«Это была мамина детская мечта»

Бывшие спортсмены — о своем детстве, травмах и достижениях
«Это была мамина детская мечта»

Во время Олимпиады в Пекине в соцсетях активно обсуждали, насколько гуманны методы тренера по фигурному катанию Этери Тутберидзе. «Холод» поговорил с фигуристкой, хоккеистом, художественной и спортивной гимнастками о том, через что им пришлось пройти в профессиональном спорте.

«Мама спросила: “Ты остаешься в спорте или сестра?”»

Наташа Тегина, 25 лет, фигурное катание

Родители поставили меня на коньки, когда мне было два года. Это была мамина детская мечта — она сама хотела кататься, но у нее не было возможности, поэтому в фигурное катание отдали меня и сестру. Профессионально я каталась до 12 лет. 

Я благодарна, что была в большом спорте, ведь там ты гораздо быстрее становишься взрослым: ты понимаешь, что если будешь тренироваться по восемь часов в день, то, скорее всего, у этого будет результат. У тебя появляется чувство ответственности, ведь над тобой работает много человек. Выйти на программу, как если бы тебе было шесть лет, сказать, что ты волнуешься, и уйти, ты уже не можешь. 

Я лет до 10 не чувствовала серьезной ответственности, никогда не думала, что если я сейчас не выиграю, то мне конец — спасибо моим родителям, которые адекватно к этому относились. Но потом я осознала, сколько сил в меня вложил тренер, сколько времени и денег — родители.

Конечно, в школе я пропускала все праздники и дни рождения, но меня это не сильно смущало, потому что я понимала, что это приведет меня к спортивным результатам. Мой спортивный характер сейчас проявляется даже на работе: чаще всего в стрессовой ситуации я веду себя адекватно, потому что такое уже проходила, и не раз.

Физкультура лечит, спорт калечит. Любой спортсмен когда-то тренировался или выступал с травмой. Ведь если ты пропускаешь серьезные тренировки или соревнования из-за травмы, это ставит под вопрос всю твою карьеру. Выйдешь ли ты с переломом на Олимпиаду после четырех лет тренировок? Я бы вышла, потому что всю жизнь к этому стремилась. 

Я получила травму — у меня выскочило плечо — на контрольном прокате за день до отчетного выступления. На следующий день мне нужно было катать генеральный прогон и три шоу. Мне сразу сказали, что если я выйду на лед, то последствия могут быть плачевные, но я решила откатать все четыре выступления подряд. После этого мне заменили часть плечевого сустава на титановую и перешили связку. И я знала, что будет так. Если бы я не стала выступать и поехала в больничку, то мне бы подшили связку и все бы закончилось лучше. Но у меня даже мысли такой не было — катаем и катаем. Тогда мне было 14 лет.

Когда мне было 12 лет и мы с сестрой катались в спорте высоких достижений — а это стоило очень дорого ​и отнимало много времени и энергии, — ко мне подошла мама и спокойно объяснила, что ресурсов в семье не хватает на двоих. Мама спросила: «Ты остаешься в спорте или сестра?». Я сказала, что сестра, а сестра назвала меня. В итоге мы обе перешли в полупрофессиональный вариант — профессиональный спортивный балет на льду. В 11-м классе мне предстояло участие в чемпионате мира. Я решила, что откатаю чемпионат, а потом пойду учиться, потому что адекватно понимала, чего я могу достичь. Мы с командой выиграли, и после соревнований я завершила карьеру.

Как бы ты ни любил фигурное катание, кататься по восемь часов в день с шести утра на протяжении, как минимум, 300 дней в году — это и взрослому не будет в кайф. Мне нравилось, я любила тренироваться, но были и срывы, когда я снимала коньки и говорила, что не вернусь. Это у всех бывает.

Бывшая фигуристка Наташа Телягина о цене большого спорта
Фото из личного архива Наташи Тегиной

Сейчас девчонкам в фигурном катании гораздо сложнее, потому что вокруг них информационный шум. Когда у меня были первые соревнования, даже когда мы выигрывали Москву, не было интернета, и всем нам жилось намного проще. Но у них сейчас есть спортивные психологи, а мы и мечтать о таком не могли: у нас был тренер, родители — и все.

Но детям все равно трудно. Сейчас я иногда работаю как тренер. Ко мне приезжала шестилетняя девочка, на которую взвалили огромный груз ответственности. Мы просто катались с ней за руку на открытом льду по кругу. Я спросила ее: «Тебе нравится?». Она: «Нравится кататься, но на меня сильно давят». И она из-за этого не прыгает, заваливает программы.

После ухода из спорта я очень скучала по фигурному катанию. Скучаешь по образу жизни, по друзьям, тренировкам. Сейчас я катаюсь в ледовом шоу, когда у меня есть на это время. Моя основная работа — в дизайнерском агентстве REDIN, руковожу отделом брендинга, а спорт для меня теперь хобби. Если я на работе могу взять отпуск, то улетаю кататься в шоу.

«Игроки — это расходный материал»

Александр Брит, 28 лет, хоккей

В пять лет родители отдали меня в хоккейную секцию в Хабаровске. А когда мне было 13, после сборов меня пригласили в Москву, в команду «Крылья Советов», и я переехал. 

В Москве я закончил детско-юношескую спортшколу, после чего пошел в профессионалы: отыграл сезон во второй молодежной лиге за «Титан» из подмосковного Клина, потом попал в Высшую хоккейную лигу (ВХЛ — вторая по силе профессиональная лига России после Континентальной хоккейной лиги (КХЛ). — Прим. «Холода») и отыграл сезон там. А в 2013 году попал в систему нижнекамского «Нефтехимика», выступающего в КХЛ. Отыграл сезон в молодежке, но одну игру сыграл и в КХЛ (в сезоне 2013/2014 Александр Брит в основном выступал за ХК «Реактор» — так называемый фарм-клуб или резервную команду «Нефтехимика». — Прим. «Холода»).

Следующий сезон я начал тоже в фарм-клубе. Так получилось, что меня пригласили в КХЛ, но в тот момент я как раз получил травму — порвал связки голеностопа. После этого моя карьера по чуть-чуть пошла на спад. Связки я порвал в игре за фарм-клуб — было столкновение. Вышел после игры перемотанный, а мне звонит генеральный менеджер «Нефтехимика»: «Приезжай в состав основной команды, мы тебя ставим на игру». Я говорю: «Ну, что ж вы раньше-то не позвонили?..». Поехал на лечение в Москву, потом вернулся в состав команды, но после травмы долго восстанавливался — на два-три месяца выпал из спорта.

После чего я поехал в Казань — в фарм-клуб «Ак Барса», и тоже сезон сложился не очень удачно. Потом перебрался в Курган, в «Зауралье». Там не с самого начала, но все-таки заиграл. Мы вышли в плей-офф и заняли второе место в первенстве ВХЛ — «серебро» взяли

Историк Сергей Бондаренко — о том, что государство в России ведет себя со спортсменами еще хуже, чем в СССР
Общество2 минуты чтения

Но в Кургане у меня сложились не очень хорошие отношения с тренером и генеральным менеджером. В итоге я принял решение в 23 года закончить карьеру и уехал — после конфликта. Про конфликт не знаю, как корректно будет рассказать. Меня обвиняли в том, что я проплаченный или блатной, что меня толкают родственники, хотя ничего такого не было, это были лживые обвинения. На фоне этого меня пытались унижать, гнобить, оскорбляли в присутствии всей команды. 

Это довольно распространенная практика в хоккее. Все по-разному это воспринимают — кто-то спокойно, а кто-то болезненно. Я из тех людей, которым не нравятся унизительные шутки. Как и любой профессиональный спорт, я думаю, хоккей очень схож с армией. Там жесткая субординация. И есть люди, облеченные властью, у которых при этом есть ряд комплексов и травм. И они пытаются отыграться на своих подопечных. Это могут быть как детские тренеры, так и тренеры во взрослых командах.

В спорте, по крайней мере в российском, задача управленческого штаба — тренерского и докторского — заключается в том, чтобы показать результат здесь и сейчас. Неважно, какой ценой. Если ты знаешь, что игрок травмирован или у него есть риск получить травму, после которой у него, возможно, карьера пойдет на спад, ты все равно этим будешь пренебрегать, потому что результат должен быть на этой игре или выступлении. А игрока можно и заменить в следующем сезоне — на рынке много других игроков. Игроки — это расходный материал.

Я начал немножко думать головой после 20 лет, когда появился опыт — побывал и в молодежке, и в КХЛ чуть-чуть. Я понял, что везде ты тратишь одинаковое количество здоровья, но денег в фарм-клубе получаешь до 10 раз меньше. Экономически понятно, почему так, но как игрок ты чувствуешь несправедливость — ты тратишь свое здоровье, получая за это не миллион рублей в месяц, а 50-100 тысяч рублей. Это была одна из причин, почему я решил уйти. Я понял, что, учитывая мои травмы, я не успею за оставшуюся карьеру заработать достаточно денег, чтобы жить спокойно. Еще одна не менее важная причина — это то, что когда ты заканчиваешь карьеру позже, у тебя особо нет вариантов куда идти, кроме как в тренеры, так как опыта и других знаний нет.

Унижения — это не самое страшное в спорте, ведь с этим везде можно столкнуться. Самое страшное — это сам факт нагрузок и то, что ты оставляешь свое здоровье, выходишь в конце карьеры и не можешь спокойно жить без уколов обезболивающих. У меня разорвана связка плеча, был надрыв боковой коленной связки, голеностопа, смещение позвонка в грудном отделе, протрузии во всем позвоночнике, переломы пальцев практически всех. Теперь мне всегда нужно посещать зал и держать тело в тонусе, потому что если месяц ничего не будешь делать, то практически с кровати не встанешь, тело начинает ныть.

Российский олимпийский чемпион Александр Лесун — о том, почему он завершил карьеру и больше не хочет выступать за Россию
Общество6 минут чтения

Хоккей был не совсем моей мечтой. Меня отдали в секцию, потому что хоккей очень нравился отцу — он хотел, чтобы я стал профессионалом. Сам он был автогонщиком, выступал от региона на федеральных турнирах в юношестве. Я думаю, что он не в полной мере понимал, что такое профессиональный спорт. У нас с ним разница в 20 лет, и профессиональный спорт конца 1980-х сильно отличается от того, который был, когда я был в профессионалах.

Папа, конечно, переживал за меня, как и любой родитель, но он не говорил заканчивать. Никто так не говорил. Так только мамы рассуждают, потому что мамы пекутся о здоровье, а отцы редко об этом думают. Да и спортсмены об этом не думают. Представьте, что вы живете в другой вселенной, в другом мире, в котором не существует альтернативных сценариев. Пространство у тебя замкнутое: команда часто на сборах, и все живут, как и ты, все получают травмы и серьезнее, многие испытывали какую-то агрессию со стороны руководства. 

Когда ты находишься внутри, то для тебя это нормально. Человек — существо адаптивное, и если ты не знаешь другой жизни, то просто не представляешь, как может быть по-другому. Я с детства с плохим зрением, а два месяца назад я сделал операцию на глаза и для меня мир заиграл новыми красками — а я даже не представлял, что так может быть. Если бы я не сделал эту операцию, то продолжал бы спокойно жить, и не знал бы иного.

Своего ребенка я бы отдал в профессиональный спорт. Для меня этот опыт не был травмирующим. Он сформировал лучшие качества, которые во мне есть: целеустремленность, амбициозность, трудолюбие, усердие, знание слова «надо», умение делать через не хочу. Я не жалею, что через это прошел. Последний конфликт, после которого я завершил карьеру, был неприятен, но я вышел после него лучшей версией себя, меня это закалило.

После завершения спортивной карьеры мне было тяжело полтора-два года, но в итоге я стал топ-менеджером IT-стартапа CM.Expert (онлайн-платформа, с помощью которой дилеры автоматизируют управление складом подержанных автомобилей на основе интеллектуального анализа данных. — Прим. «Холода»), который был успешно продан «Яндексу». Сейчас я тружусь на благо «Яндекса» и получаю сильно больше, чем получал в хоккее. 

Когда я пожил другой жизнью, конечно, понял, что система спорта в России не дозрела. В частности, система спортивного образования, тренерства. Профессионалов у нас практически нет в спорте, по крайней мере, в хоккее. Одно дело управлять, а другое — учить и воспитывать, мотивировать, третье — давать технические, тактические навыки. Это три разных умения, которые не всегда сочетаются в одном человеке. 

А кто становится сейчас тренером? Спортсмены, которые закончили и им некуда идти. при этом даже не у всех есть профильное образование. Первоклассных навыков от них пока не приходится ждать, но, возможно, со временем, что-то поменяется.

«Это спорт, по-другому не добиться результатов»

Анастасия Потапова, 26 лет, художественная гимнастика

Я помню, как сидела с мамой в комнате, мы смотрели то ли чемпионат мира, то ли Олимпиаду. Тогда у нас в стране благодаря Ирине Винер был пик художественной гимнастики, и Алина Кабаева занимала все первые места. Я помню, как на ковер выходит Кабаева, а мама спрашивает, хочу ли я так же. Я хотела, конечно. Мне было 5 лет.

Мама отвела меня в спортивную школу олимпийского резерва недалеко от нашего дома. Тренировки четыре-пять часов по пять-шесть раз в неделю, тяжело, но я не пожалела об этом ни разу. Хотя, когда ты совсем маленький, то тренировки пореже и нагрузки поменьше: три раза в неделю по два часа. 

Не каждый человек способен день за днем делать одно и то же, чтобы достичь цели спустя три-четыре года. Но когда человек с детства преодолевает трудности, то в нем появляется такая сила, которая помогает во взрослом возрасте. Поэтому спортсмена видно сразу: в трудный момент он может собраться, успокоиться. 

У меня было много травм: многочисленные растяжения связок — это самая популярная гимнастическая травма: паха, задних связок на ноге, поверхности бедра, голеностопа, спины. Спина болит у всех гимнасток от больших нагрузок, прыжков. Сейчас все говорят, что спортсмены — калеки. Наверное, есть в этом доля правды и каждый профессиональный спортсмен не здоров, особенно те, кто выступают на Олимпиаде.

Я не часто выступала с травмами, но я помню один момент. Мы выполняли минимум на кандидатов в мастера спорта в групповом упражнении на чемпионате Москвы — в Москве это самые серьезные соревнования. Нельзя было пропускать, потому что я стояла в основном составе. А я перед чемпионатом потянула связки голеностопа — это ужасная боль во время прыжков. На соревнованиях всегда дежурила скорая помощь, и они за минуту-полторы до выступления замораживали голеностоп в таких случаях, хотя это не особо помогает от боли. После соревнований где-то месяц я отсутствовала, потому что мне сразу сказали, что если я буду нагружать ногу, я закончу со спортом навсегда. Но после месяца перерыва я вернулась к тренировкам.

Из гимнастики я ушла в 17 лет после того, как мы получили мастера спорта и поучаствовали во всероссийских соревнованиях. В художественной гимнастике очень большая конкуренция: если ты не попал в сборную России до 13 лет, то все. И в 17 лет твоя карьера идет к финалу. А мне, к тому же, нужно было поступать в институт.
Я смотрела документальный фильм про [олимпийскую чемпионку Маргариту] Мамун. Он отражает, как все происходит в художественной гимнастике. На меня тоже кричали матом, стульями кидались — я прекрасно помню, как мы разбегались. Мне кажется, что человеку, который никогда не занимался спортом, будет это тяжело понять. Но если ты хочешь чего-то достичь в спорте, то все, скорее всего, будет так. У меня есть подружка, у которой родной брат в КХЛ, и там все так же. Это спорт, по-другому не добиться результатов.

«Нет такого тренера, который сдувает с тебя пылинки, целует и оберегает»

Лэйла Груздева, 34 года, спортивная гимнастика

С четырех с половиной лет я занималась спортивной гимнастикой в Иваново. Когда меня привели в секцию, родителям сказали, мол, девочка способная, но на большие результаты не рассчитывайте, потому что она слишком пухлая для гимнастики. Но потом я попала к хорошему тренеру, он начал со мной заниматься и в 12 лет довел меня до сборной России. Я мастер спорта международного класса, трехкратная чемпионка России в командном первенстве, неоднократный призер российских и международных соревнований. 

Серьезных травм у меня не было. Но однажды мне пришлось выступать с высокой температурой на международном турнире в Питере в 2004 году. То ли из-за погоды, то ли из-за чего-то другого у меня поднялась температура, и из-за высокой нагрузки на соревнованиях пошли осложнения. Сначала воспалилось колено, потом плечо, и мне пришлось ложиться в больницу — сначала я ходить не могла, а потом рука не работала. Вроде и не серьезная травма, но я долго восстанавливалась. Из-за этого я не попала на чемпионат России перед Олимпийскими играми в 2004 году и не поехала на сборы. 

Олимпиада в жизни спортсмена — это все, ради чего он живет. Когда я не смогла поехать на заключительный сбор — с этой травмой нельзя было выступать, потому что у меня рука не работала и не поднималась, я не могла шевелить пальцами, — у меня была истерика. Мне было 16 лет, и мне казалось, что жизнь закончилась. Когда ты с утра до ночи живешь в зале, выкладываешься по полной, и вдруг у тебя травма… В нашем спорте ты с пяти лет живешь в зале, у тебя практически нет друзей, ты никуда не ходишь, не гуляешь, тебе запрещено есть многие продукты. Истерика [фигуристки, занявшей второе место на Олимпиаде] Саши Трусовой — это эмоции человека, который всю жизнь положил на спорт, работал только на результат. 

Бывают и переломы, никто от этого не застрахован. У нас была ситуация на базе, когда девочка пришла на тренировку в гипсе — у нее была проблема с локтем. И никто ее домой не отправил, она тренировалась в гипсе. 

Когда мы готовились к соревнованиям в Канаде в 2002 году, моя мама привезла разрешение на выезд за границу и решила посидеть на тренировке. В тот момент у меня болел седалищный нерв: ты бегать не можешь, а нужно ехать. Мама мне сказала выйти из зала, поехать домой и завязывать с этим. Но я сказала: «Нет, я хочу поехать». Меня не заставляли идти в зал. Мне это нравилось. Если тебе это не нравится и тебя заставляют, то ни к чему хорошему это не приведет. Каждый спортсмен, который выступает на Олимпиаде, сам это выбрал. 

Почему женщина из Красноярска продает фотографии несовершеннолетней дочери
Общество22 минуты чтения

В 2007 году, в 19 лет, я закончила свою карьеру, потому что из-за физических нагрузок у меня начались проблемы со спиной, а когда у спортсмена появляются проблемы со спиной, ноги перестают толкать, как надо. Но спорт остался в моей жизни. Сначала я восемь лет работала в цирке. В 2015 году меня пригласили в проект на Первого канала «Без страховки». После этого я начала работать тренером и работаю по сей день.

Нет такого тренера, который сдувает с тебя пылинки, целует и оберегает. Каждый тренер все равно ругается. Кому-то мат помогает, а кого-то это угнетает. В нашем спорте это тоже есть, но в 2005 году пришел [главный тренер сборной России по спортивной гимнастике Андрей] Родионенко, и на олимпийской базе запретили ругаться, кричать. То есть, если тренер хочет на тебя накричать, он должен сделать это так, чтобы никто не увидел. 

Все через это проходят, и я не считаю, что это плохо. Однако если тебя с утра до вечера покрывают трехэтажным матом и при этом не хвалят, то результата не будет. Тренер должен уметь и подтолкнуть, и похвалить. Не должно быть только «ты плохой и ничего не можешь». Кому-то это помогает, но не всем. К каждому спортсмену нужен индивидуальный подход.

спортивная гимнастка Лэйла Груздева о криках и унижениях от тренера
Фото из личного архива Лэйлы Груздевой

Моему сыну 11 месяцев, и я бы отдала его в профессиональный спорт. Но сначала пусть занимается для общего развития. Если он мне в какой-то момент скажет, что хочет заниматься профессионально, тогда он и будет заниматься профессионально, а заставлять я не буду. 

Мне кажется, что для мальчиков гимнастика — это хорошо. Если отдать вовремя, не затягивать, то потом можно и в другой вид спорта перейти с готовой подготовкой, координацией, развитым мышечным корсетом. Я смотрю на детей, которым уже восемь лет, а них никакой координации, не могут сообразить во время бега, где право, а где лево… Спорт должен присутствовать в жизни детей, хотя бы массовый. А дальше ребенок вправе выбирать сам.

В свое время моей маме говорили, мол, ты сама пыталась заниматься гимнастикой, но у тебя не получалось, ты же дочь поэтому не кормишь и гоняешь. Мама соглашалась, что мечтала, но она меня не заставляла. Никогда. Я лично благодарна, что пришла в спорт — я горела этим желанием.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наши социальные сети!

«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше

Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.

О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.

Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!