кости, отпрепарированные органы и тела, пока лаборанты не выгоняли меня. 

На первом курсе я все еще выглядела как панк и носила ирокез. Одна преподавательница сказала, что не поставит мне зачет, пока я от него не избавлюсь. Я посчитала это справедливым — побрилась налысо и сняла весь пирсинг. 

Однажды мне предложили понаблюдать за вскрытиями в морге, а затем провести вскрытие самостоятельно. Мне было 19, и я с энтузиазмом согласилась. Страха и отвращения не было, но возникали странные ощущения, когда некоторые особенности тела напоминали мне черты близких или даже мои собственные.

Еще во время учебы мне удалось устроиться ассистентом врача в отделение нейрохирургии — я мечтала стать нейрохирургом. Но моя карьера оборвалась из-за конфликта с высокопоставленным врачом. Он полгода ежедневно приставал ко мне на глазах у коллег, которые никак не реагировали. А однажды прямо во время операции начал домогаться меня: прикоснулся к бедрам, а затем запустил руки под халат. 

Когда я попыталась поговорить с ним, он пригрозил закрыть мне путь в медицину, заявив, что максимум, чего я добьюсь, — работа в деревне. Обратившись за поддержкой к другому врачу, я услышала лишь совет уйти. Это ударило по мне и даже привело к депрессивным мыслям: все эти годы я выкладывалась на максимум, но оказалась бессильна перед системой и предрассудками людей.

Это был 2016 год, тогда мало говорили о женских правах, харассменте и равенстве. Даже близкие отвечали что-то вроде: «Надо просто стать сильным специалистом — тогда тебя будут уважать». Эти слова ранили еще сильнее. Я поговорила об этом с моей подругой, которая училась вместе со мной. После нашего разговора я осознала, что в России у меня нет шансов на реализацию, и решила готовиться к переезду.

В 2018 году я окончила университет с красным дипломом. За семь лет обучения у меня ни разу не возникло сомнений в правильности выбора. Я чувствовала, что нахожусь именно там, где должна быть, и хотела продолжать заниматься медициной. Следующие полтора года я усиленно готовилась к USMLE (United States Medical Licensing Examination) — серии экзаменов для получения лицензии врача в США. 

Еще через полгода я устроилась участковым терапевтом и работала на вызовах. Довольно быстро у меня сложилось впечатление, что люди не ценят эту работу. Меня часто вызывали по мелочам: из-за небольшой температуры или кашля. А еще регулярно хамили и несколько раз даже проявляли агрессию. Однажды женщина с подозрением на ковид начала швырять в меня тарелки, когда я сказала о том, что ей надо обследовать легкие в больнице. Тогда я поняла, что больше не могу работать в таких условиях — я хочу чувствовать себя в безопасности на рабочем месте.

Взяла два миллиона рублей в кредит и спала на полу

От идеи до первых шагов прошло совсем немного времени. Я составила план получения медицинской лицензии, необходимой для врачебной практики в США. Процесс подготовки в среднем занимает четыре года и включает несколько этапов: подтверждение диплома, сдачу экзаменов, получение лицензии и прохождение резидентуры, то есть практического обучения в больнице под руководством врачей — она длится от трех до восьми лет в зависимости от специальности.

Это стоило безумных денег. Экзамены — от 1000 до 1500 долларов каждый, подача заявок в резидентуру — 6000, а еще требовались средства на визы и сам переезд. В сумме нужно было около 30 тысяч долларов. Часть мне удалось собрать самостоятельно. Еще в университете я преподавала химию как репетитор, а затем устроилась в страховую компанию, совмещая работу с подготовкой к экзаменам. Иногда приходилось работать круглые сутки. Позже я нашла удаленную работу в США: занималась медицинской документацией.

Часть денег я смогла заработать, а оставшиеся 20 тысяч долларов взяла в кредит. Решение было рискованным, поскольку даже с высокими баллами и впечатляющим резюме поступление в резидентуру не гарантировалось: на 4500 заявок было только 10 мест, то есть почти 500 человек на место — это сложнее, чем поступить в Гарвард. 

Английский я учила сама, в 2017–2018 годах практиковала его в страховой компании, где организовывала медицинскую помощь туристам из России. Для поступления нужно было также выучить медицинский английский: я читала учебники, переводя практически каждый термин. Все изучение языка растянулось примерно на четыре года. Поначалу в США было сложно понимать людей из-за разнообразия акцентов, но со временем я адаптировалась.

Я прилетела в США 21 февраля 2022 года по туристической визе, чтобы сдать последний экзамен и получить лицензию. Спустя три дня начались военные действия. Воздушное пространство закрывалось, рейсы отменяли, курс доллара стремительно рос. Я оказалась в полной неопределенности: не понимала, как вернуться в Россию, на что жить и будет ли у меня возможность снова попасть в США.

Я решила остаться в США, имея при себе всего 100 долларов, без знакомых и плана. К счастью, удалось связаться с девушкой-врачом, уже работавшей в США: она предложила мне свою пустую квартиру в Бостоне на месяц. Там не было мебели и пришлось спать на полу, подстелив куртку. Но это было лучшее, что могло случиться. В марте я узнала, что поступила на программу резидентуры. 

Затем мне повезло познакомиться с парой из России, которые тоже работали врачами. Они разрешили мне пожить у них бессрочно, пока я не разберусь со своей ситуацией. Они жили в городе Уотербери, штат Коннектикут, с населением около 100 тысяч человек. У меня была даже своя комната — это казалось роскошью. Я прожила у них до середины мая 2022 года. 

Потом мне пришлось улететь в Бразилию, чтобы получить рабочую визу в США. В июне я сняла трехкомнатную квартиру за 900 долларов в месяц, а в июле начала резидентуру. Сейчас я на третьем году обучения и через полгода начну работать без наставника. Но аренду, к сожалению, подняли до 1150 долларов. 

Выплатить кредит удалось уже к концу первого года резидентуры — я получаю около четырех тысяч долларов в месяц. После всех расходов на аренду и машину у меня остается около двух с половиной тысяч долларов.

Первое впечатление от США — восторг. У меня не было иллюзий, хотя я видела Америку только в кино. Помню, когда впервые ехала в Бруклине и увидела Манхэттен, подумала: «Вау, нифига себе! Как круто!» В Коннектикуте меня поразила архитектура — словно я оказалась в фильме. А местная еда приятно удивляет: вопреки стереотипам, здесь вкусно и недорого. Недалеко от дома есть японский ресторан, где повар готовит прямо перед гостями с эффектным шоу с огнем. Порции хватает на два приема пищи, а стоит всего 25 долларов.

Отношение к женщинам-врачам совсем другое 

Меня особенно впечатлило отношение к профессии врача в США. Пациенты внимательно слушают, записывают рекомендации и полностью доверяют назначениям. Коллеги поддерживают друг друга и ценят работу. Это сильно отличается от ситуации в России, где, особенно в хирургии, отношение к женщинам-врачам другое: например, рукопожатие — редкость, даже если ты профессионал. 

Мне кажется, в США я стала более открытой. Особенно это касается работы. Здесь я перестала бояться задавать вопросы и высказывать свое мнение. На конференциях, если я поднимаю руку и спрашиваю что-то, никто меня не осуждает, даже если вопрос кажется им глупым. Наоборот, мне все подробно рассказывают. Здесь так принято: учиться — это нормально, незнание не повод для стыда. Это чувство поддержки очень помогает, и ты начинаешь не бояться быть собой.

С коллегами мы часто устраиваем что-то интересное, а в программу резидентуры входят разные мероприятия: недавно мы ходили рисовать, а еще ездили на винодельни. В больнице я нашла много друзей со всего мира. 

Реанимация — важная часть моей работы. Это бывает эмоционально тяжело, ведь в этот момент вся ответственность за жизнь человека полностью в твоих руках. Одна из самых долгих реанимаций у меня длилась около четырех часов. Пациент несколько раз «возвращался», но сердце снова останавливалось. Семья настойчиво просила продолжать, но в какой-то момент нам пришлось им объяснить, что это бессмысленно. 

Эта работа меняет восприятие жизни. Чаще всего люди уходят в одиночестве, без семьи или близких. В такие моменты особенно рефлексируешь по поводу жизни в эмиграции, когда все родные находятся на другом континенте. Осознание конечности жизни иногда давит, но в то же время мотивирует проживать каждый день осмысленно, делать что-то важное, чтобы не жалеть о потраченном времени.

Чтобы избежать выгорания, я стараюсь разделять работу и личную жизнь. Отдых для меня не просто расслабление, а заранее продуманный план: встречи с друзьями, хайкинг, поездки на океан или к местным достопримечательностям. Например, особняки XVIII–XIX века. 

Мое любимое хобби — пленочная фотография. Я снимаю на Zenit 1972 года, который принадлежал моему дедушке. А еще у меня появилось новое увлечение — недавно я начала учить испанский, это помогает отвлечься и перезагрузиться.