«Как вы относитесь к тому, что именно ваш сын участвует в этой военной операции?» — спрашивает корреспондент BBC.
40-летняя жительница Саратовской области, которая по опубликованным фотографиям опознала своего сына, попавшего в плен, отвечает: «Я ребенка отправила в армию служить родине. А уж как родина распоряжается нашими детьми — это не наша вина».
Обращения пленных российских солдат к гражданам своей страны и их звонки матерям — один из самых распространенных жанров военного видео этих дней. После кадров бомбардировок украинских городов и разрушений, оставленных российскими вооруженными силами.
«Мама, я в плену. Я как агрессор сюда пришел, — объясняет по телефону российский солдат, отвечая на восклицания матери. — Распространяй это, если можешь».
Российских женщин, теряющих в Украине своих сыновей, упоминает президент Владимир Зеленский в своих выступлениях. К женам и матерям российских солдат обращаются и министр обороны Украины Алексей Резников — «Выходите на улицы. Требуйте остановить войну!» — и митрополит Симферопольский и Крымский Климент: «В ваших силах прекратить это безумие. Заберите своих детей!».
До матерей и жен добираются журналисты.
«Я ничего не хочу, я просто хочу, чтобы он вернулся живой, потому что он — мой ребенок», — говорит мать пленного в интервью «Радио Свобода».
Жены российских солдат, связь с которыми утрачена, ведут себя соответственно своей общественной роли — преданной подруги, надежного тыла. «Жена военного должна поддерживать мужа в его нелегком деле», — объясняет 21-летняя девушка «Холоду». Вместе с маленьким ребенком она ждет возвращения молодого супруга из Украины.
Цель звонков и обращений к матерям мне понятна: это обращение к самости, к источнику жизни, почти к бессознательному. Если нельзя достучаться до людского сознания разумными аргументами, то пробить оборону анабиозных защит, сложенных из безответственной и безответной веры Родине, государству и президенту, — можно лишь обращением к примитивным, но действенным механизмам. К образу матери — защитницы своего ребенка.
К образу, потому что реальные матери могут быть очень разными, и это мы видим в разговорах солдат и первых реакциях женщин.
По сообщениям министерства обороны Украины, потери российской армии только за первые четыре дня войны составили более 5,3 тысячи человек — это убитые и раненые. Министерство обороны России впервые признало потери лишь на седьмой день войны, 2 марта, назвав совсем другие цифры: погибли 498 российских военных, получили ранения — 1597.
Из новостей следует, что мать попавшего в плен солдата вышла на пикет в Улан-Удэ. То есть лишь одна из сотен женщин, матерей пострадавших и погибших солдат, вышла с плакатом «Нет войне».
Комитет солдатских матерей — организация, которая занимается правами призывников, военнослужащих и родителей, — подтвердил журналистам, что на границу с Украиной отправляют срочников, однако на сайте комитета сказано, что это произвол отдельных командиров. И хотя в комитет поступают звонки от перепуганных родственников, митингов не будет — об этом, в частности, сообщила глава Тюменского отделения комитета солдатских матерей.
Первый подобный комитет появился в Москве еще в 1988 году. Когда-то они были реальной силой по всей России. Они боролись за отмену призыва для студентов, выступали за контрактную армию, устраивали митинги во время Первой чеченской войны, посещали Чечню, встречались с полевыми командирами, вывозили попавших в плен солдат.
За последние 20 лет эти организации утратили свою силу, как и всякие организации, претендовавшие на общественный контроль в государстве. В октябре прошлого года правозащитная организация «Солдатские матери Санкт-Петербурга» даже объявила о приостановке своей работы из-за нового приказа ФСБ, по которому грозит срок до 5 лет колонии за сбор и распространение сведений об армии. Журналистка, написавшая в хабаровский Комитет солдатских матерей от «Холода» с просьбой помочь связаться с семьями солдат, получила в ответ: «Это секретная информация. Вы занимаетесь шпионажем».
Сейчас МВД Украины предлагает российским матерям лично забирать своих сыновей из Киева. Что будут делать отошедшие от первого шока женщины — я даже не буду пытаться предугадать.
Но я хочу обратить внимание, что среди тех, кто уже протестует против войны в Украине, выходит на улицы российских городов, рисует антивоенные плакаты и пытается организовать мирное сопротивление агрессии своего государства, — заметно выступают женщины и небинарные люди феминистских взглядов. Активисты и активистки, которые в мирное время занимались отстаиванием прав угнетенных групп.
Это люди, у которых есть опыт организации акций. Это люди, у которых есть опыт политической борьбы за свои права, — в частности, за закон о домашнем насилии. Это люди, у которых, наконец, уже есть опыт, полученный в изоляторах и спецприемниках, и куда меньше страха, чем у аполитичных граждан, старательно избегающих слова «война».
Феминистское движение, которое в последние годы боролось за право населения страны (а я не устану напоминать, что в России 53,6% населения составляют женщины, и именно женщины составляют большинство жертв домашнего насилия) на безопасность в собственном доме, на защиту от агрессора, на право свободно уйти в самостоятельную жизнь и не подвергаться преследованиям и убийствам — сейчас открыто выступает против войны. Было создано Феминистское антивоенное сопротивление, которое активно занимается информационной работой, рассылая россиянам стилизованные «письма счастья» о том, какие последствия ждут людей из-за так называемой спецоперации в Украине. 6 марта в Москве колонна женщин приняла участие в шествии, многие были задержаны. Позже задержанные феминистки сообщили о пытках в отделении полиции.
8 марта — то, каким мы его знали, — они и вовсе хотят отменить, выступив даже не за права женщин (что для современной России тоже идея по-прежнему революционная), а за мир для украинцев и свободу для политзаключенных в РФ.
Это женское движение пока нельзя назвать массовым, ничего не известно о его потенциале и будущих возможностях. Но в настоящий момент мы мало что знаем и о своих личных возможностях на завтрашний день. Как сказала бы Верховная жрица российской политологии Екатерина Шульман, «если, конечно, у нас есть завтрашний день».
Я не могу ответить себе на вопрос, почему воззвание к образу матери в современной, все еще патриархальной России пока не работает: возможно, матери просто очень устали — работать, растить детей, быть битыми и постоянно быть крайними. Ведь никто не кричит отцам: «Заберите своих парней».
Или, возможно, общество все же успело чуть-чуть измениться и действовать стали женщины, которые готовы бороться за свое будущее еще до того, как государство придет за будущим их детей.
Я не знаю. Может быть, в этом будущем — если оно у нас будет — этот вопрос исследуют социологи или специалисты по гендерным исследованиям. Я только вижу, что живой интерес женщин к теме собственных прав и дискриминации привел к тому, что в политически невыносимых условиях именно женщины начали действовать. И здесь же уместно задать другой вопрос, ответа на который у меня нет, — что происходит с мужчинами?
И почему они продолжают воевать за странные идеи.
А не за свои, человеческие права.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
