Ведущий российский политолог Григорий Голосов продолжает цикл статей для «Холода», посвященный будущему России. Этим текстом он начинает разговор о возможностях оппозиции — как существующей, так и потенциальной. На что способны так называемые легальные партии — и способны ли хоть на что-то? Можно ли считать оппозицией медиа, которые выступают против путинского режима? И при чем тут ленинская газета «Искра»? На эти и не только эти вопросы Голосов отвечает в своей новой колонке.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
В центре любого процесса политической трансформации находятся игроки, которые изначально не обладают властью, но готовы вступить в борьбу за нее. Такие игроки называются оппозицией. Поговорим о ней, но начнем с двух явлений, которые относятся к проблематике лишь косвенно, — системной оппозиции и оппозиционных СМИ.
Системная оппозиция — это оппозиция?
Участие в политике партий так называемой системной оппозиции в основном сводится к выдвижению кандидатов на несвободных выборах. Это, строго говоря, не борьба за власть, а элемент системы электорального авторитаризма, обеспечивающий ее нормальное функционирование. Поэтому слово «оппозиция» тут не особенно уместно.
Оптимальная для электорального авторитаризма ситуация такова, что каждая из допущенных к выборам системно-оппозиционных партий способна привлечь голоса какой-то группы граждан, которых нельзя ни убедить, ни заставить голосовать за власть, но при этом каждая из таких партий отталкивает большинство избирателей. Такие партии, не способные расширить свою базу поддержки, называются нишевыми, и они, конечно, существуют не только в условиях авторитаризма, но и в большинстве демократий. Разница в том, что при авторитаризме все допущенные к выборам оппозиционные партии — нишевые. Так оно и было в России в процессе консолидации нынешнего режима, примерно до 2011 года.
С течением времени, по мере нарастания персоналистской составляющей режима и сжатия его электоральной составляющей, разница между различными партиями системной оппозиции в значительной степени нивелировалась. Ни проекты вроде партии «Новые люди», ни сохраняющееся присутствие в рядах системной оппозиции партии «Яблоко» не способны изменить нынешнюю ситуацию, в которой роль идеологических предпочтений на выборах сведена к абсолютному минимуму.
Именно на этой почве возникла идея «умного голосования», которая в недавнем прошлом сыграла свою пусть и скромную, но все же положительную роль как средство привлечения критически настроенных граждан к политике и как организационный инструмент политических сил, реально противостоявших режиму. Однако сейчас возможности «умного голосования» в основном исчерпаны.
Я не могу исключить, что если в России начнется процесс политических изменений, то роль системной оппозиции возрастет. При демонтаже авторитарных режимов партийного типа, как в Польше и Мексике, эта роль иногда бывала весьма значительной или даже ключевой. Однако при падении персоналистских режимов обычно терпят крах все обслуживавшие их партии. Вполне возможно, что в России какие-то из них — скажем, КПРФ и «Яблоко» — все же смогут пережить коренные политические изменения, трансформировавшись изнутри. Собственно говоря, я счел бы их выживание желательным с точки зрения формирования демократической партийной системы. Но это отдаленная перспектива, обсуждение которой увело бы слишком далеко от актуальной повестки дня.
Коммунисты, националисты, демократы
К сожалению, в России не лучше обстоит дело и с оппозицией в собственном смысле слова, то есть с политическими течениями, которые выступают за смену режима и действительно стремятся к тому, чтобы оказаться у власти в результате политической трансформации. Отмечу, что в теории эти течения не обязательно должны быть демократическими. Они могут быть и левыми, и националистическими. Фактически, однако, в России нет никаких признаков оппозиционной политической активности левых сил, которые, как правило, кооптируются в КПРФ сразу после первых более или менее успешных попыток проявить себя. Что касается националистов, то они либо прекратили деятельность вследствие репрессий, либо оказались на стороне режима. Критические настроения в этой идейной среде нарастают, однако говорить о националистической оппозиции в России было бы преждевременно.
Факт состоит в том, что сейчас российская оппозиция представлена преимущественно политиками, заявляющими о своей приверженности демократическому пути развития страны. Судя по разным признакам, от паттернов активности в социальных сетях до опросов общественного мнения, это соответствует идейным ориентациям основной массы граждан, которые не принимают существующий в России режим. А таких граждан, опять-таки по косвенным данным, несколько миллионов; возможно, более десяти. Это создает значительный потенциал поддержки для российской демократической оппозиции. Вопрос состоит в том, удастся ли задействовать этот потенциал.
Начну, однако, с того по-настоящему удивительного факта, что этот потенциал удалось в значительной мере сохранить после начала полномасштабных военных действий в Украине. Многие наблюдатели принимают это как должное, но вспомним, что присоединение Крыма в 2014 году довольно сильно изменило баланс политических предпочтений в обществе. Ничего подобного в 2022–2023 годах не наблюдалось. Конечно, отчасти это обусловлено тем, что крымская операция была успешной для режима, а нынешняя нет. Однако и из нынешней ситуации пропаганда в общедоступных официальных СМИ пытается — и довольно успешно — выжать максимум для сохранения лояльности пассивного большинства. Но к заметному сокращению числа критически настроенных граждан это не приводит.
Проблема в том, что такое положение дел стало не заслугой российской оппозиции, а результатом обстоятельств, связанных с той ролью, которую сыграли оппозиционные СМИ, а также с абсолютно безголовой тактикой, принятой по отношению к ним российскими властями.
Медиа как оппозиция
Раньше многие СМИ и отдельные журналисты, занимая критические по отношению к властям позиции, в то же время оставались в легальном российском информационном поле, и это открывало довольно широкие возможности для их взаимодействия. Оппозиционность наиболее популярных и широко доступных независимых СМИ была весьма умеренной. Выдавив эти СМИ и их журналистский корпус как за пределы легального информационного поля, так и из страны, власти подтолкнули их к значительно более радикальной оппозиционности.
Расчет властей, конечно, состоит в том, что ярлык «иностранных агентов» произведет впечатление на часть аудитории, а удаление из эфира, ликвидация печатных изданий и блокировка сайтов сведут ее к минимуму. Однако этот расчет не оправдался, да и не мог полностью оправдаться в эпоху интернет-СМИ и соцсетей. Сегодня можно предъявить немало претензий к оппозиционным СМИ, работающим почти исключительно за рубежом, но именно они играют решающую роль в сохранении демократического потенциала в России. Однако играют они эту роль как могут, то есть именно как СМИ, а этого недостаточно в контексте реальной политики.
Напомню один эпизод из давнего прошлого нашей страны. В начале ХХ века основная масса населения сохраняла полную лояльность самодержавию. Оппозиционные партии, которые тогда придерживались преимущественно левой ориентации, подверглись организационному разгрому, а их лидеры оказались в эмиграции. Один из этих молодых лидеров, Владимир Ульянов-Ленин, сконцентрировал свою активность вокруг газеты «Искра», которую издавали за рубежом, а потом переправляли в Россию и распространяли в стране. Казалось бы, роль, которую играют в современной России оппозиционные СМИ, абсолютно аналогичная, просто логистика стала гораздо проще благодаря интернету.
Однако для самого Ленина главным достоинством «Искры» был не ее пропагандистский контент, а именно, как это ни парадоксально, затрудненная логистика. Газету нужно было доставить в Россию, передать распространителям, а потом и распространить. Эти задачи были сложными и опасными, и каждая из них требовала наличия постоянно действующей, слаженной организации. Ленин усматривал основную задачу «Искры» в поддержании организационного присутствия социал-демократии в России, и эта стратегия оправдала себя. Когда в 1905 году страна оказалась на пороге изменений, социал-демократы оказались на своем месте и сыграли довольно заметную роль в событиях, хотя в итоге и проиграли.
Российские оппозиционные СМИ не играют никакой организационной роли. Со всеми функциями доставки контента справляется интернет, а сколько-нибудь популярных партийных СМИ в России нет, да и не будет: этот медийный жанр во всем мире отжил свое (ютуб-канал «Популярная политика», фактически являющийся партийным СМИ сторонников Алексея Навального, — одно из самых популярных политических медиа в России. — Прим. «Холода»). Российская оппозиционная журналистика работает по своим обычным лекалам, сохраняя довольно высокий профессиональный уровень. Но в контексте политической борьбы следование стандартам современной журналистики порой контрпродуктивно.
Скажем, для журналистики естественно следовать за предпочтениями и интересами аудитории, концентрируя особое внимание на тех фактах, которым можно придать некоторый флер сенсационности. Отсюда — преимущественное внимание оппозиционных СМИ к вопросам, усиленная артикуляция которых не способствует укреплению оппозиционных настроений в стране (вроде «ответственности» и «вины»), но способна вызвать у аудитории эмоциональный отклик. Отсюда же — муссирование разногласий и склок в рядах политической оппозиции, тщательное — и зачастую далеко не доброжелательное — обсуждение ошибок, совершаемых теми или иными оппозиционными деятелями. И, однако же, СМИ не были бы СМИ, если бы не уделяли внимания подобным темам. Их главная задача — информировать, и информировать так, чтобы увлечь аудиторию.
Короче говоря, СМИ не могут выполнить за политиков их работу, которая в нынешних условиях сводится к решению только одной задачи: создать и поддерживать организационное присутствие демократической оппозиции в России. Эта задача чрезвычайно сложная, почти невыполнимая. Тут аналогия с царской Россией не работает. Репрессивный аппарат самодержавия был просто детской игрушкой по сравнению с тем, который сегодня находится в распоряжении российских властей. Может быть, среди нынешних его оперативников и стратегов и нет своего Эраста Фандорина (хотя кто знает?). Однако на стороне современной машины репрессий не только организационно-техническая мощь, многократно превосходящая все, что мог себе позволить царизм, но и значительный опыт борьбы с инакомыслием, накопленный за советские десятилетия.
Выход — организация
Главной целью советской репрессивной машины было, на самом деле, не подавление индивидуального инакомыслия, а устранение на корню любой организованной оппозиционной активности. В период массовых репрессий в 1930-х годах под разнарядку мог попасть каждый, однако и тогда основное внимание уделялось искоренению различных оппозиционных групп в рядах ВКП(б), то есть элементов организации. При Хрущеве и позднее репрессии стали более точечными и направлялись почти исключительно против организованных групп, которые, как мы теперь знаем, то и дело спонтанно возникали в СССР. Они не оставили заметного следа именно потому, что век их был недолог, а судьба ужасна.
В современной России искоренение оппозиционной организованной активности, начавшись с радикальных и не очень заметных групп, постепенно распространилось на наиболее значительный отряд оппозиции, сторонников Алексея Навального, а ныне дошло до политически безобидных объединений вроде Московской Хельсинкской группы. Между тем без организационного присутствия даже численно значительная база поддержки не конвертируется в активность, которая может привести к политической трансформации. Признаюсь, что у меня нет хорошего решения для этой проблемы. Однако она, будучи ключевой, заслуживает обсуждения в следующих статьях этого цикла.
