Центризбирком не зарегистрировал Бориса Надеждина кандидатом на выборах президента РФ. Теперь в бюллетене не будет ни одного человека, выступающего против войны и политики Путина. Выборы — совсем всё? Беспрецедентная кампания по сбору подписей и переводы россиянами миллионов рублей на нее — это было напрасно? Или стратегическое голосование за любого кандидата, кроме Путина, все еще имеет смысл? Редактор «Холода» Максим Заговора поговорил об этом с политологом Екатериной Шульман.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Обнуляет ли решение ЦИК все то, что мы видели в кампании Бориса Надеждина?
— Учитывая ту степень контроля над ходом выборов и над их результатами, которая достигнута к 2024 году, всякое негосударственное политическое действие может быть направлено не на то, чтобы повлиять на результат, а на то, чтобы повлиять на впечатление.
Это игра за то, что называется перцепцией, восприятием. Результат уже известен, об этом можно не беспокоиться, но важно, какое впечатление произведет вся кампания и ее итог. Как это останется, что называется, в памяти народной и — что может быть даже важнее — какое впечатление это произведет на организаторов. Я говорю не про Путина и даже не про Кириенко, а про те сотни тысяч людей, которые непосредственно вовлечены в электоральную работу. Это бюрократия — локальная и региональная, это члены избирательных комиссий, работники местных медиа и так далее. То есть те люди, которые будут напрямую иметь дело с материей народного волеизъявления.
Они запомнят, что весь народ пошел и в едином порыве проголосовал, все рады, все полны энтузиазма? Или, когда выборы закончатся, они скажут: слава богу, проехали, еле-еле перевалили через порог, добыли установленные KPI с грехом пополам.
А почему это впечатление важно?
— Потому что оно косвенно повлияет на те решения, которые будут приниматься после выборов. Как было сказано неоднократно: в авторитарных выборах результат предсказуем, а последствия непредсказуемы.
Как вы помните, в предвыборной кампании 2018 года никто не обещал повышение пенсионного возраста, изменение Конституции в 2020-м и войну в 2022-м. Но выборы в 2018 году прошли настолько здорово и гладко, что власть решила, что все это можно дальше делать, сопротивления не будет.
Сейчас время военное, поэтому решения, которые будут обсуждаться, — это уже не повышение пенсионного возраста. Поэтому свои усилия имеет смысл прилагать к такой цели: чтобы эйфории не возникло, чтобы возникло ощущение, что граждане не очень счастливы и дай им только шанс — они за другого проголосуют.
В этом отношении кампания Надеждина, как и кампания Дунцовой, важны. Как говорится, один олень — случайность, два оленя — тенденция. А может быть, будет и третий. И вместе они показывают, что как только перед гражданами открываются возможность ненаказуемого политического действия, даже если понятно, что к электоральному результату оно не будет иметь отношения, когда у них появляется случай просто постоять друг с другом в очереди — они этим массово пользуются. Причем в самых разных регионах России.
Эти кадры останутся. Никаких фотографий очередей из желающих подписаться за инкумбента не было. А были будочки в моллах и на остановках, которые быстро свернули, потому что у них был жалкий вид — стоит одинокий сборщик подписей и ни одна живая душа к нему не подходит.
Еще раз повторю: это не повлияет на то, что нам объявят в марте 2024 года, но впечатление останется. Не более того — но и не менее.
Борис Надеждин стал эмблемой того, что называется стратегическим голосованием: то есть хоть за мешок с картошкой — главное, не за основного кандидата. Без Надеждина эта тактика может работать?
— Я вам дам честный экспертный ответ: не знаю. Обратите внимание, как отстреляли всех обычных участников выборов, привычных кандидатов-статистов. Такие люди, как Бабурин и Богданов, не имеют никакой политической валидности сами по себе — но это опытные люди и в этом смысле полезные политические маячки. То, что они оба дошли до ЦИКа со своими подписями, а потом вспомнили, что у них дома утюг не выключен, и быстро сбежали — интересный признак.
Признак чего?
— Представьте себе, как будет выглядеть бюллетень в марте. Там будет четыре кандидата. Это уже даже не привычная схема «Белоснежка и семь гномов», как у нас раньше было: инкумбент и семь «смешных карликов». А теперь мы даже семерых себе не можем позволить. И веселиться политические управленцы позволить себе тоже не могут — кажется, уже не до смеха. Думаю, отстрел статистов — это заслуга Надеждина.
То есть администраторы увидели, что это опасно. Черт его знает, что этот избиратель еще учудит. Может, он скажет: «Ах, вы так с нами, тогда мы за Бабурина проголосуем!»
Но как будто наоборот: чем больше кандидатов, тем меньше они соберут протестных голосов. А чем меньше — тем больше у них будет голосов тех, кто просто против Путина.
— Может быть, и так. Но эти трое оставшихся кажутся им уж совсем безобидными. Их, конечно, подбирали с любовью. Харитонов — это даже не Зюганов, это привет из еще более далекого прошлого, при всем уважении к его стажу и заслугам. Слуцкого нельзя показывать публике, потому что он не в состоянии членораздельно выражаться: стоять вертикально он может, но ритмично открывать рот — уже нет. Даванков совсем уж никому не известен и не имеет никакой осязаемой биографии.
Но, возможно, мы сейчас в таком состоянии, что и это уже не важно. Настроения избирателей отличаются волатильностью, и, судя по нашему двойному слепому эксперименту на Дунцовой и Надеждине, запрос хоть на какую-то альтернативу чрезвычайно велик. Мы, возможно, не до конца осознаем, что происходит в массе народной и какова там степень осточертения и неудовлетворенности.
Может быть, сейчас всех затошнит, как у Хармса, и все скажут, что спектакля не будет и пойдут домой. Может быть, у людей произойдет пресловутое «выжигание дофамина», и они полностью потеряют интерес к происходящему. А может быть, сыграет «Полдень Навального» («Полдень против Путина» — идея политика Максима Резника, которую поддержал Алексей Навальный. Она заключается в том, что граждане России, не поддерживающие Путина, массово придут к избирательным участкам в день выборов в 12 часов дня и сделают протест видимым. — Прим. «Холода»). Люди придут сердитые в 12 часов и нарисуют бяку на бюллетене. Может, все решат за Даванкова голосовать. Не знаю. Вижу волатильность — не вижу направления, в котором эта волатильность может двинуться.
А к идее «Полдень против Путина» вы лично как относитесь?
— До моих личных отношений никому дела нет, а экспертное мнение мое следующее: идея состоит в том, чтобы перенести недовольство из виртуального пространства в реальное. Чтобы получить картинку недовольных, в противоположность невидимым сторонникам и лоялистам: их-то не видно, они все в ДЭГе и в бумажных списках. В борьбе за впечатление — это понятный и разумный ход.
Но дальше, как любое политическое предложение такого рода, оно отдается на волю ветров. Может, сыграет, а может, не сыграет. Может, людям это покажется интересным, а может быть, нет. Мне бы казалось, что 12 часов — это рановато: в больших городах в выходные люди только просыпаются к этому времени. Когда у меня спрашивали рекомендаций в прошлые избирательные кампании, я обычно советовала приходить попозже, вечером, чтобы посмотреть, не проголосовал ли кто-то за вас.
Но это уже политтехнологические детали. Политический же смысл — демонстрация народного несогласия с навязанным сценарием. И это несогласие уже было прекрасно продемонстрировано Надеждиным: его очередями, его коробками с подписями и всем тем энтузиазмом, который был осязаем вокруг него.
Главный вопрос сегодня — есть ли способ продемонстрировать это несогласие без кандидата Надеждина.
Всех удивила массовость кампании Надеждина, но что мы имеем в сухом остатке? Когда он только объявил о намерении участвовать в выборах, скептики говорили: его все равно никуда не допустят, это просто самопиар и способ набрать медиапопулярность и политические очки. Что мы видим в итоге? Надеждина никуда не пустили, а он сам действительно вырос как политик и медиафигура. Поигрались и обманули?
— Думаю, вы недооцениваете степень политической осознанности по крайней мере тех людей, которые ходили подписываться за Надеждина.
Все интервью на улице были об одном и том же: «Мы хотим видеть друг друга, мы хотим постоять друг с другом рядом. Да, мы понимаем, что дело, скорее всего, безнадежное, но мы хотим хоть что-то сделать». Не «мы хотим выбрать его президентом», а мы хотим сделать хоть что-то, потому что это лучше, чем ничего.
Что касается аргумента о подрощенной политической значимости Бориса Надеждина — ну так великолепно, если так. Антивоенный кандидат подрастил свою политическую значимость в 2024 году — это прекрасно: это больше, чем то, на что можно было рационально рассчитывать.
Борис Надеждин теперь — это политик другого уровня или это был просто всплеск в рамках одной яркой кампании?
— Опять же, не знаю. Когда я с ним разговаривала, мне было заметно, что это уже не тот человек, которого я помню по третьему созыву Государственной думы, когда он был депутатом, а я — мелким сотрудником аппарата другой фракции. Как-то он озверел, это было слышно.
Когда он говорит, что уже прожил свои лучшие годы, много раз мог умереть и живет «призовую жизнь», а значит, готов идти до конца, — это, надо сказать, производит впечатление.
Не знаю, что это — электоральный адреналин, который сейчас его несет, или личностная трансформация. Посмотрим, как он будет дальше себя вести. Призывать к массовым беспорядкам и жечь покрышки он, вероятно, не станет, а дальше — посмотрим.
Последний вопрос: а в чем вообще для власти необходимость выжженного поля и 80% Путина. Почему им не интересна красивая победа над сильными соперниками?
— Потому что необходимо продемонстрировать увеличение поддержки по сравнению с 2018 годом, а увеличение поддержки необходимо продемонстрировать, потому что идет война. Вождь военного времени должен быть популярнее, чем гражданский президент, а если динамика не положительная, а отрицательная, возникают сомнения в том, что гражданам больше нравится война, чем мирная жизнь. А этого допустить нельзя.
