Обычно мы слышим о женах заключенных и гораздо реже — о мужчинах, которые ждут женщин из тюрьмы. Алмаз Гатин — такое исключение. Уже три года он поддерживает жену, которую преследуют по политическим мотивам. Лилия Чанышева была главой штаба Навального в Уфе, осенью 2021 года ее — первую из координаторов региональных штабов — арестовали по делу об участии в экстремистской деятельности. Ей вынесли самый суровый приговор среди координаторов — девять с половиной лет заключения. Уже почти три года Гатин ездит из города в город, куда этапируют его жену, чтобы поддерживать ее и делать передачки. За это время он потерял перспективную работу и многих друзей. Сейчас Гатин надеется, что Лилию помилуют и отпустят на свободу. Он рассказал «Холоду» свою историю любви и потерь.
«Хочу быть рядом с этой сильной женщиной»
Когда в 2016 году умер мой отец, я очень тяжело это переживал. Мое эмоциональное состояние отразилось на здоровье: у меня долго не проходила пневмония, и я попал в больницу. Там мне на глаза попалась бумажная газета, в которой я увидел статью, где красивая молодая девушка говорила про интересные проекты в сфере аудита и экономических программ. Это было интервью Лилии Чанышевой. Меня восхитила ее улыбка на фотографии, ее ангельская красота и то, как она рассуждала об экономике нашего региона. Тогда Лилия работала в компании из «большой четверки» (четыре крупнейшие в мире компании, которые предоставляют аудиторские и консалтинговые услуги. — Прим.«Холода»). Я захотел познакомиться с ней, у меня появилось желание жить, бороться, появился какой-то смысл.
Я выздоровел и вскоре нашел ее в соцсетях. Понимал, что такой красавице пишут сотни мужчин и нужно было как-то выделиться. Я заметил, что на одной из зимних фотографий она стояла на улице в кроссовках, и написал, чтобы она берегла себя и обувалась теплее. Наверное, это проявление заботы зацепило Лилию. Мы стали переписываться, а 13 февраля 2017 года впервые увиделись вживую.
На первом же свидании она рассказала, что стоит перед выбором: продолжать карьеру или заняться гражданским активизмом. На тот момент она уже несколько лет отработала в Москве и вернулась в Уфу, потому что хотела помогать родному региону. Она успела заработать на квартиру и машину, много путешествовала, у нее были большие карьерные перспективы. Уверен: если бы она осталась в корпорации, то уже стала бы партнером в бизнесе. Но для нее было важно приносить пользу: она видела в Башкортостане много проблем и хотела использовать свой опыт на благо региона.
Сам я не занимался активизмом и не очень интересовался политикой. Считал, что достаточно приносить пользу в той сфере, в которой разбираюсь — в разработке инновационных строительных материалов. Но Лилию я не отговаривал, напротив, всегда был уверен, что к женщинам нельзя относиться снисходительно, мол, сиди дома, рожай детей и стирай пеленки. Они должны иметь возможность реализовываться в тех сферах, которые им интересны, будь то культура, искусство или политика. На первой же встрече с Лилией я увидел, что у нее есть мечта, в которую она верит, — что наш регион можно сделать лучше. Тогда я понял, что хочу быть рядом с этой сильной женщиной и поддерживать ее.
«Сделал ей предложение прямо в спецприемнике»
В марте 2017 года Лилия открыла в Уфе штаб Навального, стала там координатором и начала проводить акции протеста. К ней обращались жители нашего региона, рассказывали о своих проблемах. Она помогала им писать официальные запросы, делала антикоррупционные расследования, внимательно изучала проекты бюджетов и вносила свои предложения, пыталась участвовать в местных выборах.
Сначала мы были друзьями. Мы договорились, что если она идет на митинг, то я остаюсь дома, чтобы в случае ее задержания я мог быстро сообщить об этом адвокатам и делать передачки в спецприемник. Позже наши отношения переросли в романтические, и мы начали жить вместе. Я хорошо зарабатывал, мы путешествовали, Лилия работала в штабе Навального. В 2020 году она принимала активное участие в протестах в защиту шихана Куштау, который тогда удалось отстоять (в августе 2020 года жители Башкортостана не позволили местным властям отдать гору Куштау под промышленную разработку структурам «Башкирской содовой компании». — Прим. «Холода»).
До 2021 года я не чувствовал, что Лилии грозит серьезная опасность: у нее бывали административные аресты и штрафы, но мы переживали это достаточно легко. Все изменилось после отравления Алексея Навального и его возвращения в Россию. Во время акций [в поддержку Навального после его задержания] 23 и 31 января 2021 года я понял, что ситуация ухудшилась. Мы замечали слежку и раньше: во дворе нашего дома регулярно дежурила машина. Но в начале 2021 года автомобилей стало уже несколько, за Лилией пристально следили, появилось ощущение, что давление увеличилось в разы.
В феврале Лилию арестовали на 10 суток. Я решил, что пора брать дело в свои руки, и сделал ей предложение прямо в спецприемнике. Я извинился за то, что делаю это в таких обстоятельствах, пошутил, что с момента нашего знакомства прошло уже четыре года и это можно считать первым президентским сроком, а на второй надо бы уже и узаконить наши отношения. Лилия согласилась, и сразу после ее освобождения мы подали заявление в ЗАГС.
За два месяца, пока мы готовились к свадьбе, Лилия из сосредоточенного тревожного человека превратилась в счастливую женщину. Она выбирала посуду для ресторана, цвет бумаги для пригласительных писем, продумывала платье. Она наконец-то стала много улыбаться.
Мы поженились 17 апреля 2021 года. За день до этого прокуратура потребовала признать ФБК и штабы Навального экстремистскими организациями. Несмотря на это, день нашей свадьбы был очень счастливым: мы собрались в компании близких людей, танцевали. Для нас это было первое большое мероприятие после снятия ковидных ограничений. Тогда я еще не догадывался, что власти будут так жестоки к супруге.
21 апреля мы уехали в свадебное путешествие в Армению, а 26 апреля Лилия объявила о закрытии штаба Навального в Уфе. Мы очень хотели завести ребенка. Уезжать из России, как это сделали некоторые другие координаторы штабов, Лилия принципиально не хотела: для нее было важно оставаться там, где находятся ее дом и родители. Летом того же года она написала пост, в котором заявила, что приняла решение уйти из политики. Мы полагали, что это ясный сигнал властям, после которого от нее отстанут.
Сейчас я думаю, что нужно было сделать предложение Лилии еще в 2020 году, когда мы сидели на карантине из-за ковидных ограничений. Вероятно, тогда к 2021 году она уже смогла бы родить и за нее бы не взялись так жестко. Но я не люблю погружаться в эти рассуждения, потому что это бессмысленно: фарш обратно не прокрутишь. На нашей первой встрече Лилия сказала: «Выбор — это то, что определяет твое будущее». Я стараюсь всегда держать в голове эту фразу. Мы сделали свой выбор и теперь мы живем с тем, что есть.
«После свадьбы мы смогли провести вместе меньше семи месяцев»
9 ноября 2021 года я проснулся в шесть утра от того, что над нашей кроватью стояли люди с автоматами: к нам пришли с обыском. В тот момент мы думали, что Лилия находится на ранней стадии беременности. Я испугался, что сотрудники могут ударить ее прикладом или сапогом. Помню, что машинально подвинул супругу, чтобы она встала за моей спиной.
После обыска ее увезли на допрос в Следственный комитет. Для нас это было не впервой, ее уже допрашивали в СК, но тогда, в 2019 году, все быстро закончилось и я смог забрать ее домой. А в этот раз ее больше не выпустили. Я впервые увидел, как на супругу надевают наручники. Я был в ярости и одновременно чувствовал беспомощность. Позже мы узнали, что Лилия не была беременна.
Из Уфы Лилию отправили в Москву, где проходили следственные действия. Я полетел вслед за ней и смог сделать передачку в первые дни ее пребывания в московском СИЗО. Позже она рассказала, как для нее было важно увидеть эту передачку: она поняла, что я от нее не отвернулся, что у нее есть поддержка, что она не одна.
Лилию продержали в Москве полтора года. Все это время я снимал там квартиру, находил подработки и каждую неделю носил жене передачки. Весной 2023 года ее вернули в Уфу, где должен был состояться суд, и я вновь поехал за ней. Судебные заседания длились почти полгода, пока 14 июня судья Азамат Бикчурин не вынес приговор. Он назначил Лилии семь с половиной лет лишения свободы.
Пока шло следствие, мы не могли видеться: следователи запрещали и звонки, и личные встречи. Представьте: после свадьбы мы смогли провести вместе меньше семи месяцев, а потом у меня забрали супругу. Только через полтора года после ареста ей все же разрешили по две встречи в месяц: один раз приходил я, второй — ее родители.
Когда я впервые увидел Лилию после долгой разлуки, на меня нахлынуло очень много чувств: это одновременно и злость с яростью, и любовь. Очень тяжело видеть любимого человека в застенках — свидания проходили через стекло и решетку, разговаривать мы могли только по телефону. Не так мы представляли себе начало нашей супружеской жизни! Моя жена, конечно, тоже была очень растрогана. Тогда я спросил у Лилии, не держит ли она на меня обиду. Она запретила мне задавать этот вопрос и сказала, что моя поддержка и любовь помогают ей пройти через все эти испытания.
В ноябре 2023 года рассмотрели апелляцию, и суд утвердил приговор Лилии, после чего ее отправили отбывать наказание в колонию в Пермском крае. Я снова отправился вслед за ней, чтобы делать передачки и поддерживать ее.
После отъезда из уфимского СИЗО она потеряла право на регулярные свидания. Последний раз я видел супругу феврале. Возможно власти хотели разрушить нашу семью, но им это не удалось. Я думаю, нам помогает то, что наша с Лилией любовь — осознанная, мы решили быть вместе, когда нам обоим было уже за 30 (сейчас Лилии Чанышевой 42 года, а Алмазу — 44. — Прим.«Холода»), мы вступили в отношения, имея большой жизненный опыт.
«Я потратил все сбережения»
Мне не хочется жаловаться, рассказываю просто для понимания: поддерживать близкого, который находится в заключении, очень дорого. Если ты хочешь, чтобы родной человек хорошо питался, нужно еженедельно тратить на передачки с продуктами около 10–15 тысяч рублей. Кроме того, ей нужны белье и лекарства, а мне — аренда жилья. В сумме выходит не менее 100 тысяч рублей в месяц.
С моей прежней работы мне пришлось уйти еще в 2020 году. Тогда руководству компании кто-то позвонил и сказал, что от меня нужно избавиться, потому что я поддерживаю Лилию Чанышеву. С тех пор я перебиваюсь фрилансом и подработками, благо, я успел наработать и репутацию, и связи в своей сфере. Конечно, это совсем не тот уровень дохода, который у меня был. Теоретически я мог бы выбрать свое финансовое благополучие. Но я выбрал Лилию.
За почти три года, что Лилия в заключении, я потратил все сбережения, которые откладывал на покупку квартиры, — это не один миллион рублей. Я ни к кому не обращался за помощью и никогда ни у кого ничего не просил, потому что хотел со всем справиться сам. Мы не можем принимать деньги от людей, которых в России признали иноагентами или эстремистами, потому что под угрозой теперь и я, и родители Лилии.
В марте 2024 года Лилию отправили в Уфу — на кассацию, где ей увеличили срок до девяти с половиной лет. С мая она опять находится в колонии Пермского края, где будет и дальше отбывать свой срок. Лилия прошла обучение на швею и с начала июня работает в колонии.
Сейчас я нахожусь в Уфе, потому что только теперь, когда прошли апелляции и кассация, нам вернут технику и деньги, которые были изъяты во время обыска в ноябре 2021 года. Когда я закончу с этими делами, опять поеду в Пермский край, чтобы быть поближе к Лилии. Я всегда буду с ней, ведь я давал клятву в день нашей свадьбы.
Я вижу в соцсетях много высказываний от критиков, которые позволяют себе писать, мол, надо было уехать, зачем она осталась. Не понимаю, почему эти люди не относятся к моей супруге и к другим политзаключенным с бережностью. Находиться в тюрьме, переживать этапы, которые длятся не одну неделю, и так очень тяжело. При этом Лилия не скатилась в злобу, не предала себя и других. Она могла бы пойти на сделку со следствием и уже была бы на свободе, но она выбрала другой путь.
«Постоянно думаю о ней»
Первый год после ареста Лилии был для меня очень непростым. От меня отвернулись абсолютно все друзья и приятели. Люди просто не брали трубку, когда я звонил. Меня разъедала ненависть и злоба, и оставаться с этими чувствами наедине было тяжело. Я думаю, что близким политзаключенных нужна не только финансовая поддержка, о которой сейчас стали больше говорить, но и психологическая, хотя сам я за помощью к психологу не обращался: я привык справляться со своими проблемами сам, как волк-одиночка.
Спустя какое-то время несколько знакомых извинились и объяснили, что им было страшно. Не знаю, чего именно они боялись. Я никогда не задавал им этот вопрос. Думаю, что страх — это то чувство, которое мы не должны пускать в себя, иначе оно полностью поглотит нас.
Моя ситуация осложнилась еще и тем, что в конце 2022 года у моей мамы обнаружили онкологическое заболевание. Раньше я это не афишировал. Вот уже полтора года, как мама проходит лечение: операцию и курсы химиотерапии. Ей становится хуже, я молюсь каждый день, чтобы Лилия как можно скорее вышла на свободу, а мама жила долго и смогла увидеть наших детей.
Мне плохо и одиноко без жены. Как я справляюсь? Медитирую, общаюсь с родителями Лилии, помогаю своей маме. Недавно я начал заниматься земельным участком, который достался мне от отца: привожу его в порядок, сажаю деревья. Земля всегда благодарна за внимание к ней. Кто-то уходит в книги, но у меня не получается. Мои мысли всегда заняты Лилией, постоянно думаю о ней и о том, как мы могли бы жить вместе, если бы ее у меня не забрали.
Недавно Лилия написала письмо с просьбой о помиловании на имя президента (в нем говорится, что в апреле 2021 года Чанышева «добровольно прекратила участие и руководство организацией, признанной в августе 2021 года экстремистской». — Прим.«Холода»). Я надеюсь, что ее освободят и наша мечта о рождении ребенка осуществится.
