Этот дед — супер

15 января умер американский кинорежиссер Дэвид Линч, автор легендарных фильмов «Шоссе в никуда», «Малхолланд Драйв», сериала «Твин Пикс», один из самых известных режиссеров в истории кино. Ему было 78 лет. По просьбе «Холода» кинокритик Владимир Лященко рассказывает, почему его фильмы так сложно было расшифровать и стоит ли этим заниматься. 

«Как будто родной дед умер», — примерно такая реакция на смерть Линча возникла у многих, во всяком случае, если судить по моей ленте. Он и правда был идеальным дедом — например, для того, чтобы поделиться его картинкой с друзьями, когда настроение не очень. Или каждый день узнавать у него про погоду: в течение двух с половиной лет Линч записывал и выкладывал в ютубе сводки погоды из своего дома в Лос-Анджелесе. 

«Можете ли вы в это поверить, опять пятница!» — к этой фразе он пришел довольно быстро и, кажется, не забывал использовать в каждом пятничном обзоре. Заодно — каждый обзор от 40 секунд до полутора минут — успевал сообщить, о чем с утра думал. Именно сообщить — никаких философских рассуждений, а буквально сводка: число, день недели, месяц, год, столько-то градусов по Фаренгейту, столько-то по Цельсию, солнце светит или (очень редко, Лос-Анджелес же) облачно. И где-то на тридцатой-сороковой секунде что-то вроде: «Сегодня я думал про музыкальную композицию (чаще песню) такую-то — кажется, это любимая вещь, которую Анджело (Бадаламенти) и я записали в таком-то году, день сегодня, похоже, будет солнечный, легкий ветерок, всем отличного дня!» 

Непонятно, объясняет ли это что-то про Линча, но вы попробуйте посмотреть эти записи подряд — очень успокаивает, даже если за окном совсем не солнечная Калифорния, потому что этот дед — супер.

Вообще странно было бы думать, что Линч прямо-таки всем тут был дедом, однако он точно оказался для постсоветского пространства тем режиссером, который больше, чем режиссер. Кажется, корни этого явления следует искать в истории российского телевидения: 4 ноября 1993 года «1-й канал Останкино» начал транслировать сериал «Твин Пикс». 

Был ли у его зрителей опыт просмотра какого-либо другого сериала, который не то что не был «мылом», а сразу мог быть записан в категорию «радикальный артхаус»? Многие ли к тому моменту уже видели «Твин Пикс» на видеокассетах? А сколько человек видели полнометражные фильмы Линча: «Синий бархат», «Диких сердцем», «Голову-ластик» с «Человеком-слоном»? 

Тут пригодилось бы масштабное социологическое исследование про влияние «Твин Пикса» на зрителей 1990-х, но в наличии только собственный опыт и фрагментарные воспоминания других свидетелей эпохи. Это было что-то магическое: от заставки с соснами и музыкой того самого Бадаламенти до, разумеется, Черного вигвама и жутковатой речи карлика, слова которого были пущены задом наперед — какой простой, но какой действенный прием. 

А вот что это еще и очень смешной сериал — почему-то из памяти стерлось и заново (а может, и впервые) обнаружилось уже перед внезапным третьим сезоном спустя 30 лет. Хотя кто-то наверняка знал и помнил это всегда, а кто-то пересматривал «Твин Пикс» раз в пару лет и переоткрывал эффект раз за разом. Да и как это могло стереться, если посреди ужасного и странного — агент Купер с кружкой чертовски хорошего кофе, диктофоном и не вписывающейся в окружающий пейзаж улыбкой оптимиста. 

Воспроизвести эту хтонь в российском кино ни у кого не получалось, хотя попыток было много. Из своей головы всех этих линчевских людей и нелюдей не достать — либо подражание будет, либо совсем другая потусторонность. Например, страшная, но совсем не смешная. Или наоборот. А вот так, чтобы в ней хотелось оказаться, несмотря на весь ужас, — никогда. Зато до сих пор многие, когда заходит речь про расцвет сериалов в эпоху «Нетфликса» и прочих стримингов, первым авторским сериалом называют «Твин Пикс» — мол, задолго до того, как сериалы перестали быть делом второсортным, был Линч и был городок в соснах. 

При этом, кроме самого Линча, никто ничего подобного на ТВ так и не сделал, пожалуй. То есть выдающиеся, авторские, артхаусные и так далее сериалы появились, но только сам Линч смог повторить что-то по-настоящему линчевское — когда в 2017 году снял для Showtime третий сезон сериала. Первый и второй, напомню, были сняты и показаны в Штатах в 1990–1991 годах. И почти через 30 лет третий не оказался ностальгическим фансервисом, хотя фанаты вдоволь смогли поностальгировать. И не оказался напоминанием, что в одну реку не войти дважды. Получилось и совсем «как тогда» — удивительно живо, и совсем по-новому, и снова весело и страшно. А потом была восьмая (из 18) серия — и стало понятно: так больше никто не мог. Да и кому бы позволили? 

По памяти: почти всю серию мы смотрим на застывший, но не вполне неподвижно, ядерный взрыв. Под жуткий гул. И не как его обычно показывают — грибом, а как будто самого зрителя поместили в центр сверхновой или калейдоскоп рассыпался перед внутренним зрением. Минут 10 точно. А может, и 20. Проверять память не хочется — как в диалоге из «Шоссе в никуда»:

— Мне нравится помнить все по-своему… 

— Что ты имеешь в виду? 

— Так, как я все запомнил… Не обязательно так, как все случилось.

Можно ли вообще объяснить что-то про Линча, не заставив человека его посмотреть хотя бы час? Что сообщит набор тегов из текстов про его кино: визионер, сюрреалист, трансцендентальная медитация, дед, женщина с поленом, кто убил Лору Палмер, синий бархат, одна женщина в беде, две женщины в беде, трое человек в костюмах кроликов? Что-то из этого надо было видеть, что-то просто истрепано или никогда ничего не помогало описать. Кого только ни называют визионерами — каждый год их десяток объявляют, как грибов этих визионеров. 

А живопись его вы видели? Она и очень похожа, и совсем не похожа на его кино. На картинах — застывшая жуть. В коротких комиксах (да, он еще и комиксы рисовал) жуть начинает движение, заговаривает со зрителем и оказывается веселой — поищите «Самую злую собаку на свете» (The Angriest Dog in The World). Когда Линч наводит на жуть камеру, она если и не растворяется полностью в чем-то подозрительно уютном, то встраивается в повседневность. 

Иной режиссер мог бы этим и ограничиться — получился бы какой-нибудь пост-хоррор с метафорами или «просто полюбоваться». Линч же раз за разом проделывал нечто, из-за чего его бесконечно пытаются дешифровать, толковать, интерпретировать. Версии встречаются разные. В его фильмах существует только реальный мир, а все потустороннее — это аберрации сознания и памяти? В его фильмах существует только потустороннее, а все, что мы принимаем за реальность, — это иллюзия? Он просто издевается над зрителями, выдавая за сложные загадки коллаж из несовместимого, а за шифр — россыпь случайного? 

Последнее совсем уж вряд ли — я знаю как минимум одного человека, способного пересказать сюжет «Малхолланд Драйв» так, что это получается связной историей про безумие, посетившее актрису, сломанную Голливудом: то есть, героиня там одна, а вся раздвоенность реальности — порождение ее травмированного сознания. Можно предположить, что именно подобная экранная переработка реальности почему-то оказалась в 1990-е, да и в 2000-е, очень нужна большому количеству рожденных в СССР. Почему именно — додумывать не хочется: слишком велик риск подогнать реальность под объяснительную модель. 

Если же отказаться от самой идеи рассказать, что в фильмах Линча к чему, то в памяти остаются картинки. Без историй. Картинки, которые сложно из нее стереть. Все тот же Черный вигвам; смеющееся лицо Боба в отражении агента Купера; измазанное не пойми чем лицо не пойми кого, подкарауливающее за углом; кролики, опять же; исчезающий Дэвид Боуи; блондинка и брюнетка в забегаловке на Малхолланд-драйв. 

Даже без связывающих их историй сами по себе эти образы — какая-то особенно заманчивая альтернативная Америка (она и самим американцам-то альтернативная): такая, что хочется ее присвоить, наложить, как спасительную матрицу, на родные елки с березами и местную хтонь. Чтобы размыть границу между здесь и там, «приснилось» и «я так запомнил». 

Хотя, может, и это тоже свойство памяти: не помнить ужас застывших перед входом в портал героев Линча, а помнить его самого и агента Купера, и даму с бревном, а ни в коем случае не Боба. Если так, то пусть это свойство будет настраиваемым. «До встречи в Твин Пикс», — написал кто-то, а ведь можно было загадать и в Белом вигваме: как выглядит Черный, сложно забыть, но можно постараться запомнить и Белый, даже если это потребует сознательного усилия.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.