
В середине января московские власти уволили директора Музея ГУЛАГа Романа Романова — на его место назначили руководителя Музея Москвы Анну Трапкову. В контексте происходящего — ликвидации «Мемориала», запрета памятных акций и сноса памятников — эти действия выглядят попыткой уничтожить музей в его нынешнем виде. Исследователь культуры памяти, автор книги «Неудобное прошлое» Николай Эппле рассказывает историю музея — от аляповатых манекенов следователей до престижных европейских премий.
Уведомление о возможном конфликте интересов: автор многие годы сотрудничал Музеем истории ГУЛАГа и Фондом памяти, при их участии была издана книга «Неудобное прошлое».
13 января 2025 года стало известно об увольнении Романа Романова с должности директора Государственного музея истории ГУЛАГа . На его место назначили Анну Трапкову, которая параллельно остается директором Музея Москвы. Деятельность Музея была «поставлена на паузу» еще в ноябре — якобы из-за нарушений правил пожарной безопасности.
Эти шаги — вполне логичное развитие государственной политики, касающейся памяти о советском государственном терроре. В 2024 году Концепцию государственной политики по увековечению жертв политических репрессий , принятую в 2015 году и выглядевшую достаточно прогрессивно, радикально изменили. Из нее исчезли упоминания массовости репрессий, утверждение, что, не увековечив память миллионов жертв, Россия не сможет стать правовым государством, указание на недопустимость «попытки оправдать репрессии особенностями времени или вообще отрицать их как факт нашей истории» сменилось словами о «недопустимости реабилитации и оправдания» виновных в тяжких преступлениях. Вместо указания не незавершенность процесса реабилитаций в тексте теперь говорится, что амнистия 1955 года привела «к реабилитации по формальным критериям и обелению пособников нацистов и изменников Родины».

К тому моменту прокуратура уже занималась пересмотром дел о реабилитации, подавая сигнал о том, что разговор о государственных преступлениях отныне, как и в советские времена, полностью подведомствен государству и подчинен логике военного времени. Музею, который был во многом детищем прежней концепции, места в новой реальности не находилось. Его закрытие или радикальное переформатирование было вопросом времени.
Как бы ни истолковывалась смена руководства Московского музея истории ГУЛАГа, это событие в любом случае подводит черту под его почти четвертьвековой историей.
На протяжении всей истории своего существования музей подвергался критике — причем с двух противоположных сторон. Одни обвиняли Романова и команду в «очернении истории», дискредитации советских руководителей страны и славных страниц прошлого. Другие — в том, что музей служит витриной успешной проработки прошлого в стране, в которой оно остается неосмысленным и неосужденным, а репрессии продолжаются. В этой картине мира музей «перехватывает повестку» у независимых общественных движений, занимающихся советским террором, прежде всего, общества «Мемориал».

Первая позиция сегодня фактически слилась с государственной — и увольнение Романова — свидетельство того, что она была признана верной. Лучший способ ответить на вторую — кратко проследить историю развития Музея.
Его открытие в 2001 году было не элементом выстраивания «государственной политики памяти» — тогда у государства еще не доходили до этого руки, — а результатом пробивной активности Антона Антонова-Овсеенко (1920–2013). Сын революционера, руководившего штурмом Зимнего дворца и расстрелянного в 1938 году, отсидевший 10 лет в Воркуте, Овсеенко был фигурой конфликтной, экстравагантной и независимой. У него действительно были сложные отношения с «Мемориалом», но это было следствием свободной конкуренции в среде противников сталинизма 1980-х и 1990-х годов, а не солидаризации Антонова-Овсеенко с государством (и процесс сближения двух организаций в 2010-х стал результатом усилий Романова и его команды). Музей вполне отражал дух конца 1990-х с его антикоммунистической вольницей.
Первая экспозиция, существовавшая с 2004 по 2012 год в помещении бывших коммуналок на Петровке, напоминала европейские музеи средневековых пыток: аляповатый антураж с вышками и колючей проволокой при входе и манекены, изображающие следователя и окровавленного допрашиваемого, — запоминались куда сильнее информационных стендов и документов.
В 2012 году, когда «трудное прошлое» считалось еще темой сравнительно безобидной и проходило по ведомству культуры, а не администрации президента, культурой в Москве заведовал Сергей Капков, и его стараниями Музею, к этому времени уже возглавляемому Романовым, было предоставлено новое, гораздо большее помещение и ресурсы. Это было, опять же, в духе времени: государству нужно было безопасным для себя образом сформулировать свою позицию относительно советского террора (в 2015 году результатом стала Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий). И в духе проводившейся в жизнь Капковым культурной политики: в Москве, какой ее видел Капков, должен быть европейского уровня музей памяти.
Вторая экспозиция, открытие которой совпало с принятием Концепции, была именно что «на уровне»: качественной, но в целом довольно схематичной.

Полноценным и продуманным высказыванием об истории советского государственного террора и поставленных этой историей вопросах стала третья экспозиция, открывшаяся в 2018 году. Она стала результатом вдумчивых консультаций с широким кругом экспертов, привлечения профессиональных музейщиков и сценаристов. Экспозиция, получившая название «ГУЛАГ в судьбах людей и истории страны», показывала советский государственный террор не как автономный эпизод в истории страны, но как интегральную часть этой истории. А еще — и, по отзывам, это оказалось более важно — показывала эту истории через частные истории отдельных людей, позволяя посетителю примерить прошлое на себя.
В 2021 году Музей получил Музейную премию Совета Европы, признание соответствия как музейным стандартам отрасли, так и критериям отстаивания ценностей прав человека.
Но, быть может, даже важнее собственно новой экспозиции стало то, что команда Музея постаралась (и это ей в значительной степени удалось) объединить в разговоре о российском трудном прошлом живые силы общества. Экспозиция создавалась в постоянных консультациях с экспертами — и как один из них, могу свидетельствовать, что рекомендации не только внимательно выслушивались, но и претворялись в жизнь. Команда музея пользовалась в этом смысле достаточной автономией по отношению к руководству департамента культуры.
К озвучиванию интерактивной части были привлечены лучшие российские актеры, для которых эта работа также была высказыванием личной позиции — среди них Чулпан Хаматова, Лия Ахеджакова, Максим Виторган, Юлия Пересильд, Ингеборга Дапкунайте и Евгений Миронов. Вокруг Музея образовался круг друзей и сочувствующих, в том числе из числа высокопоставленных чиновников, общественных деятелей, крупного бизнеса.
Фактически, команда Романова начала делать то, без чего, как показывает международный опыт, эффективная проработка трудного прошлого невозможна, — привлекать к этой работе государство. Заметим, что необходимость взаимодействия с государством отчетливо понимал с первых дней своего существования и «Мемориал» — за что диссиденты и политзеки старой закалки считали его членов конъюнктурщиками, а то и агентами КГБ.

Кажется, лучший ответ на замечания о музее-витрине и музее-спойлере — это деятельность музей и то, чем он стал к началу 2020-х годов. А стал он собранием людей, для которых тема репрессий стала темой жизни, подходящих к ней неформально. Именно такой подход заставил Музей выйти за свои стены и за границы собственно музейной деятельности.
Музей истории ГУЛАГа образца 2020-х годов помимо собственно экспозиции это:
- площадка для разговора о советском государственном терроре в самых разных жанрах — конференций, дискуссий, встреч с деятелями культуры;
- площадка для кинопоказов и театральных постановок, в том числе созданных специально для Музея («И дольше века длится день» Антона Калипанова и Ольги Шайдуллиной по роману Айтматова (2017 год, спектакль получил «Золотую маску»), опера «Твой отец жив, только об этом не надо говорить» Даниила Посаженникова и Анны Костриковой на основе биографии Георгия Демидова (2022 год);
- Центр документации, помогающий найти информацию о репрессированных родственниках и популяризирующий архивный поиск такого рода (Центром издана книга «С моих слов записано верно: личный опыт поиска репрессированных родственников» и регулярно проводились образовательные семинары);
- проект «Мой ГУЛАГ» — большой архив интервью людей, прошедших через лагеря;
- обширная издательская программа, в рамках которой помимо обычных для музеев каталогов и специализированной литературы предпринято несколько серьезнейших издательских проектов, например, полное собрание сочинений Георгия Демидова, почти неизвестного широкой публике автора лагерной прозы, сопоставимого с Варламом Шаламовым и Евгенией Гинзбург;
- социально-волонтерский центр, сосредоточенный на поддержке жертв репрессий или их родственников;
- образовательный центр, разрабатывающий школьные уроки об истории советского террора;
- сохранение захоронений и мест памяти жертв террора: при участии команды Музея был расширен и реконструирован музей «Следственная тюрьма НКВД» в Томске, создан информационный центр на территории Спецобъекта НКВД «Коммунарка», были разработаны концепции Парка Памяти «Рудник Днепровский» на Колыме, мемориального комплекса «12-й километр Московского тракта» под Екатеринбургом, реконструирована экспозиция музея «Дом на Набережной»;
- ассоциация музеев памяти, призванная поддержать многочисленные маленькие частные музеи, посвященные истории советского террора.
Часто высказывавшаяся в адрес экспозиции музея претензия: она рассказывает только о прошлом, не касаясь настоящего, в котором государственный террор становится все более отчетливой реальностью.

Это правда, да и не может государственный музей выступать против государства. Но дело в том, что честный и живой разговор о прошлом не может не быть обращен в настоящее. Лучшее свидетельство того, что это работает и прекрасно считывается посетителями, — выросшее число посетителей музея после февраля 2022 года. Люди прекрасно понимают, что за механизмы просыпаются у них на глазах, и в поисках понимания законов их работы обращаются к памяти о ГУЛАГе.
Когда-то один из основателей «Мемориала» Арсений Рогинский в ответ на вопрос, опасается ли он, что государство захватит тему памяти о советском терроре, ответил мне, что они, конечно, хотят ее захватить, но это такая тема, что как бы она сама их при этом не захватила — поэтому пусть попробуют.
В каком-то смысле история Музея ГУЛАГа — именно такой пример. Музей, изначально нужный государству только «для галочки» и в качестве декоративной витрины, оказавшись в руках людей, открытых к теме памяти, стал не просто живой сущностью, но аккумулятором и мультипликатором усилий множества неравнодушных людей и институций. А еще это важный пример того, как много может общество, когда государство соглашается выполнять очень важную свою функцию — не мешать.
К сожалению, время ворованной свободы действий закончилось и советское прошлое в предсмертном рывке пытается уничтожить все, в чем оно видит для себя опасность. И, конечно, Музей такую опасность представляет.

Можно ли разрушить сделанное командой Музея за прошедшие годы? Только отчасти. Вероятнее всего, большая часть «внемузейной» деятельности Музея будет свернута — в каком-то виде это уже происходит. Можно переделать экспозицию, серьезно сменив акценты — как это было сделано, например, после подчинения музея «Пермь-36» государству в 2013 году. Но опыт людей, приобщившихся благодаря Музею и его друзьям к теме памяти, трудному прошлому семей и страны, не отменить.
Deus conservat omnia, «Бог сохраняет все» — этот девиз, взятый Анной Ахматовой эпиграфом к «Поэме без героя», важнейшему в русской литературе тексту о памяти — хороший ответ на этот вопрос: по-настоящему важное не уничтожить.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!