Спорт высших достижений в современной России — часть государственной системы. Олимпийские чемпионы и другие популярные спортсмены регулярно принимают участие в прокремлевских митингах и политических кампаниях, а после завершения карьеры становятся депутатами и чиновниками. Большинство известных спортсменов после начала войны с Украиной поддержали «спецоперацию» или промолчали о ней, сосредоточившись на критике международных спортивных институций, которые отстраняют россиян от большинства соревнований. Но есть и исключения. Пятиборец Александр Лесун — олимпийский чемпион 2016 года и многократный чемпион мира и Европы. В конце февраля 2022 года он решил завершить спортивную карьеру и больше никогда не выступать за Россию. «Холод» публикует интервью с Лесуном.
Александра Владимирова взяла это интервью для BBC Sport 19 марта. Александр Лесун знал о том, что дает интервью, и согласился на его запись и публикацию — за исключением отдельных фрагментов. После того, как материал с цитатами из интервью на BBC Sport вышел, и фрагменты из него распространились в российских СМИ, Лесун сказал, что «журналисты сместили вектор высказываний», но затем позвонил авторке интервью и сообщил, что не имеет к ней претензий. На следующий день спортсмен выступил с новым заявлением, в котором заявил, что «журналистка услышала то, что хотела услышать». «Холод» публикует полный текст интервью — за исключением фрагментов разговора, которые произошли off the record. Также можно послушать аудиозапись разговора.
Как прошли последние три недели, какими они были?
— Да никак они не прошли. Они были безумно болезненными. Было много сообщений от друзей из Украины. Отбиваться пришлось не только от них, но и от всего сообщества. Наконец-то мы как-то смогли наладить международные отношения хоть как-то, я имею в виду современное пятиборье. Я даже не знаю, что еще добавить. Было тяжело — думаю, что эта тяжесть будет продолжаться и дальше.
А что ваши украинские друзья писали?
— Ой, много чего. Много и гадостей было. Мне приходилось с каждым разговаривать. Но они чуть-чуть, наверное, не понимают некоторые нюансы. Нюанс того… Вы на запись меня сейчас взяли… Как правильно подобрать [слово], чтобы у меня не было дальше проблем? Итак, проблемы возникают. Но [украинцы] действительно не понимают, что у нас все ужесточилось во много раз, и если раньше за выход с плакатом «Нет войне» давали каких-то 15 суток, то сейчас это до трех лет, а может — и до 15. Мы же это прекрасно понимаем. Но, увы, чиновники решили сделать так. И явно наши спортсмены… Ну, не могут повлиять, никак, увы. А многие и не понимают, что там происходит.
То есть протестовать можно только из-за рубежа?
— Ну нет, у нас же есть какие-то отчаянные головы, которые это делают — и я с большим уважением к ним отношусь. Но да, гайки закручиваются очень сильно. Причем мы же прекрасно понимаем, что мы стали не только невыездными, но у нас и заработка по сути дела-то и не будет — конкретно в нашем виде спорта. Ну и ладно, заработка не будет, но и цены взлетят, и экономике большой-большой, извините, пипец будет. Все это прекрасно люди нормальные понимают. Это все очень-очень грустно. Я пока все это дело не могу переварить, для меня это большой-большой стресс.
Как вы думаете, в принципе спортивная карьера у спортсменов в России, которые соревнуются на международной арене, будет в дальнейшем возможна?
— Слушайте, тут палка о двух концах. Думаю, да, возможна, потому что организуют какие-нибудь соревнования, открытые чемпионаты, в которые будут вкладывать нормальные деньги. Типа Россия-Беларусь, может быть, кто-то еще захочет подъехать из Казахстана. Сделают какую-то маленькую коалицию. Я так понимаю, что Китай в любом случае не поедет, потому что для него будут важны Олимпийские игры. Но какой-нибудь Узбекистан и еще кто-то наверняка подъедет. В общем, что-то будет, и карьеру можно продолжать. Я думаю, даже нужно. И я думаю, что сейчас даже будут давать хорошие средства на то, чтобы спортсмены продолжали быть спортсменами, потому что у нас спорт как таковой — один из столпов пропаганды, скажем так.
Вы для себя приемлите продолжение карьеры в таких обстоятельствах?
— Нет. В России — нет.
Может быть, рассматриваете вариант выступления за кого-то еще?
— Рассматриваю варианты, но сейчас опять же мы нежелательные люди, тем более в Евросоюзе. Я имею в виду всех, у которых есть русский паспорт. Потому что у меня много людей живут… Я не знаю, как у вас, [в Британии], но многие люди, которые живут в разных европейских странах — беларусов, русских, — и говорят, что к ним относятся с таким… иногда до мордобойства доходит.
Даже так?
— Даже так, да.
О каких историях слышали? Людей били за то, что у них русский паспорт?
— Да. Белорусский, русский паспорт. У меня знакомая живет в Греции. Ее попросили, чтобы она разговаривала только на белорусской мове либо на английском. То есть никакого русского, потому что к ней начали цепляться. Мордобой был в Ирландии. Доколебались… В Польше, понятно, доколебываются. В Литве как-то попроще. В Польше было чуть ли не пять на пять. Да, как-то так. Да, это действительно ужасно, и причем многие люди, как мне кажется, из Европы, тоже не понимают, что многие наши не хотят этого всего. Мы понимаем, что Европа-то пострадает, но больше всех пострадает только мы. Увы.
Спортсмены регулярно участвуют в политических прогосударственных митингах в России. И при этом говорят, что спорт вне политики. Как вы к этому относитесь?
— Знаете, я никак не могу найти для себя ответ. Что спорт вне политики, это давным-давно вранье. И наш уважаемый [основатель современных Олимпийских игр] барон Пьер де Кубертен давным-давно переворачивается в гробу от слов, что спорт — это не политика. Это мое мнение. А то, как они себя ведут… Мне кажется, в этой ситуации каждый должен решать сам за себя. Потому что все хотят кушать. Все хотят кушать сейчас, но не думают о том, что какие-то их действия могут привести к гибели девочек, мальчиков, парней, взрослых, дедушек, бабушек. Ну не понимают — значит им с этим жить. Потом, как мне кажется, будет в любом случае разбор полетов так или иначе. Просто вопрос, когда будет — через десять лет, через пять лет, через двадцать лет. Но этот разбор полетов может привести к не очень хорошим последствиям для тех, кто хочет сейчас кушать.
Как вы думаете, что в первую очередь руководит спортсменами, идущими на такой митинг, — страх, непонимание происходящего?
— Все вместе. Мы действительно очень такие, подневольные люди, от слова совсем. Нас иногда на пьедестал ставят в России, но мы по сути дела сами ничего не решаем. Потому что от тебя зависит очень много людей. И тебе легче иногда сказать «да», чтобы не подставить своего тренера, не подставить свою маму, чтобы не подставить свое имя, чтобы тебя брали на телевидение, чтобы у тебя были контракты, чтобы тебе платили нормальные [деньги], чтобы тебя элементарно пускали на спортбазы. Очень много всего. Вот от этого людям действительно становится страшно. Причем вы помните, что спортсмены чаще всего не очень социализированы. Мы не привыкли выстраивать свой день — за нас все решают изначально. Мы знаем, когда соревнования, и должны к ним готовиться. Мы, грубо говоря, как инструмент. Нами пользуются как инструментом. Тут каждый сам решает. Ну, как я думаю.
И очень сложно выйти из замкнутого круга?
— Сложно, страшно, не понимая, что будет происходить дальше. Вот ты жил всегда в одних условиях, и тебя гладили по головке и давали денежные средства. А если что-то не то скажешь — что с тобой будет? Это действительно страх. Более того, я знаю случаи, когда всяческие такие вещи, когда отказывались… Допустим, я уволился отовсюду. И я сейчас на данный момент зарабатываю деньги благодаря каким-то своим знакомствам не в сфере спорта. Но это не то, чтобы я хотел. Мне этот процесс не очень нравится, и он не очень интересен. И не приносит особо много денег — я все-таки привык жить чуть-чуть по-другому. Но многие не могут сделать такого поступка. Я их тоже прекрасно понимаю.
А давно вы уволились?
— Как все началось. А нет, до, я не знаю, какой клин был в голове. 22 февраля. А 24-го все началось.
Но началось все как раз 22-го, когда объявили [о признании независимости ДНР и ЛНР].
— Я с утра еще… А потом нам по новостям сказали. И после этого я еще не воспринял это всерьез. А когда 24-го все началось, я тогда… Я могу матом с вами ругаться? Я просто охуел. Я просто охуел. Я понял, что мир уже не будет таким, как раньше. Увы, уже никогда.
Вы говорите, что понимаете, что спортсмены в России — инструмент пропаганды. А когда началось это понимание?
— Я даже не знаю когда, в каком году. Но в какой-то момент я понял, что меня как статуэтку с пылью достают раз в три-четыре года. Я понимаю, что я никому не нужен. Кроме моих результатов я никому вообще не нужен. Я как личность. Глобально — для чего нужен человек государству? Для чего вы нужны?
Зависит от государства, наверное.
— Вас выращивают, вам помогают, детские сады, школа, бесплатная или платная медицина, куча страховок. Но от вас хотят результатов — в любой сфере деятельности. Всегда хотят. Вы для них выгодны как результат в сфере деятельности, если глобально разбирать. Мы в своей сфере деятельности дальше могли бы передавать опыт и давать людям намного больше и лучше, но нас начинают почему-то потом гасить. Те люди, которые, ну, привыкли жить так. Которые сами не разбираются во многих [вещах] и видах спорта, вообще не понимают, что это такое. Они не могут приносить в мир свет и созидание. Поэтому все вот это происходит.
И самих спортсменов начинают с детства приучать, чтобы они были… несвободными. Для меня любой вид спорта — свобода, свобода мысли. Сколько бы тренер тебе ни давал нагрузок на тренировке, он за тебя никогда не выйдет на помост, никогда не выйдет в ринг, никогда не выйдет на дорожку беговую и на плавательную. Никогда за тебя твою работу делать не будет. Если ты тупо веришь там каким-то мыслям, ты молодец, но сколько можно верить одним и тем же мыслям, когда [они] не приводят ни к какому результату. Когда идет полный обман, получается. Тренеру-то хорошо, а вам как с этим жить? Опять же — со всем уважением к моим тренерам. Я считаю, что они действительно достойные люди. И вообще в России много достойных людей.
А «несвободными» — вы имеете в виду, чтобы повиновались и просто следовали указаниям и не думали своей головой?
— С таким материалом проще работать.
Вы говорите, что зарабатываете сейчас иначе. А как?
— Слушайте, можно я не буду, пожалуйста, говорить?
Это никак не связано со спортом?
— Как-то иногда связано, иногда не связано. Я сейчас в таком свободном падении. Никаких предложений не было. Я не поддерживаю линию партии во многих вещах, поэтому я неудобен.
То есть вы себя немножко чувствуете как в Советском Союзе?
— Я не немножко себя чувствую как в Советском Союзе, я множко себя чувствую как в Советском Союзе. Когда ко мне приезжают друзья, которые не могут переехать за границу. Когда я сам не могу свободно перемещаться. И не из-за того, что я какой-то плохой или хороший, а из-за того, что кто-то что-то там начал… Непонятноe… Можно я, пожалуйста, для вашего интервью попробую не называть те вещи, которые есть, этими вещами.
Что вы сейчас чувствуете, какая эмоция превалирует? Страх? Отчаяние?
— Знаете, страха нет, нет отчаяния. Есть огромное непонимание, почему и как все произошло. Почему мы говорим одно, а делаем другое. Почему нами управляют многие, многие люди, чиновники, которые вообще не имеют отношение к профессии, почему мы дошли до того, что все это происходит? Где все были? Все говорят: «Где мы были восемь лет?» А где мы все были? Не восемь лет, а больше. В России есть очень много действительно умных, интересных, талантливых людей. Но [таким людям] не дают проявить свои таланты. Все, кто не по расческе, всех стригут.
Мы поговорили о пропаганде. А что вы сейчас чувствуете по поводу своих побед и того, что они были одержаны под российским флагом?
— Знаете, где-то [по-прежнему] гордость. Потому что у меня родственники из России, бабушка русская. Если говорить не про политику, для меня страна Россия — это что-то такое родное, могущественное, что-то действительно сильное. Я про людей, про красоты, [а не про оружие]. Я чувствовал привязанность вот к этому масштабному и великому. И я выигрывал для кого? По сути дела для себя. Для своего тренера, для своих болельщиков. Которые такие же, как я. Я же не выигрывал для тех людей, которые могут влиять на миры, скажем так. Потому что людям, которые влияют на мир, им явно не интересен спорт.
Но вы же сами сказали, что его используют как инструмент пропаганды. Значит и вашу победу использовали как пропаганду.
— Да, ее тоже использовали, но не так сильно. И опять же — я достаточно колючий мальчик, поэтому ко мне тяжело подходить иногда.
А вам предлагали участвовать в митингах?
— Конечно.
Что вы отвечали им?
— С вами матом можно ругаться?
Да, можно.
— [Посылал] далеко. «Я не готов». «Я болею». «Я не могу». «Я за городом». Все, что угодно. Меня пытались как-то приучить, приноровить. Я им сказал, что каждый выход стоит денег — если вы не способны мне за это заплатить, волонтерством я даже не устал, я заебался заниматься. Я столько лет рассказывал про то, какой спорт великолепный и что он вне политики, что я за эти годы заебался. Хотите что-то от меня — платите деньги. Если вы не можете платить денег, а, скорее всего, они не захотят платить денег — тех, которых я предложил — меня сложно купить. По крайней мере, на том уровне.
Если бы вам заплатили миллион долларов за участие в митинге в поддержку Путина, вы бы пошли?
— Не знаю. Я думаю, нет. Деньги — это все-таки… Есть какие-то общие ценности, которые у меня другие. Есть ценность в том, что ты действительно любишь эту страну. Так что за миллион долларов — навряд ли, это как-то маленькая цена для меня.
Вы не чувствуете себя в одиночестве в спортивном мире в России — с такими взглядами?
— Очень много людей — может быть, не так глубоко, — но все-таки все плюс-минус понимают, что они… про-еба-лись. И самый страх — не для меня. Я все уже выполнил, все заслужил, все сделал. Я на всех стартах уже был, как минимум, несколько раз на первом месте. А вот для молодых, которые шли к этому, которые смотрели на нас — вот им, полный аут уже, увы. Потому что мало того, что они не дееспособны сами по себе… Ну вот кем они пойдут работать? Вот наш вид спорта, который безумно красив, талантлив… Пойдут работать в таксисты? Это грустно. И они прекрасно понимают, что они не смогли сделать то, что я еще успел.
Как вы думаете, почему все молчат сейчас?
Потому что идут жуткие репрессии. Я ведь сам родом из Белоруссии. Все, что прокатывалось на территории Беларуси, в России — в полном виде.
Вы знаете конкретные случаи, как ребят отчислили за то, что они выступили против войны?
— Я знаю конкретные случаи, когда ребят сажали. И уже сажают.
Сажают? Прямо спортсменов?
— Топовых спортсменов не знаю, но как отстраняли от всего — да.
Вам не обидно, что ваш карьера вот так вот заканчивается?
— Я даже не знаю, что сказать. Обидно — да. Конечно, хотелось быть нужным и продвигать и свой вид спорта, и вообще здоровый образ жизни. Но значит, в чем-то другом я буду нужен. В любом случае я очень хорошо отношусь к славянам… У всех так или иначе есть какие-то дальние родственники на Украине. У всех есть родственники в России. У кого-то — в Беларуси. Я надеюсь пригодиться в другом качестве. Опять же — для людей. Я не говорю про государство, про политику. Чтобы делать полезное людям. Обидно — да. Но на обиженных воду возят.
Если вам удастся найти какую-то другую страну, которую вы могли бы представлять, вы готовы рассмотреть этот вариант?
— Конечно. Я бы очень хотел бы даже.
То есть вы хотите продолжать карьеру, но не хотите продолжать ее за нынешнюю Россию?
— Я бы сказал, что я бы больше хотел заняться тренерством. Но точно — не в России.
