Предвыборная кампания Бориса Надеждина, несмотря на то что ЦИК отказал ему в регистрации, войдет в политическую историю России. «Очереди за Надеждина» — главный феномен общественной жизни в стране. За несколько недель кандидат, которого поначалу никто не воспринимал всерьез, собрал более 200 тысяч подписей за свое выдвижение и, согласно опросам, увеличил рейтинг с 0% до 10%. Руководил этой кампанией 29-летний уроженец Украины Дмитрий Кисиев. Раньше он помогал избираться муниципальным депутатам на региональных выборах, президентская кампания — пик его карьеры. Редактор «Холода» Максим Заговора поговорил с Кисиевым о том, как ему работалось с политиком «старой школы» Надеждиным и что будет делать его команда теперь, когда кандидата в президенты Надеждина больше нет.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
О том, зачем это все было
Борис Надеждин после отказа ЦИКа написал у себя в телеграм-канале: «Я прошу вас не опускать руки». Как будто это хорошая мина при плохой игре. В каком настроении сейчас находитесь вы лично и штаб вообще?
— У нас сейчас нет времени на чувства. Нам нужно доделать свою работу. Сейчас мы готовимся действовать совсем в другом формате, и, чтобы у нас сохранилась структура, которую мы так долго выстраивали, надо, чтобы люди не разочаровались, не демотивировались и не перестали вообще заниматься политикой.
И все-таки кампания была не про «политику вообще», а про выборы президента. И сегодня эта кампания — все.
— Ну, я изначально не питал каких-то больших иллюзий по поводу регистрации. Но я также знал, что это будет тяжелый бой и затяжная война. Мы готовы к следующему этапу — мы идем в Верховный суд. Ни у кого нет сомнений, что необходимое количество живых, реальных людей пришли и поставили подпись за кандидата Надеждина. Все претензии к нам — в том, что где-то что-то не так оформлено, где-то не так поставлена закорючка, но мы же все понимаем, что это несущественные и формальные придирки.
У нас еще есть шансы, и мы можем их повысить, только максимально хорошо выполняя свою работу и оказывая публичное давление на людей, которые принимают решения. Им должно быть стыдно за то, что они не пускают на выборы настоящего, сильного кандидата, который пользуется народной поддержкой.
Кому должно быть стыдно? Кириенко? Путину?
— Всем людям, которые принимают эти решения.
Ну вы же сами признаете, что ЦИК, например, не принимал никакого решения, его им спустили сверху.
— Элла Александровна Памфилова могла бы выступить с каким-то заявлением. Могла бы сказать, мол, мы, как ЦИК, Надеждина регистрируем. Она бы, конечно, карьеру похоронила, но выборы бы пошли по незапланированному сценарию и она бы сделала героический поступок. Но она его не сделала.
То есть вы требуете от людей не просто выполнения своей работы, а героизма?
— Люди, которые стояли в очереди в −40 в Якутске, совершили геройский поступок. Мы все делаем максимум, на который способны. И Элла Александровна Памфилова могла бы тоже сделать максимум, могла бы проявить героизм. А могла бы и действующему президенту отказать в регистрации. И легко бы нашла для этого причины. Тоже геройский поступок был бы.
Вы сказали, что не питали иллюзий по поводу регистрации. Каково это — начинать большое дело, в которое будут вовлечены сотни тысяч людей и потрачены десятки миллионов рублей, понимая, что результат предопределен и он не в вашу пользу?
— В этой ситуации надо просто настраиваться на абсолютный максимум. Понимать, что абы какие подписи не прокатят, абы какая кампания не прокатит. Надо знать, что у тебя самые лучшие юристы, самые лучшие менеджеры, самая лучшая медийная поддержка.
У нас все это до сих пор есть. Нам нужно отбить около пяти тысяч подписей. Это реально сделать в Верховном суде. Мы принесли максимально качественные подписи. У нас есть контакты людей, которые эти подписи оставляли. Мы готовы этих подписантов приглашать в суд, чтобы они выступили в нашу защиту.
А они готовы идти в суд?
— Готовы. Те люди, которые узнали, что их подписи признаны недействительными, готовы прийти в суд и публично выступать.
Но степень независимости Верховного суда — примерно такая же, как и у ЦИК.
— Я верю, что все государственные органы в какой-то момент могут расправить плечи и начать выполнять законы Российской Федерации.
Хорошо, но вот люди, которые стояли на морозе, переводили деньги на кампанию, сейчас спросят: «Ради чего все это было?» Что вы им отвечаете?
— Мы перезапустили политику в России. Мы дали многим людям возможность в ней поучаствовать. Для многих людей это было первое политическое действие в жизни.
Человек, который вовлекся в политику, стал частью чего-то большего, частью целого движения. И он может остаться его частью: пойти на выборы, стать наблюдателем, агитатором, рассказывать людям о той позиции, которую он разделяет. Так растет гражданское общество. Если у нас сейчас не получится прийти к власти через президентские выборы, мы сможем прийти к власти через другие уровни — муниципальные и региональные.
Нам ничто не мешает создать общественный штаб, который будет агитировать за любого кандидата, кроме действующего президента, который будет готовить будущих политиков. Знаете, какая проблема была главной все время, что я занимаюсь политикой? Нет желающих ей заниматься. А теперь есть. Благодаря этой кампании.
О Максиме Каце
В вашей кампании активно участвовал Максим Кац. В качестве кого?
— Он просто выпускал про нас видеоролики. И это была исключительно его инициатива. Мы с Максимом давно знакомы и наш нынешний штаб — это по сути старая «яблочная» команда. А высший менеджмент, скажем так, — это бывшие сотрудники Максима Каца. Наверное, он чувствует причастность к штабу через них. Но никаких руководящих функций в штабе Надеждина Максим Евгеньевич Кац не имеет. Штабом руковожу я и моя команда.
А вообще так называемые внесистемные, но популярные оппозиционеры Надеждину помогли или навредили? Есть мнение, что если бы его не поддержали Кац, Ходорковский, ФБК и так далее — его бы с большей вероятностью допустили.
— Мы не можем никому запретить нас поддерживать. Даже если бы мы выступили с заявлением, что это, допустим, вредно — мы бы это никак не предотвратили. Возможно, если бы про кампанию никто не говорил, мы бы тихо собрали подписи по квартирам, на улицах, волонтеры бы наши у подъездов стояли. Может быть, тогда бы нас и зарегистрировали, но тогда бы не было такой духоподъемной атмосферы, тогда бы по всему миру не выстраивались очереди.
Мы ведь показали, как на самом деле должна выглядеть публичная политика, как должна проходить настоящая президентская кампания — люди уже и забыли как. А может быть, и не знали. Просто раньше такого никогда не происходило на президентских выборах.
О конфликте внутри штаба Надеждина
В чем заключался конфликт между той частью общего штаба, которую возглавляли вы, и командой, которая пришла из партии «Гражданская инициатива»?
— Это типичная ситуация для выборов. Всегда штабы ругаются с партиями, а партии со штабами. Смотрите: вот нам надо построить инфраструктуру. Конечно, во многом мы опирались на региональные отделения «Гражданской инициативы». Но, как вы понимаете, кампанией руководит именно штаб, а не партия, и, если мы видели, что в каком-то регионе председатель отделения нас не устраивает, мы его меняли.
Конечно, были конфликты на этой почве. Партия считала, что их человек — подходящий, а мы говорили, что у него нет опыта. Это все собиралось, как снежный ком, и в какой-то момент произошла кульминация. Но мы никогда сор из избы не выносили. (Улыбается игре слов, так как «избой» называли один из офисов кампании Надеждина. — Прим. «Холода».)
«Новая Газета Европа» вынесла. И написала, что кто-то подставил Надеждина, буквально вбросив непроверенные бюллетени.
— Я читал эту статью. Мне очень жаль потраченного на нее времени. Там такая мешанина из реальных фактов, вымысла и домысла, что сложно даже как-то это комментировать.
Но ответьте на главный вопрос. Среди тех подписей, которые вы отнесли в ЦИК, были непроверенные?
— Нет, все подписи были проверены и онлайн, и очно. Но что-то проверялось у нас в штабе на Арбате, а что-то в штабе в Крылатском — его и называют «избой». Уровень проверки был где-то выше, где-то ниже. Но беглой могла быть только повторная проверка. Я точно знаю, что все подписи проверялись. Возможно, не везде так хорошо, как бы мне лично хотелось, потому что я как раз склонен придираться к разным закорючкам.
Поэтому я не знаю, как прокомментировать эту ситуацию, кроме как сказать, что все действительно очень старались. Все очень хотели, чтобы Надеждина зарегистрировали, никаких вредителей внутри штаба не было, ни у кого не было злого умысла.
В какой-то момент кому-то казалось, что кто-то недостаточно хорошо работает. А ты работаешь очень хорошо. Но на самом деле все работали просто на износ. Это точно. И когда кампания приблизилась к завершению, я точно понимал, что лучше сделать уже невозможно. Все, что мы сделали, — это действительно все, что можно было сделать.
О том, за кого теперь голосовать
Какая у вас стратегия на эти выборы без Надеждина?
— Во-первых, надо, чтобы люди пережили этот момент разочарования: не поддались пропаганде, не решили, что это все это было зря и больше ничего не будет.
Глобально план остается прежним. Нам нужно сделать так, чтобы за действующего президента было как можно меньше голосов, а у его конкурентов — как можно больше.
Мы идем ко второму туру. Лучше бы, конечно, это делать с кандидатом Надеждиным, а еще лучше, если бы у нас было два кандидата: Надеждин и Дунцова. Но если никого из них не будет, у нас есть другие кандидаты. Да, может быть, они нам не нравятся и не хочется за них голосовать, но нужно сделать все возможное, чтобы люди пришли на участки и проголосовали хоть за кого-нибудь, кроме действующего президента.
Это даст нам возможность заниматься политикой дальше. Потому что, если у Путина будет запредельный уровень поддержки, нас ждут очень непростые времена.
Кандидат Даванков, как известно, оставил свою подпись за Надеждина. Возможно ли здесь эдакое алаверды от вашего штаба и включение в его кампанию.
— Мне кажется, эта подпись была для него пиар-ходом. Я на такое не очень реагирую. Не думаю, что если я со всем штабом, то есть всеми сотрудниками, а также людьми, которые нас поддерживают, пойду в штаб Даванкова и скажу: «Вы, ребята, неплохо выглядите, давайте мы будем вам помогать» — из этого что-то получится. Это будет неискренне, а я предпочитаю устраивать свою работу на искренне-доверительных отношениях.
К тому же я не удивлюсь, если в какой-то момент Даванков снимет свою кандидатуру и скажет: «Знаете, ребят, я вот как-то внезапно понял, что не хочу в этом во всем участвовать». А потом неожиданно станет губернатором в каком-то регионе.
Давайте тогда пробежимся по всем популярным тактикам поведения на этих выборах. Что лучше — агитировать всех за одного кандидата или любого против Путина?
— Это одно и то же. Оба варианта хорошие, дальше — вкусовщина. Кому-то хочется за коммунистов проголосовать, кому-то за «Новых людей». Главное — против действующего президента.
А бойкот?
— К бойкоту я отношусь категорически отрицательно. Бойкот — это не действие, а бездействие. В этом нет никакого смысла.
Порча бюллетеней?
— Это не очень эффективно. Людей сложно мотивировать что-то портить. Им хочется делать что-то созидательное и полезное, а порча ассоциируется с негативом.
«Полдень против Путина»
«Полдень против Путина» — идея политика Максима Резника, которую поддержал Алексей Навальный. Она заключается в том, что граждане России, не поддерживающие Путина, массово придут к избирательным участкам в день выборов в 12 часов дня и сделают протест видимым
— Я мало слышал про эту стратегию. Я не думаю, что это будет очень ярко. Ну просто будут большие очереди на участках. И все. Возможно при этом, что кто-то в очередях даже не проголосует.
О Борисе Надеждине
Если бы вас год назад спросили, что вы думаете о Борисе Надеждине, что бы вы ответили?
— Эта кампания началась для меня так. Я встретился с Андреем Алексеевичем Нечаевым — лидером партии «Гражданская инициатива» — и сказал ему, что вот, есть наша команда и мы вроде как неплохо работаем на выборах, выдвигаем муниципальных кандидатов и все такое. Давайте выдвинем вашу кандидатуру на президентский пост.
Но Нечаев категорически отказался, зато сказал, что есть такой Борис Надеждин и он хочет идти на президентские выборы. Так вот, отвечая на ваш вопрос: мне пришлось гуглить, кто это такой. Буквально читать его страницу на Википедии, изучать биографию.
И как вам эта биография?
— Я не нашел ничего такого, что вызвало бы у меня вопросы. Точнее, были какие-то моменты, которые хотелось прояснить, но они отпали сами собой, когда мы начали общаться.
Надеждин изменился за эту кампанию?
— Мне кажется, эта кампания всех нас поменяла. Особенно последние недели.
Как именно?
— Мы стали более непробиваемыми, наверное. Более жесткими и более целеустремленными. Мы теперь, как мне кажется, поверили в свои силы. Причем мы все. И Надеждин, и я, и люди, которые в очередях на улицах стояли. Они тоже поняли, что все-таки есть у нас гражданское общество. Что нас много и мы что-то можем.
Я сегодня разговаривал с Екатериной Шульман о том же самом. Она сказала, что, по ее впечатлениям, за время кампании «Надеждин озверел».
— Может быть, может быть. Я думаю, что нам всем не хватает немного веры и немного злости. Это хорошее качество.
Вы не боитесь, что теперь Надеждин снова вернется туда — в образ легального, безобидного либерала из телевизора?
— Я не могу за него говорить, но думаю, что мы уже не увидим прежнего Надеждина.
А вы вообще его сторонник? Или он для вас, как и для многих, — просто кандидат, который против войны и против Путина?
— Я сторонник перемен. Я думаю, что многие сторонники Надеждина — это сторонники перемен. Но могу точно сказать, что в этом политическом союзе, который образовался между нашим штабом и Борисом Надеждиным, он проявил себя очень хорошо. И я уверен, что после выборов, как бы они ни закончились, мы будем дальше сотрудничать.
О себе как новом известном политтехнологе
Для вас лично эта кампания — пик политтехнологической карьеры?
— Это, безусловно, важный и интересный опыт, но я его расцениваю как промежуточный этап. Я хочу и буду проводить новые кампании по всей стране. Я точно знаю, что люди, которые работали сейчас в Новосибирске, в Якутске, захотят еще раз в таком поучаствовать. Каждый год в Единый день голосования у нас огромное количество выборов разного уровня по всей стране. И мы должны представить на всех них кандидатов с нашими ценностями.
А удастся сохранить этот запал? Вы руководили президентской кампанией — это как Олимпиада. Нет ощущения, что муниципальные выборы после такого — чемпионат водокачки.
— Безусловно, если это одна кампания, даже большая, как в Петербурге, где 1500 мандатов разыгрывается — то это уже скучно. А если делать это по всей стране — другое дело.
У вас есть личные политические амбиции? Вы сами не мечтаете стать депутатом, губернатором, президентом?
— Мне по возрасту даже на губернаторские выборы еще нельзя идти.
Возраст — дело наживное.
— Ну, может быть. Ничего не исключаю, конечно. Но это ж надо будет работать каким-нибудь депутатом, а не просто в выборах участвовать. Мне скорее хочется другим людям помогать избираться, чтобы они уже на своих позициях приносили пользу. Лучше я помогу 20 людям занять посты, на которых они будут полезны, чем один куда-то изберусь.
