
В конце декабря 2024 года в подмосковных воинских частях умерли два солдата срочной службы: 19-летние Юрий Убонов и Владислав Белоногов. Оба заболели почти сразу, как попали в часть: вероятно, у обоих была менингококковая инфекция. Несмотря на кашель и высокую температуру, в госпиталь их не отпускали, а медицинскую помощь оказали только после того, как солдаты потеряли сознание. «Холод» поговорил с родственниками умерших и рассказывает их истории.
«За ним кровь не успевали вытирать»
19-летний Юрий Убонов из Иркутской области попал в армию сразу после окончания строительного техникума. Он выучился на сварщика, собирался работать, но получил повестку. Его мать Анна Хахалова говорит, что старший сын был слишком скромным, чтобы пытаться откосить.
«Сейчас это сделать [откосить] непросто. Конечно, он не горел желанием туда ехать. Все слышат, что со срочниками происходит, как они попадают под снаряды, как в Курской [области] было. Никто этого своим детям не желает. Но надеялись, что обойдется, — рассказала “Холоду” Хахалова. — Юра был такой стеснительный, скромный. Еще когда в техникуме в Иркутске учился, не гулял особо. Девушки у него не было. Как выходные — железно домой. Помогал по дому, с младшими. Окончил девять классов, пошел на рабочую профессию сразу. Воевать? Такого желания не было у него никогда».
В ноябре 2024 года Юрия забрали в военкомат города Шелехов в Иркутской области, а в декабре отправили служить в воинскую часть №61899 в поселке завода Мосрентген в Новой Москве. 28 декабря он умер в госпитале, куда его доставили только спустя две недели после того, как он заболел.
«Он жаловался на то, что сильно простудился почти сразу, как приехал в часть. В казармах жутко холодно, обмундирование тонкое, осеннее. Несмотря на кашель и температуру, его гоняли на строевые. 16 декабря кашель стал сильнее, температура под 40. 18 декабря его, наконец, направили в лазарет. Но там, по рассказам сына, никакого лечения не было, только сбивали температуру, и все: ни рентгена не сделали, ни кровь на анализ не взяли», — говорит Хахалова.
По ее словам, через три дня Юрия выписали из лазарета, хотя лучше ему не стало.
«Гоняли 21 декабря на стрельбище в мороз больного, — рассказывает она. — Спрашиваю: “Почему?” Пишет: “Завтра стрельбы”. Одевали на полигон по-прежнему в тонкую форму, а сверху металлическая каска, прямо на голую голову. У него большая голова, он жаловался, что шапка даже уши не закрывает. Вместо того чтобы дать нормальную, его заставили просто ледяную каску нацепить и с температурой 40 провести несколько часов на полигоне».
Уже на стрельбище, по словам матери, Юрий кашлял кровью. Командование на жалобы солдата и его сослуживцев внимания не обращало.

«Сослуживцы не успевали кровь за ним вытирать. Командованию было просто похер. Хотя командиры не могли 10 дней этого не видеть, они же заходят в часть, — рассказывает дядя умершего Павел Убонов. — Он сам уже одеться не мог. Другие солдаты его одевали и выводили. Пока сознание не потерял, в госпиталь не увезли!»
Родители возмущаются, что солдата будто бы боялись вывезти из части до того, как он примет присягу.
«Четыре дня кровавого кашля! Это прямое показание к рентгену. Но нет — им было важнее, чтобы все приняли присягу. Они дождались 30 декабря и только потом нам сказали о смерти сына. А умер он 28 декабря! — говорит мать Юрия. — Я не знаю, почему они так боялись. Может, бегут оттуда. Может, паники родителей боялись. Но все родители уже в панике».
По словам родителей Юрия Убонова, командование части уже перевело солдат, которые лежали в лазарете вместе с Юрием, в другие роты.
«Сослуживцев, которые видели состояние Юры — вытирали кровь за ним, таскали его до полигона и обратно, запугивают, — говорит Анна Хахалова. — Это место просто смертельное: отдала им здорового ребенка, месяца не прошло, в цинковом гробу привезли! У Юры младшие братья остались, я с двухлетней дочкой на руках. Через три года в армию среднего захотят забрать — я поперек дороги лягу, второго сына им не отдам!»
Мать и отец погибшего собрали скриншоты сообщений сына и заявили в военную прокуратуру и Следственный комитет о неоказании медицинской помощи, приведшей к смерти.
«29 декабря, когда мне сообщали о смерти сына, врач мне подтвердил, что Юру бы спасли, если хотя бы на полдня раньше привезли в госпиталь Подольска. Но его повезли уже полуживого. У него уже развился вирусный миокардит — менингококковая инфекция дала осложнения на сердце (этот разговор с врачом мать срочника не записывала, у редакции нет подтверждения диагноза. — Прим. “Холода”). При этом в справке о смерти стоят “пневмония без уточненного возбудителя” и “легочно-сердечная недостаточность”. Без уточненного! Они же уже знают про менингококк!» — возмущается мать умершего солдата.
После того как она выложила пост о смерти сына в местном паблике, ей написала мать другого срочника, Юлия Белоногова из Красноярска.
«Второй мальчик буквально через день после моего умер. Тоже 19 лет. И часть рядом! — говорит Анна Хахалова. — И у него тоже менингококковая инфекция! Похоже, она уже развилась до эпидемии. Но военные не могут справиться и вместо того, чтобы бить тревогу, — скрывают!»
«Тело отдайте похоронить!»
19-летнего призывника Владислава Белоногова из Красноярска командиры полмесяца не разрешали госпитализировать. Он умер в части №58198 в ночь с 29 на 30 декабря 2024 года. Подписать присягу его заставили прямо на койке в санчасти 29 декабря. Тело родителям выдавать отказываются.
«Родные просят: “Тело отдайте похоронить!” Они сначала ссылались на ”новогодние праздники”, потом на “проверку”», — говорит тетя погибшего Ольга Васильева.
Мать Владислава общаться с журналистами отказывается — до сих пор не пришла в себя, говорят родные.
«Понять можно, это ее один единственный сын. Если она начнет вспоминать, опять начнутся истерики. А от работы-то ее никто не освобождал», — объясняет тетя солдата.
По ее словам, 8 декабря Владислав отправился с пересыльного пункта Красноярска и через четыре дня прибыл в часть №58198 под поселком Калининец в Подмосковье.
«Он простыл почти сразу, начался кашель. Меньше чем через неделю, 16 декабря, кашель был таким сильным, что он обратился в лазарет. Но ему отказали в госпитализации и все это время не лечили! Его просто держали в части до 29 декабря без анализов, без рентгена. Говорил, что температура держалась 13 дней, а у него даже кровь не взяли», — вспоминает Васильева.
Отец Владислава Андрей Белоногов говорит, что общался с сыном почти каждый день, несмотря на развод с его матерью. Все 13 дней, пока у призывника были кашель и температура, — с 16 декабря до 29 декабря — тот провел в казарме, без медицинской помощи.
«Он приходил в санчасть дважды, жаловался на сильный кашель и температуру. Ему заявили, что если он в третий раз зайдет, то его “посадят на губу” (на гауптвахту — помещение в армии с особым режимом, где удерживают военных под арестом. — Прим. “Холода”). Третий раз он и не пошел. Хотя в санчасти сразу поставили “подозрение на пневмонию”, но не лечили же. Рентген все обещали сделать в госпитале, но так и не увезли туда», — говорит Белоногов.
Тетя срочника утверждает, что про «подозрение на пневмонию» Владислав также говорил своей матери и бабушке.

«18 декабря он отправлял матери аудиосообщение, что есть подозрение на пневмонию. 19 декабря звонил бабушке и повторил это, уточнил, что его обещают отвезти на рентген в госпиталь. Прошло еще 10 дней, но до самой смерти его так никуда и не отвезли», — говорит Васильева.
29 декабря, в день присяги, из казармы Владислав Белоногов вышел на построение и потерял сознание. Тогда его в санчасть повел уже командир.
«Его буквально трясло от высокой температуры. Командир привел его в санчасть, но ему дали только жаропонижающее, одну таблетку — и все! Если бы фельдшер нормально сделал свою работу, осмотрел, увидел, что по телу уже сыпь пошла, Влад был бы жив. Это же прямые показания к госпитализации! В итоге он потерял сознание, но скорую ему не вызвали. Хотя вызови они ее тогда, утром, племянника можно было спасти, — говорит Васильева. — Вместо этого ему положили на подпись присягу. По словам сослуживцев, прямо в санчасти! Скорую вызвали только ближе к ночи, но было уже поздно — с 29 на 30 декабря Владик умер. Три недели, и парня загубили! Да, это самое настоящее убийство: они полмесяца смотрели, как он умирает на их глазах, и ничего не сделали».
По словам Андрея Белоногова, единственный раз, когда родные умершего услышали что-то про диагноз, был во время разговора тети Владислава с заведующим морга.
«Он делал вскрытие и сказал Ольге по телефону, что это менингит: парень умер из-за менингококковой инфекции, — рассказывает отец погибшего солдата. — Звонила она уже в январе. А о смерти Влада мы узнали только спустя два дня после случившегося, и то, потому что его сослуживец нам сам набрал. Я лично звонка от военных так и не получил. 30 декабря я сам нашел телефон командира роты и позвонил ему. Он подтвердил смерть сына. — Ну что сказать, загубили парня. Единственного сына моего. Он такой живчик был: позитивный, коммуникабельный, душа компании. Даже не верится. Здоровый был, 183 сантиметра ростом. От армии не косил. Хотел потом в полицию пойти работать или в МЧС. Состоял в спортивном клубе “Патриот”, в горы ходил. Летом, перед армией, первый раз с парашютом прыгнул».
По словам отца Владислава, примерно через неделю жалоб родственникам выдали свидетельство о смерти, где в качестве причин смерти указаны отек мозга, острая менингококкемия и синдром Уотерхауса-Фридериксена (острая надпочечниковая недостаточность, которая развивается при двустороннем кровоизлиянии в надпочечники). Ранее в морге патологоанатом устно сообщил тете солдата о менингококковой инфекции и назвал причиной смерти менингит.
Белоноговы уверены, что воинская часть намерена скрывать обстоятельства смерти Владислава: после 30 декабря неизвестные стерли все сообщения из переписки солдата с матерью и отцом.
«Конечно, мы подозреваем командиров [в попытке скрыть детали смерти]. Телефон оставался у них, в части, — говорит Васильева. — Только они могли почистить все чаты. Когда именно, мы точно не знаем, но уже после того, как мы узнали о случившемся. Юля [мать Владислава] зашла в вотсап, хотела переслушать голосовые, еще раз услышать голос сына, а там: “Контакт “Сынок” удалил все сообщения”. Они стерли все сообщения, где Влад рассказывал про отказ в медпомощи, где жаловался на кашель, температуру. Я не знаю, почему им важно было дотянуть до присяги. Но факт: его не выпускали, не госпитализировали, а родителей не впускали. Родственники из Москвы пытались узнать, можно ли присутствовать на присяге, — им в части заявили, что “мероприятие закрытое”».
Отец умершего призывника говорит, что его переписку с сыном тоже удалили.
«Числа 3 января все почистили. Сначала у Юлии, матери. Потом у меня. Ну, конечно, это подозрительно. Как так — удалили именно наши чаты, где он все описывал, — говорит Белоногов. — Ну врут же на каждом шагу. Командир мне сказал, что умер Влад якобы в машине скорой помощи, а потом заведующий морга Ольге сказал, что это не так, он умер в Наро-Фоминской больнице, при которой морг и находится. То есть его в военный госпиталь так и не увезли. Повезли в гражданскую больницу. Я не знаю, врачей что ли в военном госпитале нет?»
Адвокат Евгений Ильченко, который защищает в суде российских военных, объясняет затягивание в оказании медицинской помощи тем, что после принятия присяги статус солдата меняется.
«Скажем так: статус солдата под присягой — гораздо менее ценный. Он уже служит и многое можно списать на “тяготы военной службы”. До присяги солдата более-менее берегут и в случае смерти “до” командирам попадет чуть сильнее, — говорит Ильченко. — Сильнее, но не то чтобы очень сильно. Судебная система по-прежнему на стороне Минобороны. Выиграть дело в суде будет очень сложно, почти невозможно. Против госструктур, особенно военных, суды сейчас не идут».
По телефонам в обеих воинских частях отказались комментировать причины смерти срочников.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!