Судя по всему, конкуренцию Владимиру Путину составят всего три кандидата: известный благодаря обвинениям в домогательствах к журналисткам лидер ЛДПР Леонид Слуцкий; Николай Харитонов, партийный функционер второго эшелона из КПРФ; а также выходец из компании Faberlic, депутат Госдумы от партии «Новые люди» Владислав Даванков. Может ли кто-то из них стать протестным кандидатом? Есть ли перспективы у инициативы Максима Резника «Полдень против Путина»? Или правильная стратегия — это бойкот? Март-2024 — не первые в истории выборы без оппозиции. Объясняем, что можно сделать и к чему это может привести.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Как диктаторы рискуют на выборах
Зачем вообще автократы обременяют себя такой дорогой и трудоемкой процедурой, как проведение голосования? Политологи считают, что это помогает им собирать информацию об исполнительности подчиненных, разрешает внутриэлитные конфликты, стимулирует миллионы людей продолжать работать на власть, а также помогает убедить оппозицию, что бросать диктатору вызов бесполезно.
Однако главный смысл имитации народного волеизъявления — обеспечить режиму легитимность. Избиратели, чиновники, а также иностранные наблюдатели видят формально высокий уровень народной поддержки и меньше сомневаются в праве диктатора занимать высокий пост. Статистически выборы действительно помогают авторитарным режимам продлевать собственное существование.
Россияне устали. Согласно октябрьскому опросу социологической компании Russian Field, 48% опрошенных поддержали бы переход к мирным переговорам с Украиной. «Завершить СВО, установить мир» — самый распространенный ответ на вопрос «Какое решение должен в первую очередь принять Президент России, избранный на выборах в марте 2024 года?», который социологи задавали в январе 2024 года. Поэтому сейчас Путин не просто нуждается в очередном продлении «народного» мандата на власть, необходимо, чтобы об «одобрении» текущего курса заявило подавляющее большинство имеющих право голоса граждан. Перед чиновниками стоит амбициозная задача обеспечить действующему президенту более чем 80% поддержки.
Да, выборы в авторитарных режимах — это все равно некоторый риск. В редких, но запоминающихся случаях диктаторы могут проиграть организованное своими руками голосование и утратить доступ к власти. Один из самых известных примеров — чилийский генерал Аугусто Пиночет, который потерпел поражение на референдуме 1988 года. На голосование выносился вопрос о том, готовы ли чилийцы еще восемь лет находиться под руководством хунты. Люди неожиданно ответили: нет, не готовы.
Чаще всего подобные ситуации возникают из-за грубых ошибок самих диктаторов. Пиночет был слишком уверен в своих силах и поэтому допустил до активной агитационной кампании противников военного правления. Неадекватной была и его оценка поддержки со стороны партнеров по хунте. После поражения генералы не согласились помогать ему сохранять контроль над властью силой.
Гораздо более распространенное последствие недемократических выборов — протесты рассерженных граждан. Ситуация обычно складывается следующим образом: автократ допускает до выборов относительно независимую оппозицию; она получает неожиданно много поддержки; диктатор пытается переписать результаты голосования; возмущенные сторонники оппозиции выходят на улицы. Как минимум это серьезно осложняет жизнь власть имущим, как максимум — приводит к свержению режима.
Почему между Россией-2024 и Беларусью-2020 (уже) мало общего?
Самый близкий для россиян пример электоральных протестов — последние президентские выборы в Беларуси. Действия, предпринятые в 2020 году администрацией Александра Лукашенко, вполне могли бы лечь в основу пособия «Как не надо организовывать голосование в авторитарном режиме».
Шаг первый: допустите до сбора подписей независимых кандидатов, чтобы политизировать общество. Среди собиравших подписи политиков особенно выделялись Светлана Тихановская, жена популярного (и на тот момент уже арестованного) блогера Сергея Тихановского; экс-директор Парка высоких технологий Беларуси Валерий Цепкало и крупный банкир и меценат Виктор Бабарико.
Беларусы, истосковавшиеся по настоящей политике, начали выстраиваться в огромные очереди перед пунктами сбора подписей и пристально следить за действиями оппозиционеров.
Шаг второй: включите в бюллетень фамилию одного из оппозиционных кандидатов. Цепкало не сумел собрать достаточного количества подписей, Бабарико получил отказ в регистрации, а вот Тихановская добралась до бюллетеня. По-видимому, Александр Лукашенко просто не увидел в ней реального оппонента. Президент Беларуси говорил, что Тихановская «не понимает, куда попала», и называл ее «домохозяйкой». Тем не менее у всех недовольных режимом Лукашенко появился свой кандидат.
Шаг третий: разрешите независимому политику агитацию, чтобы оппозиция могла мобилизовать еще больше сторонников. Штабы снятых с выборов Цепкало и Бабарико поддержали Тихановскую, которая начала собирать тысячи избирателей на мирных митингах в свою поддержку. Политика ворвалась в жизнь большинства граждан страны. Одновременно беларусы массово регистрировались в качестве независимых наблюдателей. Проекты «Голос», «Честные люди» и ZUBR создали онлайн-системы параллельного подсчета результатов голосования: избирателями предлагалось фотографировать заполненные бюллетени и протоколы избирательных комиссий, а затем отправлять их активистам, чтобы сопоставить эти данные с официальными результатами.
Шаг четвертый: придумайте результаты голосования, которые не будут иметь никакого отношения к реальности. Согласно заявлению ЦИК, Лукашенко якобы получил более 80% голосов, Тихановская — порядка 10%. Это не соответствовало ни подсчетам наблюдателей, ни опросным данным. Сразу после голосования в Беларуси начались самые масштабные протесты в истории страны, которые продолжались много месяцев и были подавлены только за счет жестоких репрессий.
Борис Надеждин вызывал прямые ассоциации со Светланой Тихановской. Действительно, российские власти повторили первую ошибку Лукашенко и позволили протестной части общества почувствовать собственную субъектность. После осознания этой проблемы Борис Надеждин получил отказ в регистрации.
Теперь оппозиционно настроенные россияне не имеют кандидата, которого с чистой совестью можно было бы назвать представителем их интересов: по-настоящему критикующие Путина, да и в целом ведущие хоть сколько-нибудь активную кампанию Даванков, Харитонов или Слуцкий кажутся чем-то фантастическим.
Даже если предположить, что российской оппозиции удастся мобилизовать достаточное количество людей для голосования «за любого, кроме Путина» и режиму придется прибегнуть к массовым фальсификациям для достижения желаемого результата, маловероятно, что граждане решатся защищать голоса протестом.
Оставшиеся в строю кандидаты вряд ли станут достаточно «своими» для того, чтобы рисковать ради них свободой. Более того, Россия 2024 года опережает Беларусь-2020 по уровню репрессий. Власть имеет все возможности для того, чтобы подавить любое проявление несогласия в зародыше. Однако сотни тысяч политизированных появлением Надеждина россиян — это ценнейший ресурс, который еще может доставить режиму неприятности.
Бойкот может быть полезен?
Бойкот выборов — достаточно распространенная стратегия поведения в авторитарных режимах. Оппозиция прибегает к ней в тех случаях, когда ожидает, что ее кандидатам помешают вести нормальную избирательную кампанию, а подсчет голосов будет нечестным. Главная идея бойкота — лишить авторитарный режим легитимности. Если явка окажется низкой, а среди альтернатив не будут представлены пользующиеся доверием населения кандидаты, внешние и внутренние политические силы откажутся признавать права автократа на власть даже после его формальной победы. Это, в свою очередь, может приводить к протестам, уступкам со стороны режима или введению санкций международными силами.
Однако политологи не считают бойкоты эффективной стратегией. Во-первых, анализ 576 авторитарных выборов с 1972 по 2015 год показал, что явка избирателей практически не влияет на долговечность авторитарных режимов. Во-вторых, количественный анализ уже самих случаев бойкота говорит об их низкой эффективности. В краткосрочной перспективе они не только не помогают оппозиции достигнуть ее целей, но и лишают даже имеющегося представительства в органах власти. Бойкоты были успешны лишь в тех немногочисленных случаях, когда сопровождались широкой кампанией гражданских протестов.
Последние парламентские выборы в Венесуэле прошли с явкой в 30%, на выборы Консультативной ассамблеи в Иране пришло 42% избирателей, в Гонконге — 30%, в Тунисе — только 11%. Несмотря на это, недемократические режимы этих стран продолжают здравствовать.
Важный дисклеймер: научные исследования электоральных бойкотов в целом имеют мало отношения к современной России. Как правило, интерес для политологов представляют те случаи, когда оппозиция является реальной альтернативой режиму, имеет шансы быть допущенной до выборов, а также обладает возможностями для мобилизации сторонников. Перспективы бойкота в России должны быть еще хуже, чем это предполагается в исследованиях. Сложно представить ситуацию, при которой даже единодушный отказ всех, кто хочет реальных перемен, от участия в голосовании принципиальным образом снизит озвученную ЦИК явку.
Российский режим уже давно добивается высокой посещаемости избирательных участков давлением на избирателей, подконтрольных самому государству или «дружественному» крупному бизнесу. А переход от просто большой к очень большой явке обеспечивается за счет разнообразных фальсификаций.
Голосовать за тех, кто вам не нравится, — это нормально
Другие все еще доступные российской оппозиции программы действий — призыв голосовать за любого, кроме Путина (в эту же категорию попадает порча бюллетеня), или призыв поддержать одного из допущенных до выборов кандидатов. Эта опция часто вызывает негодование тех, кто не готов отдавать свой голос в поддержку малоприятных и так или иначе связанных с режимом персонажей.
На самом деле в голосовании за тех, кто не соответствует вашим искренним предпочтениям, нет ничего экстраординарного. К «стратегическому голосованию» (именно так это явление называют политологи) в разное время прибегали избиратели Великобритании, Испании, Бельгии, Японии и многих других свободных демократий.
Представьте, например, что вы живете в округе, где кандидат вашей любимой партии имеет нулевые шансы на избрание, зато представитель другой политической силы, которую вы всем сердцем ненавидите, уверенно идет к победе. Вашим вполне логичным решением может стать голосование не за свою партию, а ближайшего преследователя фаворита. При этом в первую очередь вы будете оценивать его или ее шансы на успех, а не программу, особенности биографии или выступления на дебатах.
Стратегическое голосование может приводить к изменению результатов выборов, в том числе и в России. Доказано, что в 2020 году проект Алексея Навального «Умное голосование» принес поддержанным им кандидатам порядка 5% голосов. На муниципальных выборах 2019 года в Санкт-Петербурге эффект был еще больше — около 7,5%. Учитывая, что с тех пор у российских избирателей появилось множество новых поводов быть недовольными властью, схожие проекты могут сработать и в 2024 году.
Противники стратегического голосования в России часто прибегают к аргументам в духе «они все равно нарисуют любые цифры». Это не совсем корректное утверждение. В России действительно фальсифицируют выборы, однако любые манипуляции с бюллетенями — это логистически сложный и трудоемкий процесс, у которого есть пределы эффективности. Если слишком положиться на грубый обман, «специальная электоральная операция» может закончиться скандалами, которых авторитарные режимы по возможности стараются избегать.
Согласно расчетам математика Сергея Шпилькина, в 2018 году прямые фальсификации составили примерно 8,6 миллиона голосов (всего на участки якобы пришло более 73 миллионов человек). Если верить официальным данным, тогда Владимир Путин получил 76,69% поддержки, но даже без фальсификаций его результат все равно оставался бы высоким (72,9%). Кроме того, регионы России значительно отличаются друг от друга с точки зрения распространенности грубых нарушений. В некоторых из них нефальсифицированные участки практически отсутствуют, в других являются редкой аномалией.
Можно предположить, что переписывать результаты выборов стало легче за счет широкого внедрения электронного голосования (ДЭГ). В 2024 году оно будет применяться в 29 регионах, где проживает 38 миллионов избирателей. ДЭГ действительно является «черным ящиком», практически не поддающимся контролю со стороны наблюдателей. Однако даже такой инструмент вряд ли способен помочь власти нарисовать результаты выборов, которые не будут иметь под собой совсем никаких оснований, но при этом не будут выглядеть как слишком грубый обман.
К тому же многочисленные сообщения избирателей позволяют утверждать, что в первую очередь российские власти используют электронное голосование как удобный способ проконтролировать явку бюджетников. Одним словом, фальсификации — важный, но не основной способ режима добиваться победы, и его значение часто преувеличивается.
Чем полезна стратегия «голосуй против Путина»?
Конечно, сами по себе ни распространенность стратегического голосования в мире, ни его прошлые успехи в России, ни ограниченная способность режима фальсифицировать выборы не говорят о том, что голосование «против Путина» вообще имеет содержательный смысл. Приведем несколько аргументов, которые выдвигаются в поддержку этой стратегии.
Во-первых, успешная кампания оппозиции поможет разрушить представление о том, что против режима выступает только маргинальное меньшинство. Людям свойственно поддерживать (или по крайней мере не выступать против нее) доминирующую в обществе позицию. Поэтому авторитарные режимы прикладывают множество усилий к тому, чтобы убедить население в существовании широкой народной поддержки статус-кво.
Очереди перед штабами Надеждина уже показали всему миру и самим оппозиционно настроенным россиянам, что они далеко не одиноки. Этот эффект может стать еще сильнее в том случае, если 17 марта такие же очереди выстроятся перед избирательными участками в 12:00, как это предлагается в рамках инициативы «Полдень против Путина», в рамках которой предлагается проголосовать за любого кандидата, кроме действующего президента, испортить бюллетень или забрать его с собой 17 марта в 12:00.
Совокупное количество голосов за «альтернативных кандидатов», одного из оставшихся в списке политиков или испорченных бюллетеней могут выполнять аналогичную функцию. Осознание избирателями «нормальности» своей позиции позволит немного громче заявлять о ней окружающим, немного активнее убеждать сомневающихся, а людей, пока сохраняющих молчание, — начать делиться своими взглядами.
Во-вторых, избирательная кампания — уникальное окно возможностей для расширения социальной базы сторонников оппозиции. В предвыборный период гражданам волей-неволей приходится интересоваться политикой. Если в этот момент они получат доступ к альтернативному взгляду на происходящее, а также плану конкретных действий с измеримым результатом (коим является количество голосов за других кандидатов, кроме Путина), вероятность того, что политика перестанет быть для них далекой и неинтересной, возрастет.
С этой точки зрения перспективными кажутся как раз те голосующие, которые окажутся на участках под давлением чиновников или работодателя. Проверить их явку возможно, а вот результат волеизъявления — уже сложнее.
В-третьих, голосование за альтернативных кандидатов осложняет фальсификации. Иногда политологи предлагают смотреть на электоральное мошенничество не как на хорошо организованный и управляемый из единого центра процесс, а как на мелкие действия тысяч низовых сподвижников режима.
Действительно, бюллетени вбрасывает не лично Кириенко, а рядовые сотрудники избирательных комиссий. В том случае, если они увидят, что фаворит и так набирает 70% голосов, добавить дополнительные 10% не будет им казаться рискованной или общественно порицаемой задачей. Победителей не судят. А вот если в поддержку действующего президента выскажется только 55% от пришедших на участки, масштабные махинации уже будут видеться как серьезное искажение предпочтений своих же сограждан (часто — знакомых или соседей члена избиркома). Помогать сильным — выгодно и безопасно, но если становится известно, что они слабы, тонущий корабль лучше оставить.
В-четвертых, участие в любом голосовании — важный гражданский навык. Когда российские выборы станут свободнее и конкурентнее, от вовлеченности общества в избирательный процесс будет напрямую зависеть будущее страны. Если у россиян сохранится или появится желание участвовать в политике, новая власть столкнется с реальным гражданским контролем.
О чем еще может поспорить российская оппозиция?
Объединение демократической оппозиции, о котором так долго и так жарко спорили последние несколько месяцев, фактически состоялось, пускай и не в форме некоей зонтичной организации.
Сначала подавляющее большинство оппозиционных спикеров поддержало кампанию по сбору подписей за Бориса Надеждина, а сейчас почти столь же единодушно присоединилось к инициативе Максима Резника «Полдень против Путина». В списке сторонников акции можно обнаружить, например, Алексея Навального, Михаила Ходорковского и Юлию Галямину.
В оставшийся до выборов месяц важной темой обсуждения может стать то, стоит ли оппозиционно настроенным россиянам голосовать за какого-либо конкретного кандидата или же допустимо распыление протестного электората между путинскими «оппонентами» и недействительными бюллетенями.
С одной стороны, выбор единого кандидата сконцентрирует недовольных в одном месте. Потенциально это позволит послать обществу и режиму более четкий сигнал о доле оппозиционно настроенных россиян и усилить некоторые из упомянутых в предыдущем разделе последствий.
С другой, стратегия «за любого, кроме» хороша тем, что способна устроить большее число лидеров общественного мнения. Например, слова Максима Каца о том, Даванков «не делал явных гадостей», вызвали бурное возмущение у Любови Соболь. Да и призыв голосовать персонально за кого-либо из тройки Слуцкий-Харитонов-Даванков может показаться некоторым избирателям этически сомнительным.
Если такая дискуссия действительно возникнет, основным претендентом на роль единого «протестного кандидата» кажется Владислав Даванков.
Политик связан с администрацией президента через АНО «Россия — страна возможностей» — организацию, которая проводит конкурс кремлевского кадрового резерва «Лидеры России». Даванков голосовал за «Закон о фейках» и множество других одиозных инициатив последних лет. Вместе с этим, в сравнении с другими спарринг-партнерами Путина он обладает несколькими важными преимуществами. Владислав Даванков сравнительно молод; ни он сам, ни его партия «Новые люди» не отмечались особенно людоедскими заявлениями (в отличие от ЛДПР или КПРФ).
Команда политика даже сделала несколько робких шагов в сторону протестной аудитории. На днях Даванков сообщил «Коммерсанту», что хочет предложить Борису Надеждину сотрудничество. Сам Надеждин пока очень уклончиво отвечает на вопросы о перспективах такого альянса. Впрочем, главным вопросом для демократической оппозиции по-прежнему остается то, сможет ли она удержать внимание оппозиционно настроенных россиян до выборов и приумножить число своих сторонников.
