Муж 27-летней Виктории Мур Сергей Болдырев умер во время их свадебного путешествия в 2021 году. Справиться с горем ей помог блог в инстаграме, хотя за то, как откровенно она писала, она получила много хейта. Теперь Виктория помогает пережить подобное другим вдовам. Она рассказала «Холоду», каким был ее муж, как в ее семье произошла трагедия, почему люди агрессивно реагируют на чужое горе и как можно поддержать человека, у которого умер близкий.
Первые встречи
Я всегда мечтала о заботливом, любящем и понимающем молодом человеке. Для меня были важны внутренние, а не внешние качества, то, как человек себя ведет и проявляет.
Мой муж был как раз был таким. Он был безумно добрым, умным, заботливым и веселым человеком, всегда всем помогал. Сережа организовывал инклюзивные балы для людей с инвалидностью. Он любил музыку, особенно рок, и петь под гитару. И, конечно, Сережа очень любил меня. Мы друг друга называли Кош и Коша. Это как кот и кошка, только у нас было свое. Мы всегда мурлыкали друг другу, у нас был свой язык.
Я встретила Сергея в 2015 году, когда училась в Тольяттинском государственном университете на менеджера-логиста. Он был танцмейстером и проводил балы в моем вузе. Тогда он организовывал балы по всей России, и его знали тысячи людей. Мне было 18 лет, ему — 25. Я его запомнила, а он меня нет. Там кроме меня были еще сотни людей. Я потом шутила: «Как можно было меня-то и не запомнить?». За время моей учебы Сергей провел у нас три бала, но мы с ним особо не общались.
По-настоящему мы познакомились только спустя пять лет — за это время он успел жениться и развестись. Я была подписана на него во «ВКонтакте» и увидела, что он развелся. Очень удивилась — он всегда казался мне семьянином. В то время и у меня было тяжелое расставание. Я написала Сергею: «Здравствуйте, Сергей, я видела, что вы недавно развелись, у меня тоже сейчас расставание. Скажите, пожалуйста, что вы могли бы мне посоветовать, как это пережить?» Он предложил встретиться, но я была в Тольятти, а он в Самаре, поэтому увидеться не получилось. Общение прекратилось.
Через полгода он снова мне написал, мы начали иногда переписываться, но без романтического подтекста. Он много по-дружески общался с разными девушками. Все мечтали встречаться с ним, но он этого не замечал.
В Новый год я ему написала: «Может, стоит увидеться лично?» Он согласился и на Рождество приехал ко мне. Мы взяли плюшку и пошли кататься на горках, начали играть в снежки. Он повалил меня на снег и поцеловал. Это было очень странно, потому что он был очень стеснительным и скромным парнем. Он остался у меня, и мы уже не могли отпустить друг друга. Я для него устроила очень теплый вечер: украсила все гирляндами, накрыла его пледом, дала ему в руки глинтвейн и читала «Сказки Барда Бидля» из «Гарри Поттера».
Тогда мы, наверное, уже влюбились друг в друга. На следующий день он уехал, а еще через день я поехала к нему. Нас разделяло 100 километров, и мы постоянно ездили друг к другу. 15 января 2020 года он написал на моей руке «Моя». Для меня это означало начало отношений.
Два месяца у нас были отношения на расстоянии. Но во время самоизоляции я уже жила у него, после чего мы вместе переехали в Москву.
Свадьба
Когда мы начали встречаться, я спросила у Сергея, сколько нужно быть вместе, чтобы сыграть свадьбу. Он сказал — год.
В итоге он сделал мне предложение на рок-балу в Самаре в 2021 году. Тогда мы встречались полтора года. Забавно, что готовиться к свадьбе мы начали за два месяца до того, как он сделал мне предложение: договорились с ведущим, многое было готово. Мы расписались 15 июня 2021 года в Чаше в Казани (имеется в виду дворец бракосочетания, который называют Чашей. — Прим. «Холода»).
У нас была потрясающе красивая свадьба в Царском селе в Самаре. Гостей было мало, всего 25 человек — мы позвали только самых близких. Для торжественной церемонии мы выучили танец, который ставил Сергей.
Наши друзья — декораторы, они не взяли с нас денег, а оформление, мне кажется, стоило сотни тысяч. У нас была огромная беседка, весь потолок в гирляндах. Все было богато и красиво. Мы купили потрясающие кольца с бриллиантом, все делалось по нашему дизайну, везде подчеркивалась наша индивидуальность.
Скажу честно, я плохо помню свадьбу, так как всеми силами пыталась ее забыть после произошедшего, и у меня это получилось. Например, я месяц выбирала дизайн торта, и сейчас, хоть убей, не вспомню, какого он был цвета. Свадебные фото я открыла только спустя пару лет.
При этом я точно помню, что свадьба была замечательной, все шло очень здорово, все были счастливы, и особенно мы: это был наш день, и он был идеальный, как я мечтала.
У меня оставалась еще одна мечта — поездка в Египет, я очень хотела посмотреть на пирамиды. И 3 сентября мы поехали туда в свадебное путешествие.
Свадебное путешествие
В Шарм-эль-Шейхе мы впервые занялись дайвингом, много плавали с рыбками, ездили на экскурсии. 11 сентября, в день смерти Сергея, я поехала на дайвинг, а он не захотел и остался плавать в море. Через два-три часа я поехала обратно. Он мне написал, что поел, и больше не брал трубку. Вернувшись, я искала его, злилась, не нашла.
Потом наш экскурсовод сказал, что «какие-то дебилы без жилета купались». Я, испугавшись, спросила, что там происходит. Увидела красные плавки на доске для серфинга, увидела Сережу. В тот момент он был уже, наверное, мертв — ему никто не делал искусственное дыхание. Его захлестнуло волной, он захлебнулся и утонул. Вытащили его слишком поздно.
Но мне показалось, что я почувствовала его пульс. Я начала делать Сереже массаж сердца, из него выходила пена. Потом мне сказали, что его уже пытался откачать врач, но безуспешно. Когда люди тонут, они умирают за 20 секунд, потом есть пять минут, за которые можно что-то сделать, и то, если есть дефибриллятор, а там даже спасателей не было.
Я отошла от него, я не могла смотреть на его тело и не хотела его запоминать таким. Просто молча сидела и курила.
Первое, что я сделала, — позвонила психологу. Мы говорили всего пару минут. Она мне ничего особо не сказала. Мне тогда никто не мог помочь. Я хотела, чтобы меня положили в психиатрическую клинику, не хотела справляться с этим горем. Я написала в инстаграм, что не хочу идти на похороны и хочу лечь в психиатрическую клинику. Это разлетелось по всем пабликам и новостным каналам, меня начали невероятно хейтить.
Меня 20 часов возили по полицейским участкам в разные города, потому что сотрудники плохо знали русский. Был риск, что страховка не покроет перевоз Сережи, но в итоге покрыла. Через день я улетела домой. В дороге я была 24 часа с тремя пересадками: тогда самолеты из Египта в Россию только запустили. Я летела из Каира в Стамбул, из Стамбула в Москву и уже из Москвы в Самару.
Там меня встретили мои и его родители. Все рыдали, начался кромешный ад, потому что мне было очень стыдно перед родителями Сергея. Я много раз перед ними извинялась, было очень больно, у меня было огромное чувство вины. Но мама Сергея ни разу не сказала, что я в чем-то виновата.
На седьмой день после смерти Сергея привезли его тело. Когда мы встречали его, меня словно контузило: я упала на пол, закрыла руками уши. Я не хотела все это воспринимать.
На похоронах было 300 человек, прощание длилось около шести часов, потому что Сережа был очень знаменит в своих кругах в Самаре. Я попросила провести с ним час до того, как придут другие люди.
Блог о гибели мужа
Я начала вести блог через сутки после произошедшего, но тогда это было хаотично. Инстаграм стал моим личным дневником и спас мне жизнь. Я бы убилась, если бы не писала о своих чувствах, а писала я очень много, и мне было без разницы, как отреагируют люди. Десять месяцев я мечтала о суициде.
Для меня было важно говорить о своих переживаниях публично — я такой человек. Знаете, чем отличается экстраверт от интроверта? Даже не тем, сколько они общаются с людьми, а тем, что экстраверту, когда он что-то узнает, нужно сразу это кому-то рассказать, чтобы переварить информацию. Интроверт держит все внутри себя. Я чистый экстраверт, поэтому каждый раз, когда какая-то мысль приходила мне в голову, я делилась ей.
Я тогда не могла нормально общаться с друзьями — это было тяжело. Они очень переживали за меня, что было заметно невооруженным глазом. Когда я видела их эмоции, мне становилось еще тяжелее, потому что я беспокоилась за них. К тому же, когда я замечала их реакцию, то понимала, что все это реальность и что все очень плохо. Поэтому я закрылась от друзей на пару месяцев. Конечно, мы виделись, но глубоких разговоров я с ними не вела. Все свои мысли я писала в инстаграме — так мне было проще. Мне становилось легче оттого, что личное становилось публичным. Я рассказывала о своей трагедии не одному человеку, а, скажем, всему миру. Такой подход помогал избавляться от мыслей о том, что я переживаю смерть Сережи одна.
Изначально меня осуждали 95% людей из-за того, что я выставляю свои чувства напоказ. Но я решила, что главное для меня — выжить.
Поэтому, в первую очередь, я выбираю себя, а только потом думаю о ком-то другом. Я уже тогда интуитивно понимала, что блог спасает меня. Через три месяца многие люди, которые осуждали меня, извинились передо мной.
Первые полтора месяца я была в ужасном состоянии, проживала все эмоции, не отвлекаясь ни на что. Иногда становилось чуть лучше, хотя это сложно назвать «лучше». Представьте, что на вас надета гиря 300 килограммов, а потом ее меняют на 290 килограммов.
Но постепенно я восстанавливалась: ходила на психотерапию, начала как-то работать, переехала обратно в Москву. Много путешествовала, объездила практически все горы России. Сноуборд стал для меня антидепрессантом. Через полгода я начала ходить на свидания. Меня за это тоже очень любят осуждать. А я не понимаю этих мудаков: почему я должна быть одна? Мне просто нужно было хоть какое-то тепло, но было настолько холодно.
«Мы не одни»
Самое важное, что я сделала через полтора месяца после трагедии, 26 октября 2021 года, — создала чат поддержки вдов. Я тогда много с ними общалась. Это были единственные люди, с которыми я могла взаимодействовать. Мне нужно было видеть людей, которые прошли через смерть близкого и продолжают жить. Для меня это значило, что я тоже смогу. Они были единственными, кто понимал мою боль.
Изначально нас было около 30 человек — люди приходили из моего инстаграма. Я долго пыталась раскачать этот чат, чтобы мы все в нем общались. Сейчас в нем 150 человек — для меня это одна большая семья.
Я не публикую прямую ссылку на этот чат и не делаю рекламу. Все, кто хочет вступить, должны написать мне. Перед тем, как принять в группу, я общаюсь с человеком, узнаю его историю. Сейчас, конечно, много девочек, чьи мужья ушли на СВО и не вернулись.
Раньше я представляла вдову как морщинистую бабушку в черном лет 80. После смерти мужа я очень боялась этого статуса и думала, что из-за этого со мной никто не будет знакомиться. Это оказалось не так. Сейчас, когда говорят о вдове, я представляю молодую грустную красавицу. Я знаю около 200 вдов, большинству девочек в моем чате нет и 30 лет. В них я вижу очень сильных девушек.
Я горжусь тем, что смогла пережить такую боль. Думаю, не каждый на это способен.
Но даже если бы кто-то решил после такого совершить самоубийство, я бы поняла. Смерть мужа — невыносимая, несовместимая с жизнью боль. Ее невозможно описать и понять, если не столкнуться с этим. Мне очень жаль каждую, кому пришлось стать вдовой.
Даже когда подписчиков в блоге было совсем немного, мне писали, что я — мотивация для тех, кто попал в похожую ситуацию, подтверждение, что из этого можно выбраться.
Девочки в чате тоже помогают друг другу. Одна напишет, что ей грустно,— сразу пять ее поддержат. Чат так и называется — «Мы не одни». Мы никогда не осуждаем друг друга, даже если кто-то пишет страшные вещи. Если я вижу, что девочке совсем плохо, общаюсь лично. Раньше делала это намного чаще, но сейчас у меня бывает по пять девочек в день, и меня не хватает. Но это уже не нужно, потому что много «стареньких», которые делают это за меня.
Я думаю, что одна из моих миссий — показывать, что все чувства нормальны. Инстаграм стал красивой картинкой, которая живет отдельно от реальной жизни. Я хочу это изменить. Радоваться нормально, но и грустить тоже нормально.
Многие люди подавляют свои чувства, а потом начинаются панические атаки и другие болезни. Мой блог — о том, что можно проживать свои эмоции так, как ты хочешь. Я, может быть, эпатажна, может быть, меня многие не принимают и не понимают. Но люди просто не привыкли к такому. Они считают, что нужно молчать, когда тебе плохо, на горе вообще в России табу, у нас нельзя об этом говорить. Поэтому я рушу стандарты, которые считаю губительными для других людей.
Культура поддержки у нас тоже не развита. Слово «соболезную» меня очень бесило, и всех девочек из чата оно разражает. Оно пустое, ничего не значит, в нем нет чувств. Вместо «соболезную» лучше сказать: «Мне очень жаль, что это произошло с тобой, как я могу тебе помочь?» И самое ужасное — это вопросы о причинах смерти. Особенно их любят задавать незнакомые люди. Им просто хотелось удовлетворить свое любопытство. Это тоже дико бесило.
В какой-то момент мои рилсы о смерти мужа стали набирать миллионы просмотров. Конечно, мне нравится вести блог. Мне нравятся подписчики, цифры, я не хочу это отрицать. Я зарабатываю на блоге, но не думаю, что моя выгода мешает благим целям. Я думаю, что если бы делала это бесплатно, то могла бы выгореть.
Сейчас получается зарабатывать 20–30 тысяч рублей в месяц на рекламе. К счастью, я финансово грамотный человек, всегда копила деньги. До нашей свадьбы я полгода работала риэлтором. В Москве у меня было семь сделок за полгода, и я собрала финансовую подушку. Через год после трагедии я пошла учиться на коуча, возможно, отучусь на психолога, потому что хочу профессионально мотивировать и вдохновлять людей.
Что делать, если вы оказались в похожей ситуации
Людям, которые оказались в схожей ситуации, я рекомендую идти к психологу и психиатру. Старайтесь проживать горе. Отвлекаться тоже ок, но все равно давайте себе время на выход эмоций. Помните, все, что вы переживаете, это нормально и это пройдет.
Никого не слушайте. Если вам говорят, сколько и как проживать горе, значит, эти люди не знают, что не существует универсального плана. Если вы вдова, приходите к нам в чат — для этого можно написать мне через инстаграм или телеграм. Ищите то, что вас вытягивает. Для меня этим стали путешествия, сноубординг, блогинг.
Желательно, чтобы это не были алкоголь и наркотики — из-за них легче совершить суицид. Я практически перестала пить после произошедшего, но один раз, когда выпила, все чуть не закончилось очень плохо. Помните, что только вы действительно знаете, как лучше для вас. Чувствуйте себя, слушайте себя. Помните, что для вас сейчас главное — выжить. Поэтому выбирайте себя.
Благодаря этой ситуации я поняла, что я очень сильная, что, кажется, могу справиться со всем. Это, конечно, так себе новость. Я бы с удовольствием не выбирала эту силу, потому что для того, чтобы получить ее, нужно пройти через ад.
Еще я поняла, что все происходит так, как и должно быть. Я долго пыталась согласиться с этой фразой. Все может произойти. Нужно просто с этим смириться, а не кричать, что это несправедливо. Да, это несправедливо, но ничего не поделаешь. Еще важно не обвинять себя в том, на что ты не мог повлиять.
Я также осознала, какие люди жестокие. Я даже не знаю, сколько людей мне писали, что это я убила Сережу или что его никогда не любила, что я ужасный человек и лучше мне сдохнуть. Люди не готовы были принять мою боль и то, что я говорю о ней публично.
При этом было и много поддержки. Спустя два года после ужасного хейта мне даже подарки делали, а на один хейтерский комментарий писали 50 поддерживающих. Люди разные. Осуждать хуже всего. Не суди, да не судим будешь.
Конечно, боль останется навсегда, но теперь я могу с ней жить. Могу не страдать, не плакать, строить новую жизнь и новые отношения. Сережа навсегда останется в моей памяти. С ним у меня были мои первые, самые счастливые, здоровые и прекрасные отношения. Я буду вечно помнить его как мужчину, который мог дать мне море любви и которому я могла дать столько же. Я хотела прожить с ним всю жизнь, родить от него детей, любить его и быть любимой.
В то же время он останется в моей памяти как самая яркая боль, которую я испытала. Смерть Сергея — самое ужасное, что произошло в моей жизни. Я только сейчас начинаю вспоминать счастливые моменты, которые у нас были. Раньше они приносили мне дикую боль. Мне было легче удалить все фотографии, все посты с нами и не думать о нем, забыть его. Это был мой способ выживания. Я многое не могу вспомнить. Первый год после смерти Сергея память вообще отказывала — так происходит у многих вдов. На второй год она начала потихоньку возвращаться.
Раньше, когда происходило что-то плохое, я вспоминала смерть Сережи и мне становилось еще хуже. Я очень хотела закончить эту жизнь. Но сейчас, когда происходит что-то плохое, я понимаю, что смогу справиться. Думаю, это можно назвать выздоровлением. Я смогла пережить смерть любимого и пойти дальше.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!