За последние месяцы Россия окончательно криминализировала любую ориентацию, кроме гетеросексуальной: в ноябре 2023 года несуществующее «ЛГБТ-движение» признали экстремистским, что позволяет силовикам сажать людей в изолятор даже за сережки радужных цветов. При всем при этом в России продолжает жить множество представителей ЛГБТ — точное количество неизвестно, но, вероятно, таких людей как минимум десятки тысяч. Некоторые из них даже отваживаются официально оформлять однополые отношения в тех странах, где это законно, и возвращаться на родину, где такой брак потенциально могут счесть уголовным преступлением. «Холод» поговорил с одной такой парой. В целях безопасности имена девушек изменены.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Как мы решили пожениться
Женя: Уже через две недели отношений я называла Киру «женой» — она стала первой, с кем я захотела вступить в брак. До этого, когда я встречалась с парнями, думала: ну да, когда-то придется, наверное, это сделать. Энтузиазма это не вызывало. А тут прям ощутила, что хочу и надо.
Кира: Мы сели и поговорили: может, пора жениться? Времена нынче неспокойные.
Женя: На тот момент уже полтора года шла война. Я стала бояться вообще всего. Допустим, что-то случится, нам придется валить из страны, а за границей мы будем друг другу никто. Надо обзавестись какими-то бумагами, чтобы хоть где-то наши отношения были легитимны. И я начала эту тему продавливать. В октябре мы поехали на отдых, я купила кольцо и сделала ей предложение на закрытом пляже у моря.
Кира: Это было неожиданно. Я так напугалась! Хотя мы все заранее проговорили. Я просто думала: «О боже» — как Дженис из «Друзей». Я начала говорить, что она с ума сошла, дурочка и ку-ку. Я тогда сказала, что подумаю, но это было формальностью — конечно, я была согласна. А прежде чем я сделала ей предложение в ответ, прошло где-то три месяца. Это было в отеле в Москве — через несколько дней у нас был вылет в Нью-Йорк.
Как мы расписались в Америке
Женя: Есть российская пара открытых лесбиянок SEVENTEENINE. Они обе очень красивые, у них очень красивый инстаграм. Смотришь и хочется верить, что эта картинка возможна и у тебя. Так вот, они поженились в Нью-Йорке и стали примером для нас.
Кира: Чтобы понять, где нам лучше жениться, мы брали бесплатную консультацию у правозащитной организации. Самый ультрабюджетный вариант — дистанционный брак, который заключают в США. Но для нас это было важно сделать очно — как символ, что мы имеем право узаконить наши отношения.
Женя: Обычно для ЛГБТ-браков выбирают одну из двух стран — Данию или США. В Дании сложность в том, что у вас должен быть свидетель, который говорит на языке страны, и больше документов надо собрать. В США свидетельницей могла быть наша подруга, которая живет там. Единственная сложность была в том, чтобы туда добраться.
Кира: Наш вариант вообще не бюджетный. 700 тысяч рублей у нас ушло, это был пиздец, хотя мы экономили везде, где могли. Я откладывала половину своей зарплаты. Пока копили, мы тратили деньги только на еду, жилье и транспорт.
Женя: Мы женились в канцелярии городского клерка на Манхэттене — это что-то типа такого пафосного американского МФЦ. Чтобы записаться на церемонию, нужно заполнить небольшую анкету, по сравнению с анкетой на американскую визу — это ерунда.
Каких-то специальных свадебных виз в США нет. Не знаю, дали бы нам визу, если бы мы сказали, что собираемся там пожениться. Возможно, посчитали бы это причиной для эмиграции, поэтому лучше говорить, что вы просто так едете, с туристической целью.
Кира: Уезжать в другую страну жениться — стресс, потому что ты не знаешь, какая там вода, ты не можешь взять с собой все что тебе нужно: там нет твоих фена, плойки и так далее. Бытовые условия не всегда такие же хорошие, как у тебя дома. Притащить с собой все на другой континент — не вариант. Так что у нас был весь предсвадебный мандраж.
Женя: Когда мы прилетели и пришли подтвердить регистрацию, за нами выстроилась очередь девушек в свадебных платьях. Было страшно, что мы что-то напутали и нас прямо сейчас поженят, а мы в обычной одежде и вообще не готовы к такому раскладу. Но нас успокоили, что нас не поженят прямо сейчас. Нас вызвали, заявки, которые мы заполняли онлайн, проверили и подписали, мы заплатили налог. И после этого уже можно было записаться на саму церемонию. Мы записались на следующий день.
Кира: Мы снова приехали в то же здание на Манхэттене. Переоделись. А дальше процесс такой же: берешь номерок, идешь в окошко, платишь налог еще раз. Наша подружка поставила подпись как свидетельница, и нас позвали на регистрацию.
Можно было вывалить несколько тысяч долларов — были бы фанфары, оркестр, лепестки роз. Но мы заплатили 25 долларов, так что нас просто женила женщина, которая произнесла речь на две минуты, потом мы обменялись кольцами, поцеловались — и все, нам выдали свидетельство о браке.
Женя: Но мы все равно были excited.
Кира: Я изначально хотела, чтобы этот день мы провели вдвоем. Моя мама поддержала меня, насколько это было возможно сделать с другого континента. Она написала мне поздравления, сказала: «Вот доченька моя, ты невеста». Это было очень мило.
Женя: У меня такого не было. Батя написал, мол, мы молодцы, сделали это. А моя мама… Мы с ней не переписывались вообще, пока я была в Америке. Потом мы созвонились с ней, когда я уже вернулась. Мама задавала мне абсолютно дебильные вопросы: «А там есть отдельные здания для ЛГБТ, а какой там процент таких, а вас как-то по-другому женили?» Ничего сентиментального вообще не было.
Как мы начали встречаться
Кира: Никто из моих знакомых не ожидал, что я начну отношения с девушкой, потому что у меня не было такого опыта.
У меня были отношения с парнями, а потом я уехала из родного города в Москву. С Женей мы познакомились, когда обе искали квартиру. Мы были мелкие, многие не хотели нам сдавать жилье, поэтому квартиры предлагали только плохие — с плесенью и тараканами. Вот в одной такой мы и поселились. Там день за пять шел, а мы очень много времени вместе проводили. Так что, когда мы начали встречаться через пару недель, это не выглядело так, будто мы совсем друг друга не знаем.
Женя: Романтика жизни отдельно, первые походы в магазин, ничего не получается, не работает, куча проблем… У нас дико совпало чувство юмора, мы ржали постоянно. Кира вообще не выглядела как человек, который может вступить в отношения с девушками, потому что она рассказывала мне про 53 своих парня, как она знает все техники обольщения мужиков и как с ними общаться. И я думала, что она просто идеал такой женской женщины. Она дышит маткой, она знает, как одеться, как подмигнуть и что сказать. Она выглядела как та самая леди, которую воспитали правильно.
Кира: Я понимала, что я не гетеро: девушки мне нравились. Но у меня не было опыта таких отношений и была большая внутренняя гомофобия. Влюбляться я начала до того, как мы съехались, просто едва ли отдавала себе отчет в этом.
Женя: Как-то в баре Кира напилась. Когда мы ехали домой, она надевала мне кольцо на палец и говорила: «Теперь ты моя». Я ей приготовила блинчики, уложила ее спать, смыла ей макияж и вот это вот все. Помню, мы пошли в кино на «Довод», и после фильма был тот самый момент, когда воздух искрится от того, как вы влюблены. Но я в тот день ехала в гости к папе с ночевкой. Поцеловала ее перед уходом, как будто мы 40 лет в браке, и свалила. Рассказала папе [что влюбилась в девушку] — у нас доверительные отношения. Он говорит: «Это сложный путь, зачем тебе это? Ты будешь всегда в сопротивлении». Но папа у меня толерантный, в итоге он нас принял и сейчас называет своими дочками.
Кира: А большинство моих друзей из родного города охеревали. Варианта было два: «Ты дура» или «Я не очень к этому отношусь, но тебя я люблю, и поэтому мне ок».
Но и с московскими друзьями был кринж. Некоторые спрашивали: «А кто мужик в ваших отношениях? А как вы занимаетесь сексом?» То есть все эти стереотипные вопросы. А я была в эйфории, я рассказывала всем об этих отношениях: маме, папе, сестре. Сестра восприняла нормально. Маме было больно, но она старалась меня понять, сама что-то читала и изучала. Папе я сказала через год. И то потому, что он меня довел своими гомофобными спичами, и я такая: «Слушай, я тоже ЛГБТ». На что он мне ответил: «А я догадывался». Я подумала: а где логика? Но с папой до сих пор все очень сложно. Когда я рассказала ему, что мы поженились, он выдал хейтспич.
Женя: Мы были все вместе в одной машине, и это продолжалось больше часа, пока я уже не начала плакать.
Кира: Когда такое происходит, ты, конечно, не чувствуешь, что этот брак что-то дает. Его надо скрывать. У нас есть кольца, но я планирую снимать их, когда буду видеться с некоторыми близкими. И меня во всей этой ситуации больше всего раздражает, что приходится врать.
Женя: Моя бабушка никогда меня не спрашивала про отношения, потому что считала, что это нетактично. И вот мы приехали к ней в гости, провели вместе несколько дней. Кира ей понравилась. У нас было семейное застолье, мы все накатили. Зашла речь про геев, и бабушка начала какой-то хейтспич. Я взяла ее за руку и сказала, мол, мне тебе кое-что сказать, только ты не расстраивайся: мне не нравятся мальчики — мне нравятся девочки. Она ответила: «Ну что теперь поделаешь! Че, вы с Кирой?» Я сказала: «Да». Вернулась Кира, бабушка сказала ей: «Садись, мы теперь семья». И дальше рассказала про свою подружку, которая всю жизнь мужиков не любила. Жалко только, говорит, что вас общество не принимает, я за вас переживаю в этом плане.
Как мы живем в нынешней России
Женя: Мы обе думали, что едем в Штаты смотреть потенциальный вариант для эмиграции: если понравится, будем пытаться переехать. Но, к сожалению, не могу сказать, что у нас случился мэтч с Нью-Йорком.
Моя подруга сказала: «Самое главное, я так вами восторгаюсь, что вы вернулись». Я говорю: «Так мы вам изначально всем сказали, что вернемся». Она: «Ну это поступок!»
Кира: У нас не было даже в мыслях, что мы там останемся. Ну камон, у нас тут кот, работа, учеба и все что хочешь. И в целом мы отсюда за все это время никуда не уехали.
Женя: Значит, у нас должна быть какая-то космическая мотивация для того, чтобы свалить.
Кира: Понятно, что эту мотивацию каждый день нам государство подкидывает. Но у меня никогда не было мечты уехать из России. Москва — это город, в котором я хотела жить. Эмиграция — крайний вариант. Но это сейчас мы супермолодые, у нас тут есть какие-то дела. А если мы действительно хотим жить свободно, строить семью, думать о детях… Вот мы остаемся в Москве: нам по 30 лет, мы две женщины, которые живут вместе. Это у всех вызывает подозрения, вопросы.
Женя: Я лично уже не вывожу уровень стресса и тревоги. Я просто схожу с ума. Я боюсь держаться за руки. Мне хочется сказать: «Отойди от меня на три шага, вдруг кто что подумает». Это обычно триггерится из-за какой-то новости о ЛГБТ. Кто-то кого-то отпиздил или кого-то посадили. Я начинаю думать, что все — кошмар. Если бы у нас не было такой агрессивной среды, люди бы открывались. Как Костюченко говорила в интервью Дудю: «Среди ваших друзей, родственников и знакомых точно есть ЛГБТ. Если они вам не открылись, значит, вы создали недостаточно комфортную среду». Если бы люди начали разговаривать друг с другом, ненависть бы пропала.
Когда мы начинали встречаться пару лет назад, мне не было так страшно. Я понимала, что, если едешь с таксистом с Кавказа, например, не надо на заднем сидении сосаться с девушкой, но мы могли целоваться на улицах. В Москве мы целовались, пусть и не на людной улице, но в Питере мы сосались постоянно. Я спокойно всем рассказывала про то, что мы встречаемся. Но последний год-два говорить о своих отношениях стало сложнее.
Кира: Если бы это [влюбленность в девушку] произошло со мной сейчас, я бы не сказала никому. После того как ЛГБТ назвали «экстремистской организацией», я стала часто слышать, как люди в Москве это обсуждают — в кофейне, на улице.
Женя: Недавно был ужасный момент, когда я просто разрыдалась. В кофейне рядом со мной села компания ребят моего возраста — судя по тому, что они говорили, они были на практике в Госдуме. И они два часа обсуждали «пидорасов», как они «ебутся в очко» — как будто шестиклассники, которые первый раз посмотрели порно. Или я ехала в такси по тарифу «Вместе», передо мной сидел чел на переднем сидении и говорит: «Нет, ну гражданство Америки, конечно, круто получить, но они же там трансгендеры, детей заставляют выбирать пол». И вот такое постоянно вокруг.
Кира: И теперь это подсудное дело. Любой сотрудник полиции, который задерживает нас за что угодно, залезает в мой телефон, открывает галерею — и вот я и присела лет на 20. Это все страшно, это задалбывает, это портит качество отношений.
Женя: Очень крутой вариант — периодически куда-то выезжать, чтобы ослаблять этот уровень тревоги и стресса. Как замечательная Шульман сказала, жить в России нельзя — сойдешь с ума, уезжать отсюда нельзя — соскучишься. Для ЛГБТ-пар такой выезд — огромный подорожник на ментальное состояние. Ты заряжаешься и понимаешь, что дело не в тебе, дело в пропаганде.
Кира: Мы не идем по улице и не думаем: мы жены. Мы думаем: еб твою мать! В США мы почувствовали, что можем свободно о себе говорить, можем поцеловаться и никто ничего нам не скажет — и на законодательном уровне это зафиксировано. Это дало какую-то новую волну эйфории в отношениях. Добавило романтики, какой-то нежности и трепета.
Женя: Я когда первый раз в США произнесла фразу, что жду свою жену, прямо ощутила: «Офигеть». А когда мы вернулись, у меня началась депрессия: «Блядь, здесь это ничего не значит, мы снова должны спрятаться в раковину».
Кира: Единственное, что было классно — нас здесь поздравили друзья. Когда мы приехали, нас ждал альбомчик свадебный, в который мы можем вклеивать нашу историю и так далее. Нам даже подарили деньги в конверте с надписью «С днем свадьбы».
Женя: Два букета цветов дома стоят.
Кира: И торт!
Женя: Там написано: «Любовь побеждает». По-английски.
