В российских колониях разрешены длительные свидания — три дня наедине с родственниками в отдельной комнате. Для заключенных и их близких — это самые важные и одновременно самые сложные периоды в году. К таким встречам они готовятся за несколько месяцев, а непосредственно перед свиданиями проходят тщательный досмотр, во время которого даже привезенную еду разрезают и проверяют ложкой. Редакторка правозащитного проекта «Первый отдел» Елена Скворцова поговорила с женщинами, чьи родственники отбывают срок в колониях строгого режима, о том, как проходят их длительные свидания и что они чувствуют сразу после.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
«В комнате какие-то вещи все равно приходится произносить шепотом»
Елена Шакурская — мать Ильи Шакурского, осужденного на 16 лет колонии строгого режима по делу «Сети». По версии ФСБ, анархисты и антифашисты создали ячейки «Сети» в Пензе, Санкт-Петербурге и других городах, чтобы свергнуть власть. По делу осуждено 11 человек, многие из которых заявляли о пытках током, избиениях, психологическом давлении и подброшенном оружии.
Чтобы свидание состоялось, Илья должен заранее написать заявление — предоставить список людей, которые есть у него в личном деле, и примерную дату. Я как близкий родственник в его личном деле есть, и меня пропускают. Иногда я беру с собой бабушку Ильи или его дядю, а в последний раз брала его двоюродную сестру. О дате свидания я узнаю от Ильи — он звонит мне через Зонутелеком и «Родную связь» (цифровые сервисы в колониях и СИЗО. — Прим. «Холода»).
Точно такое же заявление на имя начальника колонии готовлю и я: — в трех экземплярах, написанное от руки — я беру их с собой в колонию. К Илье я всегда езжу на машине сама. Дорога — 280 километров. С собой можно взять 20 килограммов вещей на одного — это очень мало. Я беру домашнюю одежду, в которую Илья переодевается во время свидания. Летом, например, шорты, зимой — брюки, белую спортивную футболку, белые носки. Беру гигиенические принадлежности, туалетную бумагу, бумажные полотенца, постельное белье.
Я готовлю для него все сама, накладываю в контейнеры, а в колонии только разогреваю. Готовлю щи (Илья их очень любит), котлеты, курицу — то, что он больше всего любил дома. На свидание можно взять даже то, что я не могу передать Илье в передаче. Например, сырое мясо, рыбу, полуфабрикаты, выпечку. Летом я не могу передать творог и сардельки, а на свидании они разрешены.
Полный досмотр проходит в комнате для свиданий. Сумки досматривают от и до: открывают запечатанный йогурт, проверяют ложкой пюре в контейнере.
Я езжу в эту колонию уже три года, и почти каждый раз нас селят в одну и ту же комнату. Она длинная и узкая, по обе стороны стоят кровати, посередине — окно с решеткой. Есть стол для обеда, две тумбочки — на одной стоит телевизор. Каналы не показывают, а DVD подключен, то есть я могу привозить с собой диски. Илья слушает своего любимого Виктора Цоя, мы смотрим исторические сериалы.
Все три дня выходить за пределы этого помещения для свиданий нельзя. Оно выглядит как большой дом: длинный коридор с глухой стеной без окон, с одной стороны двери в комнаты, дальше — общие душевая кабина, туалет, кухня. На кухне есть плита, микроволновка, холодильники, сковороды, тарелки, кастрюли. На кухне и в коридоре мы пересекаемся с другими семьями, здороваемся и общаемся с ними.
Сотрудники ФСИН эти три дня нас не беспокоят. Иногда они проверяют общие помещения, а в комнаты не заходят. Но какие-то вещи все равно приходится произносить шепотом. Ну кто знает? Мне кажется, там прослушки разные стоят.
Первый и второй день свидания — мне прям так хорошо, так спокойно, а на третий… Я понимаю, что завтра буду выходить без него, Илья вернется в барак. Это тяжело. У нас все по времени. Если я зашла в 11:00 на свидание, то выхожу через три дня в то же время. Илья остается в комнате, его выводят чуть позже.
После длительного свидания я психологически отхожу еще месяц. Хотя сразу выхожу на работу, но на душе комок. Когда адаптация проходит, я начинаю готовиться к следующей поездке. Увижу какие-то красивые носочки или футболку для Ильи — надо купить. Наверное, сама себя психологически вот так подбадриваю, потому что иначе можно с ума сойти.
«Комната для свиданий — вполне себе такая кухонька в хрущевке, только с кроватью»
Ирина Ковязина — сестра журналиста Ивана Сафронова, приговоренного к 22 годам колонии строгого режима за госизмену. Ивана обвинили в передаче секретных сведений чешским спецслужбам, но все они были опубликованы в открытых источниках, а доступа к гостайне у журналиста никогда не было.
Пока я была только на одном длительном свидании (очень надеюсь, что второе у нас уже не за горами). Ехали с мамой в Красноярский край из Москвы, и я еще не знала, что именно можно брать с собой. Поэтому все продукты были упакованные (пельмени, сосиски), как это требуется для обычной передачи.
Уже в колонии я увидела, что привозят на свидание другие люди. Разрешается даже домашняя еда: люди привозили ингредиенты для салатов, лепили пельмени и манты. То есть, конечно, строгие ограничения есть. Нельзя ничего, что содержит спирт. Маринованные огурцы-помидоры можно, но уксус, например, в чистом виде нельзя. Почему-то нельзя чай в пакетиках — их разрезали. Чай разрешен только рассыпной. Конечно, на эти три дня для Вани можно взять какую-то привычную одежду и постельное белье.
Комната для свиданий, я думаю, квадратов семь. Там есть две кровати, две тумбочки, табуретка, навесной шкаф. Вполне себе такая кухонька в хрущевке, только с кроватью. Телевизор есть только в общей комнате — она называется комнатой отдыха. Но мы не смотрели, нам было не до него. Мы сутками общались — мы ведь до этого свидания не разговаривали почти три года: в СИЗО звонки и свидания Ване были запрещены.
На общей кухне была вся необходимая посуда, вполне себе современные холодильники и работающие плиты. То есть жить можно. Назовем это так. Я бы сравнила это с коммуналкой или с общежитием.
Сотрудники приходили с проверкой каждый день. Стучали в дверь или просто громко кричали, но в комнату не заходили. Ваня выходил к ним в коридор. Заключенные — люди, привыкшие к режиму, то есть они примерно понимают, когда у них проверка.
Новости, распечатки и книги мы не брали — их все равно цензурируют. Другие семьи брали фотоальбомы, это точно разрешено.
Когда свидание заканчивается, сначала уводят Ивана. Нам накануне объявили, во сколько его заберут. К этому времени мы уже были готовы. Сотрудники прекрасно понимают, что для нас значат такие моменты, поэтому ведут себя корректно.
«Я готова затянуть пояс в Москве, чтобы накормить своего мужа раз в четыре месяца»
Светлана Воробьева — жена экс-доцента МАИ Алексея Воробьева, осужденного на 20 лет строгого режима за госизмену. Алексея обвинили в передаче секретных сведений Китаю. В качестве доказательств в деле фигурирует «китайская пыль» на карте памяти его смартфона. Защита Воробьева заявляла, что экспертиза о следах китайской пыли антинаучна, а все формулы из секретного автореферата диссертации, фото которого Воробьев якобы передал Китаю, были опубликованы в открытом доступе.
Все четыре раза, которые мы ездили на свидание — сначала в ИК «Валуйки» Белгородской области, теперь в ИК «Моршанск» Тамбовской области, — приезжали я, наша дочка Варечка и Алешина мама. Заявление подается в конце месяца на следующий месяц. Например, в конце октября можно будет подавать заявление на ноябрь. Между свиданиями должно проходить ровно четыре месяца. И здесь еще очень важно, что у каждого отряда выделены свои дни, поэтому нужно подгадывать, чтобы два события совпали: и даты, от которых идет отсчет наших четырех месяцев, и даты, в которые можно конкретному отряду отправиться на свидание. Немного сложная схема, но у нас всегда все, слава богу, проходило в штатном режиме.
Еще до того как мы получим ответ от начальника колонии, мы покупаем билеты на поезд, потому что, оказывается, маршрут Москва-Моршанск достаточно популярный. Приезжаем за день до свидания в четыре-пять утра, нас встречает уже знакомый водитель и отвозит в гостиницу. До 10–11 мы отдыхаем и отправляемся по магазинам и на рынок, чтобы закупить необходимые продукты.
На каждого человека, который заходит в комнату, положено 20 килограммов, поэтому все должно быть минимально. Я стараюсь брать, например, неполную зубную пасту, чтобы экономить вес. Внимательно подходим к выбору детских книжек для Вари. Конечно, ребенку непросто не выходить на улицу три дня. С одной стороны, хочется взять игрушки, чтобы ее занять, с другой — это все сокращает вес, который можно было бы потратить на еду для Алеши.
В эти 20 килограммов не входит постельное белье и вода. Территория колонии находится в болотистой местности, поэтому вода не очень хорошего качества. Она прямо с запахом болота. В колонии есть кувшинные фильтры — мы процеживаем эту воду, потом кипятим, готовим на ней, пьем чай. У нас не было никаких отравлений, но в качестве питьевой воды мы привозим свою.
Из еды на свидание можно брать абсолютно все. Меню составляем заранее. То есть мы знаем, что в первый же день сварим куриный суп. Для этого просчитываем, сколько мяса и овощей нужно купить. Летом от души накормили Алешу ягодами — в передаче их нельзя передавать. Малину, клубнику, чернику, смородину, фрукты… В общем, все, что было на рынке, я смела и привезла Алеше. Из этого мы делали большой фруктовый салат. Он был безумно счастлив. Чернику он уже лет пять или шесть не ел, поэтому для него это был праздник. Недавно мы узнали, что там работает духовка, поэтому готовили домашний вариант мяса по-французски. Брали с собой роллы и пиццу.
Конечно, сейчас это все очень дорого. Но я готова затянуть пояс, пока нахожусь в Москве, чтобы накормить своего мужа раз в четыре месяца.
Перед свиданием в колонии обычно огромная очередь. Когда дело доходит до нас — передаем все вещи в окошко. Они [сотрудники ФСИН] при нас их взвешивают и проверяют: вскрывают упаковки, разрезают колбасу и сыр, молоко открывают и проверяют металлической палочкой.
После проверки вещей нам дают заявление на оплату комнаты, и мы ждем, пока соберется достаточное количество людей, чтобы пойти в бухгалтерию — она находится в соседнем здании. Комната стоит около 1000–1500 рублей в сутки.
Сотрудники колонии к нам относятся с пониманием. Никаких криков или грубости. Если мы не создаем сложности сотрудникам, то они тоже нам не создают.
Дальше мы заходим внутрь, сдаем телефоны, зарядки, все электронные вещи, которые у нас есть. Затем идем в комнату для досмотра. Досматривают по одному: нужно снять сначала верх, потом низ.
Пока мы проходим все проверки, у Алексея обычный день: он просыпается, выходит на работу, после обеда остается в бараке и ждет, когда его заберут на свидание. В прошлый раз мы достаточно долго ждали, когда Алексей придет к нам, потому что как-то долго собирали всех заключенных, которые отправлялись на свидание в этот день. Варечка даже говорила: «Где же папочка, может быть, он забыл и не придет?».
Момент встречи самый трогательный, самый приятный. Первым делом мы незаметно просовываем Алеше пакет с подарками для Вари, чтобы он зашел и сразу их подарил. Она, конечно, очень радуется. После этого Алеша идет в душ, потому что у них баня всего лишь один раз в неделю. Все остальное время они моются как смогут — кипятят воду и тазами обливаются. От него пахнет маслом, которым смазывают швейные машинки. Роба, соответственно, тоже пахнет маслом, поэтому мы привозим свежую одежду из дома.
В этот раз летом мы жили в комнате, где была одна полутораспальная кровать — спали вчетвером поперек.
На этаже четыре комнаты, есть кухня, туалет и душ. Каждый день до обеда заходят сотрудники, чтобы убраться в этих помещениях. Бывает даже такое, что ты, например, что-то приготовил, не успел помыть посуду и кто-то из работников может это сделать за тебя, даже немного неудобно получается. На кухне есть вся необходимая посуда, плита, микроволновка, но нужно привозить свои губки и моющее средство. Все, кто курит, делают это на кухне.
Мы можем с Алешей побыть вдвоем только ночью. До самого рассвета разговариваем. Особенно первую ночь: лежим, плачем, смеемся, что-то шепотом друг другу рассказываем. Потом идем завтракать, как сонные мухи.
В течение дня к нам заходят, чтобы проверить Алексея. Первый раз стучат в дверь в шесть-семь утра. В комнату, как правило, не заходят. Алеша выходит в коридор и отмечается. По утрам мы слышим, как на улице заключенные собираются на промку, то есть на работу. Также каждые полчаса-час на улице срабатывает мини-сигнализация. Но когда ты приезжаешь к любимому человеку, абсолютно неважно, в каких условиях ты встречаешься. Важно только то, что вы вместе, что вы можете поговорить, обняться, потрогать друг друга.
В последний день примерно в 12 часов мужчин собирают в коридоре, досматривают и уводят. Время мы знаем заранее, поэтому успеваем попрощаться — плачем, обнимаемся. Потом начинают выводить родственников. Мы забираем свои ценные вещи, которые сдали перед свиданием, и получаем пропуск на выход за пределы колонии.
С этого момента опять начинается привыкание к жизни друг без друга. Это самый непростой момент. Очень сложно и психологически, и физически, потому что эти два с половиной дня и три ночи — это для нас маленькая жизнь, которую мы проживаем очень эмоционально и ярко. Настолько эмоционально, что потом сложно оставаться одним.
