История знает немало примеров, когда самые стабильные режимы рушились, вопреки прогнозам экспертов. «Холод» публикует обнадеживающий новогодний текст о том, что происходило с шестью известными тиранами ровно за год до того, как они были свергнуты.
Вероятно, Владимир Путин встречает Новый год в хорошем настроении: западные СМИ пишут о провале украинского контрнаступления и усталости европейских граждан от войны; отношения гражданских и военных властей Украины находятся на своей низшей точке; российская экономика пострадала от санкций меньше, чем этого ожидали.
Основные внутриполитические противоречия тоже кажутся урегулированными: мятеж Пригожина провалился, а его инициатор был взорван в небе над Тверской областью; Алексей Навальный отбывает срок в тюрьме; даже Игорь Стрелков, критиковавший Владимира Путина с право-консервативных позиций, находится в заключении. Мартовские президентские выборы пока не сулят больших сюрпризов: совсем недавно ЦИК даже отказался допустить до участия в кампании независимую кандидатку Екатерину Дунцову.
Но история показывает, что часто авторитарные режимы разрушались именно в тот момент, когда этого меньше всего ожидали. В этом тексте мы расскажем о том, как шесть внушающих ужас диктаторов прошлого чувствовали себя за год до полной утраты контроля над происходящими в стране событиями. Некоторые из них были убеждены, что пользуются безоговорочной народной поддержкой и лояльностью элит; другие — уверены в способности подавить любое несогласие силой, третьи казались несокрушимыми даже экспертам-политологам. Однако каждому из них пришлось оставить свой пост через считанные месяцы. Попробуем разобраться, почему мы не смогли предсказать эти события в прошлом и вряд ли способны сделать это сегодня.
Гамбия-2015: как диктатор-гомофоб проиграл выборы экс-охраннику
Эту небольшую страну часто называли «Северной Кореей Африки». В 1994 году молодой лейтенант Яйя Джамме возглавил военный переворот и с тех пор не выпускал власть из своих рук, из раза в раз переизбираясь на бесчестных выборах. В одном из публичных выступлений 2015 года он пообещал перерезать геям глотки, в другом назвал их причиной «гибели империй». Тогда же Human Rights Watch выпустила доклад под названием «Государство страха», который подробно рассказывал о введенных Джамме пожизненных сроках за «гомосексуализм при отягчающих обстоятельствах», бесчисленных арестах, убийствах, а также пытках журналистов, активистов и студентов. Это, равно как и удручающая бедность, не сильно радовало жителей Гамбии, которые массово эмигрировали в европейские страны, невзирая на риск погибнуть от рук контрабандистов или утонуть при пересечении Средиземного моря.
Командующий армией Гамбии всячески подчеркивал лояльность диктатору: «Мы любим вас, ваше превосходительство, и эти узы любви и лидерства вечны». Солдаты выходили на митинги в поддержку Джамме. Отчасти такое демонстративное обожание было обусловлено по-настоящему детективной историей, произошедшей в Гамбии годом ранее. Небольшая группа эмигрантов, вступивших в союз с отправленным в отставку высокопоставленным силовиком, попыталась организовать государственный переворот на свои собственные сбережения. Им удалось завербовать еще пару десятков гамбийцев, ввезти в страну оружие и атаковать резиденцию президента. Вопреки ожиданиям, военные оказались готовы сражаться за своего лидера: переворот провалился, часть заговорщиков была убита, другие предстали перед судом США (гражданами которых они являлись) за нарушение «Закона о нейтралитете», который запрещает участвовать в частных военных операциях против «дружественных стран».
Попытка переворота заставила Яйя Джамме еще больше усилить репрессии (была закрыта последняя независимая радиостанция), а военных — всячески демонстрировать преданность диктатору.
В 2015 году многие эксперты сходились во мнении: неудачная попытка переворота только укрепила режим Джамме. Washington Post выпустил текст с заголовком «Многолетний диктатор Гамбии в ближайшее время не собирается никуда уходить», один из специализирующихся на регионе журналистов писал в The Guardian: «Переворот не просто провалился, он еще больше усугубил ситуацию».
Они ошибались. В 2016 году Джамме сенсационно проиграл выборы бывшему охраннику лондонского супермаркета, которого поддержали основные оппозиционные силы. Сначала диктатор пообещал мирно передать власть, но быстро опомнился и потребовал проведения повторного голосования, ссылаясь на нарушения при подсчете бюллетеней. Несмотря на это, ему все же пришлось отправиться в изгнание после того, как несколько лидеров соседних африканских стран пригрозили свергнуть его силой. Джамме не спасли ни клявшиеся в верности генералы, ни якобы преданные сторонники, всего годом ранее выходившие на марши в его поддержку.
Ливия-2010: народное убийство Муаммара Каддафи
За год до своего свержения и смерти Муаммар Каддафи, бессменно правивший Ливией с 1969 года, не просто наслаждался гегемонией во внутренней политике, но и, вероятно, гордился статусом влиятельного геополитического игрока. В 2010 году Каддафи посетил Италию для переговоров об ограничении потока африканских мигрантов, пересекающих Средиземное море. В обмен на эти услуги Каддафи требовал от Евросоюза пять миллиардов евро. В том же году диктатор выступил с инициативой о разделении Нигерии на два государства, призывал к джихаду против Швейцарии за запрет на строительство минаретов и публично мечтал о создании «Соединенных Штатов Африки».
Богатые запасы нефти позволили Каддафи обеспечить ливийцам приемлемый уровень жизни, а также сделали его собственную семью баснословно богатой. Один из сыновей диктатора встречал 2010 год в компании Бейонсе, другой задолжал итальянскому отелю почти полмиллиона долларов США и делал карьеру голливудского продюсера.
Сам Каддафи тоже отличался склонностью к экстравагантной роскоши: диктатор любил путешествовать с отрядом телохранительниц, чистокровными арабскими скакунами и бедуинским шатром, который использовался как временная резиденция. Во время одного из своих визитов в Рим диктатор нанял 200 «привлекательных, хорошо одетых» итальянок «в возрасте до 35 лет и ростом более 1.7 метра», чтобы прочитать им лекцию о предназначении женщин и порекомендовать принять ислам. После встречи участницам вручили по копии Корана, «Зеленой Книги» (претенциозный псевдофилософский трактат Каддафи) и 50 евро. «Мы ожидали по крайней мере перекуса», — позднее жаловалась одна из участниц собрания.
Эти «милые» подробности не должны оттенять того факта, что Каддафи жестоко преследовал и физически уничтожал тысячи политических оппонентов (в том числе за рубежом). В 1996 году, например, в тюрьме Абу Салим было единовременно расстреляно более тысячи человек.
Режим казался чрезвычайно стабильным: в 2009 году страна пышно отметила сорокалетие правления Каддафи, дома и рекламные щиты были обильно украшены его портретами, улицы — толпами, «прославляющими» диктатора. Но излишняя самоуверенность сыграла с автократом злую шутку.
В начале 2011 года во втором по величине городе страны, Бенгази, вспыхнули протесты, спровоцированные арестом известного адвоката и нескольких оппозиционных активистов. Вместо того чтобы попытаться договориться, правительство применило грубую силу. Возмущенные ливийцы начали протестовать еще более активно, многие взяли в руки оружие. Когда армия Каддафи практически разгромила повстанцев, Совбез ООН санкционировал вооруженное вмешательство иностранных государств в гражданскую войну для защиты мирного населения. Силы международной коалиции уничтожили значительную часть верных ливийскому лидеру войск, а во время одной из атак под удар попала колонна техники, в которой находился сам Каддафи. Повстанцы захватили автократа в плен и жестоко убили, позднее выставив его тело на всеобщее обозрение в промышленном холодильнике.
Как и в случае Гамбии, протесты и последующее свержение Каддафи стали большим сюрпризом для международного сообщества. В эссе «Почему мы были удивлены (снова) Арабской Весной?» профессор социологии из Нью-Йоркского университета признает, что не знает о существовании ни одного политолога или социолога, который сумел бы предсказать волну протестов 2011 года. Более того, он отмечает, что три охваченные протестами страны — Тунис, Ливия и Бахрейн — в 2010 году были отнесены авторитетным «Индексом хрупких государств» к категории благополучных стран.
Чили-1987: внезапное «нет» от 56%
Генерал Аугусто Пиночет захватил власть в 1973 году, свергнув демократически избранное левое правительство. Тысячи людей подверглись преследованиям: политических заключенных содержали и пытали прямо на гигантском стадионе «Насьональ». Позднее выяснится, что всего от действий режима пострадало порядка 40 тысяч человек, более трех тысяч было убито.
Чтобы легитимизировать режим, Пиночет и его партнеры по хунте организовали конституционный референдум 1980 года, в котором были многочисленные фальсификации и который устанавливал ничем не ограниченное правление военных вплоть до следующего голосования в 1988 году, когда чилийцы вновь могли продлить мандат автократов еще на восемь лет. Небольшой спойлер: в 1988 году Пиночет проиграет, а Чили встанет на путь демократических реформ. Но сначала перенесемся в 1987 год. Одним из центральных политических событий становится визит в эту консервативную католическую страну папы римского, который открыто называет чилийский режим «диктаторским» и требует защиты прав человека.
Судя по всему, Пиночет верит, что в 1988 году вновь сможет заручиться поддержкой чилийцев даже на сравнительно конкурентных «выборах». Правительство легализует несколько умеренных оппозиционных партий, позволит вернуться в страну политическим эмигрантам и разрешит работу независимых медиа.
Одновременно Пиночет начинает собственную предвыборную кампанию: некоторые из использованных им методов могут показаться хорошо знакомыми российским избирателям. Пиночет получает львиную долю экранного времени на контролируемых правительством телеканалах; зависимых от государства граждан шантажируют лишением субсидий в случае голосования против кандидатуры президента; лояльные чилийцы получают дополнительные блага, варьирующиеся от мешков с мукой до велосипедов.
Несмотря на это, оппозиционные партии сумели воспользоваться неожиданной «оттепелью» и общими усилиями провели масштабную кампанию «Голосуй против!». Ее хватило для того, чтобы в 1988 году почти 56% чилийцев сказали Пиночету «нет». Диктатор явно не ожидал такого исхода и попытался заручиться согласием остальных членов хунты на сохранение власти силовым путем, но получил отказ. В 1989 году в Чили прошли первые за долгие годы демократические выборы.
Чилийский режим не выглядел столь же уверенно, как, например, ливийский. В стране регулярно случались массовые забастовки рабочих, а в 1986 году левые радикалы организовали покушение на Пиночета, которое едва не увенчалось успехом. Удивительным кажется не отрешение генерала от власти, а само согласие на умеренно либеральные реформы и проведение плебисцита. Помимо визита папы римского, среди причин этого решения называют разногласия внутри чилийской хунты и сохранявшуюся до последнего убежденность Пиночета в способности одержать победу на референдуме. Политической науке хорошо известно, что из-за подавления свободы слова автократы испытывают острую нехватку объективной информации, что порой приводит к принятию самоубийственных решений.
Ирак-2002: вторжение США вскоре после 100% на выборах
Если проигнорировать все то, что мы знаем о недемократических режимах, и поверхностно изучить недавнюю историю Ирака, Саддам Хуссейн может показаться самым популярным политиком из известных человечеству. В 2002 году он одержал победу на президентских выборах, получив 100% голосов. Разумеется, явка тоже составила 100%: на участки якобы пришли все 11,5 млн избирателей. Оглашение результатов сопровождалось заявлением одного из иракских чиновников о том, что «это уникальное проявление демократии, которая превосходит все другие формы демократии даже в тех странах, которые осаждают Ирак и пытаются его задушить».
В 1990 году Хусейн попытался захватить соседний Кувейт, разумеется, оправдывая атаку в том числе туманным «историческим правом» Ирака на эту территорию. Возглавляемая США коалиция быстро разгромила войска Саддама и восстановила независимость Кувейта, но не стала свергать диктатора. Вместо этого ООН ввела против агрессора режим жестких санкций, который не причинил самому Хусейну серьезного вреда, зато привел к настоящей гуманитарной катастрофе: граждане Ирака были вынуждены бороться за выживание в условиях нехватки продуктов первой необходимости.
До вторжения в Кувейт Саддам Хусейн успел восемь лет повоевать с Ираном, а также применить химическое оружие против собственных граждан, убив порядка пяти тысяч жителей курдского города Халабджа. Его правительство занялось преследованием иракских мааданов, сократив их численность в районе исторического проживания с 250 тысяч в 1991 году до всего 40 тысяч к 2003. Иракских подростков в возрасте от 10 до 15 лет обучали рукопашному бою, обращению с оружием и высадке с вертолетов, а семьям несовершеннолетних бойцов угрожали изъятием продуктовых карточек, если они не смогут отправить своих детей на учебные сборы.
Одним словом, Саддам Хусейн не выглядел политиком, пользующимся безоговорочной народной любовью. Помимо достижения феноменального результата на выборах в 2002 году, диктатор отметился заявлением о том, что его страна не занимается разработкой ядерного оружия, а также попытался извиниться перед Кувейтом (извинения не были приняты).
Это не помогло остановить надвигающуюся катастрофу. В 2003 году, после обвинения Саддама в разработке оружия массового уничтожения и поддержке терроризма, возглавляемая США коалиция вторглась в Ирак, Хусейн был схвачен, осужден и казнен в 2006 году. Иракская армия не сумела оказать серьезного сопротивления, многие военные дезертировали. Среди основных причин поражения Саддама аналитики называли нежелание военнослужащих сражаться и умирать ради диктатора. Недавние 100% поддержки как будто исчезли. Современные автократы гораздо хитрее и стараются ограничить «народную любовь» хотя бы 70–80% голосов. Но можно не сомневаться, что в случае свержения режима они испарятся так же быстро, как у Хусейна.
Португалия 1969: диктатор, который не понял, что он — все
Следующий герой текста, Антониу Салазар, разительно отличается от описанных выше тиранов. Несмотря на то что ему удавалось недемократическим путем удерживать власть в Португалии с 1932 по 1968 год, современники характеризовали его как крайне аскетичного и скромного интеллектуала, набожного профессора экономики. Количество жертв политических мотивированных убийств тоже исчислялось «всего лишь» сотнями, а не тысячами — не худший результат за 36 лет правления. Впрочем, во многом такая стабильность была обеспечена эффективной работой могущественной тайной полиции ПИДЕ. По некоторым оценкам, примерно каждый четырехсотый португалец (20 тысяч человек) был ее сотрудником, а каждый сороковой (200 тысяч человек) являлся как минимум информантом.
Салазар представляет интерес по той причине, что престарелый диктатор скорее всего даже не догадывался об утрате власти после фактической отставки. Эти события были замечательно описаны в книге Александра Баунова «Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры». В 1968 году Салазар пережил инсульт и утратил способность управлять страной, и тогда элиты назначили новым премьер-министром прогрессивного политика Марселу Каэтану, который начал проводить либеральные реформы. Когда Салазар пришел в себя, бывшие подчиненные решили не травмировать диктатора известием об отставке, вместо этого разыграв для него масштабный спектакль: с ним проводили фейковые совещания, приносили на подпись документы и печатали в единственном экземпляре выпуск правительственной газеты, где Салазар все еще значился как премьер-министр. Баунов пишет, что, помимо чувства сострадания, консервативное окружение отставного автократа было мотивировано еще и желанием обеспечить собственное выживание: «Салазар был для них гарантом того, что перемены не зайдут слишком далеко». Это представление продолжалось вплоть до его смерти в 1970 году.
Несмотря на развитие технологий, современным автократам теоретически может грозить похожая судьба. Если они получают информацию от строго ограниченного круга доверенных людей, не исключено, что те рискнут взять гораздо больше власти и не поставят в известность своего начальника.
Румыния-1988: от «революция невозможна» до попытки побега и расстрела
Протесты Арабской весны 2011 года были не единственным масштабным событием, которое не было предсказано политологами и экспертами. В статье 1995 года экономист Тимур Куран отмечал, что коллапс коммунистических режимов Восточной Европы в конце 1980-х годов тоже застиг мир врасплох. В центре его аргументации — проблема «фальсификации предпочтений», свойственная авторитарным режимам.
Дело в том, что, когда высказывания своих политических взглядов на публике связана с угрозой для жизни или общественным осуждением, люди склонны держать рот на замке. Эта «спираль молчания» разрывается в тот момент, когда у сравнительно небольших групп полностью заканчивается терпение и они начинают открыто протестовать, тем самым показывая согражданам, что те не одиноки в своем недовольстве. В результате к движению несогласных присоединяется все больше людей, а режим начинает разрушаться.
Даже к концу 1980-х Румыния казалась одним из самых сильных звеньев среди социалистических стран Восточной Европы. В отличие от Венгрии и Чехословакии страна не имела опыта восстания против коммунистического режима или попыток внутренней либерализации. В отличие от Польши в Румынии не существовало сильного низового протестного движения. Управлявший страной с 1965 года Николае Чаушеску сумел создать культ своей личности: его называли «Вождем» и «Гением Карпат», книжные магазины выставляли на витринах 28 томов его сочинений, жену диктатора Елену позиционировали как гениальную исследовательницу-химика, хотя у нее даже не было подходящего для серьезной научной работы образования. В начале 1980-х годов Чаушеску помешался на идее достижения полной независимости от зарубежных стран и озаботился погашением внешнего долга. Из-за режима жесткой экономии граждане недоедали и мерзли, зато Чаушеску к 1989 году смог объявить Румынию страной, полностью расплатившейся со своими долгами.
Первый президент постсоциалистической Румынии Николае Чаушеску якобы говорил, что революция в этой стране была невозможна, поэтому ее нужно было инсценировать. Но революция все-таки случилась. В самом конце 1989 года жители румынского города Тимишоара пытаются защитить от преследований пастора-диссидента Ласло Тёкеша, силовики открывают по толпе огонь, гибнут десятки людей. Чаушеску, разумеется, винит в протестах «зарубежные круги» и «иностранных шпионов». Спустя несколько дней диктатор собирает в Бухаресте митинг лояльных «сторонников», пытается произнести перед ними речь, но толпа начинает свистеть и улюлюкать: это видят и те, кто наблюдает за митингом по телевизору. Чаушеску до последнего не верит в то, что его «собственные» граждане на самом деле — против него, думая, что его просят говорить погромче. В конце концов растерянного диктатора уводят с балкона резиденции. В городе начинаются беспорядки, а армия переходит на сторону восставших. Чаушеску вместе с женой бежит из столицы, но оказывается в руках военного трибунала, который выбирает в качестве меры наказания расстрел и немедленно приводит приговор в исполнение.
Конец диктатуры и начало демократии — это одно и то же?
Список неожиданно рухнувших авторитарных режимов вполне мог бы быть дополнен строго противоположными случаями, то есть теми, когда большинство наблюдателей делало ставку на скорый коллапс системы, однако эти диктатуры здравствуют и по сей день. Здесь можно вспомнить недавние примеры Сирии, где Башар Асад продолжает удерживать власть, несмотря на продолжающуюся с 2011 года гражданскую войну, а также Беларуси, которую по-прежнему контролирует Александр Лукашенко, хотя в 2020 году протестное движение казалось слишком сильным, чтобы сохранить автократу шансы на выживание.
Это не означает, что диктаторы теряют власть исключительно в тех случаях, когда этого никто не ждет, а лишь то, что любой категоричный прогноз следует воспринимать с большой осторожностью.
Другая, еще более серьезная проблема состоит в том, что конец авторитарного режима не обязательно означает установление демократического правления. Статистически, это происходит менее чем в половине случаев. Поэтому, формируя собственные ожидания относительно будущего страны, следует оценивать, стремимся ли мы просто к смене режима или его последующей либерализации.