«Бурятии нужно объявить независимость и выйти из войны с Украиной»

Правозащитница Надежда Низовкина — об уголовном деле против нее и о том, почему она повторяет путь Валерии Новодворской

В мае 2023 года бурятская правозащитница Надежда Низовкина узнала, что на нее завели уголовное дело: она отказалась дать показания против своей подзащитной, пенсионерки и одной из главных оппозиционерок Бурятии Натальи Филоновой, которую обвиняют в «избиении» полицейского шариковой ручкой. «Холод» поговорил с Низовкиной об уголовном деле, его связи с мобилизацией в Бурятии и о том, почему она продолжает открыто высказываться против войны и не уезжает из России.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Как вы узнали, что на вас завели уголовное дело?

— Я узнала об этом 12 мая от Натальи Филоновой. Она передала мне из СИЗО через другого человека постановление [о выделении материалов ее уголовного дела в отдельное]. Она чудом смогла это переслать, потому что моя фамилия [в СИЗО], видимо, под запретом. [Официально] меня никак не извещали. 

Такое постановление (есть у «Холода». — Прим. «Холода») означает, что уголовное дело возбуждено. Позднее источники подтвердили мне этот факт, и в ближайшее время меня ознакомят с материалами дела.

61-летнюю жительницу Улан-Удэ Наталью Филонову обвиняют в применении насилия к полицейским. Филонову задержали на митинге против мобилизации осенью 2022 года. После этого у нее дома провели обыск, в ходе которого она якобы ударила одного из полицейских шариковой ручкой. С ноября 2022 года Филонова находится в СИЗО, ей грозит до 10 лет тюрьмы. Ее приемного сына, 16-летнего Владимира Алалыкина, забрали в детский дом органы опеки. По словам Низовкиной, там Владимир подвергается «идеологическому и политическому» давлению.

Но после этого вас никуда не приглашали, не задерживали?

— Я думаю, что приглашения никакого не будет. Меня могут задержать, например, в суде, когда я приеду на очередное заседание к Наталье Филоновой (18 мая Низовкина приехала на заседание к Филоновой, ее не допустили к защите и удалили из зала суда. — Прим. «Холода»)

А когда вас просили дать показания против Натальи Филоновой?

— 15 ноября 2022 года, в день, когда Филонову перевели из-под домашнего ареста в СИЗО. Когда мы вышли в коридор после допроса Натальи — я представляла ее интересы как защитник еще с 26 сентября, — меня окружили следователь и сотрудники в штатском. Они включили камеру и попытались меня допросить как свидетеля. Мы обе протестовали, я тоже включила камеру. В итоге я отказалась дать показания, подписать протокол, дать подписку о неразглашении данных следствия и выключить свою трансляцию на ютуб-канале.

Я сказала, что как защитника меня не могут допрашивать об обстоятельствах, которые мне стали известны после того, как я начала оказывать юридическую помощь. Поэтому, конечно, меня не могут привлечь к уголовной ответственности. Отказ от дачи показаний — не мой каприз, он носит законный и обоснованный характер, а действия следствия — это воспрепятствование моей профессиональной деятельности. Если так можно выразиться, мы с Натальей поплатились друг за друга: я — за то, что отказалась свидетельствовать против нее, а она — что была против моего допроса. 

Сейчас, в военное время, стало очень много доносов: добровольных или под принуждением. Дача свидетельских показаний против оппозиционера — это один из видов доносительства под принуждением. Я хочу показать, что можно и нужно этому противостоять.

«Бурятии нужно объявить независимость и выйти из войны с Украиной»
Задержание Натальи Филоновой на акции в поддержку Алексея Навального в Улан-Удэ. 21 апреля 2021 года. Фото: https://vtinform.com/
А на чем строится логика обвинения, если вас не могут допрашивать? 

— Они просто не признают мой статус защитника. Они считают, что опередили меня и статус свидетеля мне был присвоен раньше, чем я вступила в дело Натальи Филоновой. На самом деле все обстоит совершенно наоборот. В дело я вступила 26 сентября 2022 года. Тогда суд рассматривал два административных дела, и сразу после этого началась доследственная проверка.

Какое наказание вам может грозить по этим обвинениям?

— Эта статья относится к преступлениям небольшой тяжести. Максимальное наказание — три месяца ареста. 

Если показания вы отказались давать еще в ноябре 2022 года, почему дело возбудили только сейчас, как вам кажется?

— Я это связываю с тем, что все это время шло следствие [по делу Натальи Филоновой] и оно завершилось только сейчас. Сейчас самый острый момент, и им нужно застолбить, что я не просто являюсь свидетелем, но и еще каким-то преступником, который отказался давать показания. А на этом основании уже точно не допустить меня к защите Филоновой, по возможности задержать, поместить под арест. 

А с тем, что вы оказываете юридическую поддержку мобилизованным в Бурятии, вы это связываете?

— Да, безусловно. Это вторая или даже главная причина. Мобилизованные ко мне обращаются, потому что я не просто оказываю им помощь, но и освещаю эти процессы: стараюсь держать общественность и прессу в курсе того, что в Бурятии ведется вторая скрытая необъявленная волна мобилизации (11 мая 2023 года Низовкина и бурятская правозащитница Александра Гармажапова рассказали, что в феврале в Бурятии негласно началась вторая волна мобилизации. — Прим. «Холода»).

Я открыто выступаю против этого, говорю, что грядет, судя по всему, военное положение. То есть я выступаю с максимально радикальных позиций, с каких обычно выступают только эмигранты. Может быть, это еще более важная причина [по которой на меня завели дело], чем процесс Филоновой. Но все это взаимосвязано: Наталья — тоже деятель антивоенного движения.

Как много людей, которые остаются в Бурятии, выступают против войны?

— Их много, но они находятся в унынии и в страхе из-за процесса Филоновой. Я думаю, что они ждут, когда ее выпустят на свободу, хотя бы с условным сроком, надеются, что тогда случится общественный подъем. Когда против Натальи только возбудили дело, были открытые выступления. Сейчас их нет. 

С другой стороны, сторонников войны практически не осталось. Буквы Z исчезли, иногда их можно увидеть только на машинах полиции, но не на частных автомобилях, балконах, футболках. Сейчас в Бурятии непопулярны псевдопатриотические, милитаристские идеи. 

Это связано с тем, что идет скрытая мобилизация, о которой вы говорите?

— Думаю, что это одновременно связано и со скрытой мобилизацией, и с тем, что люди не одобряют репрессивных мер: не только в отношении Филоновой, но и всех привлеченных за «дискредитацию» вооруженных сил. Очень многие пострадали от административного преследования — в Бурятии по этой статье не было вынесено ни одного оправдательного решения. Пострадали и те, кто вообще в политике не участвовал: просто сделал репост или один раз написал что-то в небольшом чате. Конечно, это приводит к тому, что возмущение копится. Продолжается иммиграция в Монголию и другие страны.

«Бурятии нужно объявить независимость и выйти из войны с Украиной»
Кого еще вы сейчас защищаете?

— Это все дела, связанные с репостами и «дискредитацией» вооруженных сил. Моя основная задача сейчас — сломать правоприменительную практику по этой статье. Я стремлюсь к тому, чтобы добиться хотя бы одного оправдательного прецедента.

Пока что я смогла снизить штраф пенсионерке из Заиграевского района Ирине Фольц — ей назначили штраф ниже низшего (54-летнюю пенсионерку оштрафовали на 40 тысяч рублей за сообщение в закрытой группе в вайбере на 59 участников, в апелляционной инстанции штраф снизили до 15 тысяч рублей. — Прим. «Холода»), и добилась отмены обвинительного решения по делу [многодетного отца] Евгения Власова — человека из Иволгинского района, которого судили за репосты. Последний случай — это не оправдательное решение, хотя на это были все основания: суд прекратил дело, сославшись на истечение срока давности. 

В скольких делах вы участвовали после начала войны?

— Было несколько десятков дел. Плюс ряд дел, по которым я только консультирую людей из других регионов: я объясняю, в чем заключается состав этой статьи, как держаться на процессе.

Вы говорите, что стали чуть ли не единственным человеком в Бурятии, который открыто высказывается против войны. Почему вы продолжаете это делать и почему вам не страшно?

— Конечно, я осознаю опасность. Каждый раз, когда я веду эфир на ютуб-канале, я вижу комментарии, что меня нужно привлечь за сепаратизм, шпионаж, «дискредитацию». У меня уже есть административный штраф за «дискредитацию» — 45 тысяч рублей. Но я не боюсь, потому что у меня давний опыт претерпевания репрессий. Я была в СИЗО по 282-й статье (Низовкину обвиняли в возбуждении ненависти к МВД, ФСБ, армии России и ФСИН за листовки, которые она распространяла вместе с правозащитницей Татьяной Стецурой; ее признали виновной и присудили штраф в 100 тысяч рублей. — Прим. «Холода»).

Сейчас я добиваюсь реабилитации по этому уголовному преследованию. Меня помещали в психиатрическую больницу (в 2012 году Низовкина вышла на Красную площадь с плакатам «Лубянка должна быть разрушена»; за это ее по решению суда ненадолго отправили в психиатрическую больницу имени Ганнушкина. — Прим. «Холода»), я устраивала много сухих голодовок. Я просто привыкла и расцениваю это все как профессиональные риски. 

Мне постоянно предлагают эмигрировать. Но тогда я не смогу здесь, на месте, помогать, вести судебные процессы. Я боюсь, что, если уеду за границу, ситуация с правами человека рухнет в бездну.

Если вас посадят, вы же тоже не сможете этим заниматься.

— Конечно. Тем не менее сам процесс [надо мной, если он состоится] я буду стараться использовать как судебную трибуну в борьбе против военной диктатуры, репрессивных статей Уголовного кодекса, мобилизации и военной цензуры. Такой процесс тоже будет вкладом в антивоенную деятельность. Игра стоит свеч, я считаю. 

Людям, которые вам предлагают эмигрировать, вы что отвечаете? 

— Я отвечаю, что у нас и так почти вся бурятская оппозиция эмигрировала и что я категорически не вправе оставить Бурятию без помощи в такой сложный момент.

Что думают обо всем этом ваши родственники?

— Все мои родственники живут в далеких регионах Центральной России. Они никак с моей деятельностью не связаны, мы не контактируем, чтобы они не подверглись опасности. У меня нет детей, мужа, и это моя осознанная позиция. Я умышленно не создаю семью, чтобы силовые структуры не смогли оказывать на меня давление через нее. Поэтому в этом отношении я чувствую себя свободной.

«Бурятии нужно объявить независимость и выйти из войны с Украиной»
То есть вы в каком-то смысле повторяете путь Валерии Новодворской.

— Тут большое сходство с Новодворской. Я начала свою деятельность примерно в том же возрасте. Она распространяла листовки со своими стихами, я тоже. Тем более что я тоже член «Демократического союза» (первая политическая партия в СССР, основана в 1988 году группой советских диссидентов и правозащитников; датой прекращения деятельности принято считать 2014 год, когда умерла правозащитница и политик Валерия Новодворская. — Прим. «Холода»). Она один из примеров для меня, наряду с [журналисткой «Новой газеты»] Анной Политковской, другими диссидентами и нынешними правозащитниками.

В Бурятии, как и в целом в России, осталось мало людей, которые продолжают открыто высказываться против войны. Что дает вам силы продолжать это делать?

— Мне придает силу амбициозность моих задач. Перед собой я ставлю задачу не только прекратить войну, я считаю, что необходимо ликвидировать ФСБ как институт в принципе, ликвидировать профессиональную армию. Я считаю, что нужно начать борьбу за разоружение России. Нужно отказаться от войны как метода. 

Бурятия сейчас подверглась жесточайшей дискриминации, поэтому именно она должна сказать свое слово за прекращение этой войны и за прекращение будущих войн. Кроме того, я настаиваю, что Бурятия должна заявить о независимости, бороться за свой суверенитет и в одностороннем порядке выйти из войны с Украиной, не дожидаясь ее исхода. Я говорю об этом публично. За это мне и угрожают статьями за сепаратизм и за шпионаж.

Если так случится, что вас отправят под арест, кто будет представлять ваши интересы? 

— Я буду отказываться от любых назначенных адвокатов, и искать какого-либо адвоката по соглашению я тоже не буду. Я считаю, что любой защитник только помешает мне вести радикальную протестную линию защиты, использовать судебную трибуну для выражения своих политических взглядов. Поэтому, как и всегда, я буду защищать себя сама.

Фото
Антон Климов
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.