«Дочь не воцерковлена. Ждем, когда крестный выйдет из тюрьмы»

Статус гражданской активистки Наталии Сивохиной во «ВКонтакте» — «я знать не хочу ту тварь, что спалит это небо». При этом она — супруга священника Григория Михнова-Вайтенко. Сивохина не считает себя верующей, Михнов-Вайтенко — епископ. Вместе они занимаются правозащитой, помогают украинским беженцам и остаются в России, занимая принципиальную и публичную антивоенную позицию. Фарида Курбангалеева поговорила с Сивохиной о том, каково это — быть неконвенциональной «матушкой», как их семья относится к запретам «пропаганды ЛГБТ» и молебнам во славу русского оружия и матерятся ли они дома. 

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Как вы познакомились с Григорием? 

— У наших общих друзей в 2017 году. Я практически ничего о Грише не знала, и он сразу произвел на меня очень яркое впечатление. У него запоминающийся голос и взгляд. Это немного необычное сочетание: очень умный человек с активной жизненной позицией, прекрасно разбирающийся в бытовых вещах из серии «как помочь бездомному уйти с улицы», или «как собрать средства на сложную операцию и найти хорошую клинику», или «что делать, если опека отнимает детей». У меня сложилось впечатление — и оно потом подтвердилось, — что Гриша вообще идеально делает все, за что берется.

Вас не удивляло, что он одновременно священник и гражданский активист? 

— Помощь гонимым — это традиционная [для церкви] тема. Но то, что он занимается общественной деятельностью, мне действительно показалось удивительным. Ведь если мы посмотрим на Русскую православную церковь, то там все очень жестко регламентировано, даже в плане публичных высказываний. Уже потом я узнала, что он священник не РПЦ, а АПЦ, Апостольской православной церкви. 

Как развивались ваши отношения? 

— Это было время митингов Навального, который тогда еще был на свободе. Мы вместе с другими волонтерами объезжали отделения полиции, привозили задержанным передачки и отслеживали разные ситуации — то есть выступали как члены правозащитной мониторинговой группы. 

Еще до этих акций Григорий организовал одиночные пикеты против статьи 148 УК РФ — «Оскорбление чувств верующих». Он стоял с плакатом «Бог поругаем не бывает». А я тогда помогала ему делать электронную рассылку. Гриша был мне симпатичен, но я не знала подробностей его личной жизни, свободен он или нет, а может, вообще дал обет безбрачия… Поэтому никаких шагов навстречу не делала. Первым инициативу проявил он. В какой-то момент мы поговорили, и стало понятно, что он фактически в разводе и никаких препятствий для того, чтобы начать отношения, нет. Тогда мы уже стали говорить о нашем совместном будущем. 

Я знаю, что для того, чтобы жениться на мне, Гриша обращался за разрешением к своему руководству и уходил «за штат», то есть прекратил вести службы. Это было связано с тем, что когда-то он уже был женат и это для него это был повторный брак. Для обычных людей это в порядке вещей: не сошлись характерами и расстались. А к человеку с духовным саном в этом смысле относятся строже, есть более жесткие требования и определенные процедуры. Потом Гриша вернулся к служению. 

Вы сами верующий человек? 

— Я не считаю себя верующим человеком. Я все-таки агностик. В юности я верила в Бога и примерно знаю, как вести себя во время службы. Но в один прекрасный день я открыла глаза и поняла, что не вижу мир таким, каким видят его верующие люди. И было бы нечестно, если бы я делала вид, что мне хочется в этом участвовать, — по отношению к себе и к окружающим. Это просто не мое.

Для меня неорганично вести тот образ жизни, который предлагала Русская православная церковь. Я окончательно поняла, что из себя представляет РПЦ, в этом году, хотя сильное разочарование произошло еще во время истории с Pussy Riot. Я посмотрела на это все и ушла из религии. Это был момент изменения моего отношения от нейтрального к отрицательному. Не в плане «я вас всех ненавижу», а в плане того, что я хочу держаться подальше от этого всего. 

У меня раньше был не то что пиетет, но какое-то особое отношение к представителям церкви. Но в последнее время — может, потому что я повзрослела — я поняла, что там такие же люди, как и мы. Более того: то, что делают и говорят главы основных конфессий, очень сложно воспринимать спокойно. Например, последнее заявление папы римского мне было слушать очень неприятно (в интервью журналу America папа Франциск сказал, что самым жестоким образом на войне проявляют себя «те из России, которые не придерживаются русской традиции: как чеченцы, буряты и так далее». Позже МИД РФ заявил, что получил официальные извинения от госсекретариата Святого Престола за эти слова. — Прим. «Холода»). До этого я все-таки симпатизировала ему, думала, что он такой пожилой хороший человек, который хочет, чтобы все жили в мире, и это прекрасно. Но когда он говорит такое про бурятов и чеченцев… Я подумала: что же ты несешь-то вообще, как же тебе не стыдно. И так противно стало. 

А в нехристианские конфессии вы не погружались? 

— В подростковом возрасте я занималась восточными единоборствами, всерьез думала про буддизм. Он мне действительно симпатичен как религия. Я люблю дацан, где можно побыть в тишине или покрутить барабаны, — я иногда приходила туда, когда были тяжелые жизненные ситуации, просто посидеть. И меня очень огорчила позиция петербургского дацана по поводу войны в Украине (настоятель дацана Гунзэчойнэй в Санкт-Петербурге Буда Бадмаев поддержал российскую агрессию в Украине. — Прим. «Холода»). Я не считаю себя буддисткой, но мне было грустно. Не знаю, может быть, я напрасно на этих людей надежды возлагала. 

И когда девочка встала у дацана с плакатом, я подумала: хорошо, что она это сделала (на плакате активистки Данары Эрендженовой была написана цитата «Милитаризм обходится очень дорого», принадлежащая XIV Далай-ламе. Суд оштрафовал девушку за «дискредитацию российской армии» на 30 тысяч рублей. — Прим. «Холода»). Куча людей туда ходила со своими бедами, проблемами, думая, что там все по-другому. А там не по-другому. Там еще хуже, чем у нас, у обычных людей. Потому что обычные люди — это обычные люди, а священнослужители поддерживают то, что творит государство, — и это ужасно. 

Получается, ваш муж занимается тем, во что вы до конца не верите. Как вы это принимаете?

— Ну а как не принимать? Это его жизнь, и то, что он делает в плане правозащиты, с его верой очень связано, его дела — продолжение веры, и наоборот. 

И я ценю в нем не какие-то отдельные качества, а все вместе. В том числе то, что он в любой момент может прийти на помощь. Иногда это меня ужасно бесит, но это важное качество. И мне сложно отделить себя от Гриши, не получается это сделать. Я воспринимаю всю нашу семью целиком, и я не могу посмотреть на него и сказать: я люблю в нем только это, это и это. 

Неужели Григорий не пытался привести вас в церковь? 

— У него другой взгляд на это. Он, например, считал Сергея Евгеньевича Мохнаткина верующим человеком, хотя сам Сергей Евгеньевич неоднократно говорил, что он атеист (Сергей Мохнаткин — политический активист и правозащитник. В период с 2009 по 2017 годы был трижды осужден и почти шесть лет провел в заключении. В колонии получил травму позвоночника, из-за которой потерял способность ходить, был прооперирован. 28 мая 2020 года скончался из-за осложнений после операции. — Прим. «Холода»). Грубо говоря, Гриша не ставит знак равенства между конфессиональностью и верой. Наши друзья по-разному относятся к религии и вере, но для Гриши это не препятствие для общения с ними. Он считает, что вера — это глубже, чем то, что мы демонстрируем или видим в церкви. 

То есть, может быть, он и вас считает верующим человеком? 

— Наверное, да, потому что я человек пишущий, пишу стихи. И язык образов, который мы используем в текстах, он все равно приходит к нам откуда-то извне. И хотя я себя от веры несколько отодвигаю, в текстах я, как человек европейской культуры, использую в том числе библейские образы.

Вы могли бы жить с Григорием не в браке? 

— Гришины убеждения не позволяли ему жить не семьей. Для него отношения — это очень серьезно, это ответственность друг за друга. Он считает, что нет смысла жить вместе, если ты не уверен в своих чувствах. Поэтому такая опция даже не рассматривалась. И эта позиция кажется мне правильной. 

При этом я считаю, что отношения без брака — это нормально. Просто если люди строят отношения и один считает, что он в браке, а другой — нет, это нехорошо по отношению к первому человеку. Но обстоятельства бывают разными — это личное дело каждой пары. Наше «прекрасное» государство и без того ограничивает личную жизнь граждан и даже какие-то законы выпускает нездоровые. Мне кажется, люди сами должны решать, как им жить.

Вы в семье обсуждали российский закон о полном запрете «пропаганды ЛГБТ»? 

— Конечно, обсуждали. Если это государство эволюционирует в нормальное, предположим такую чудесную возможность, то этот закон, вместе с целым пакетом других репрессивных законов, необходимо будет отменить.

У Гриши нет какого-то «специального» отношения к ЛГБТ. Для него есть просто люди, которые живут, выбирая себе партнеров, с которыми они хотят провести жизнь, — это их дело и точно не наше. Это их любовь и семья, и странно государству в это вмешиваться. 

Я правильно понимаю, что о политике вы говорите чаще, чем о религии?

— Да, это так. Ну а что религия? Что о ней говорить? А политика нам, к сожалению, подкидывает поводы ежедневно, и пока не очень веселые. Люди, живущие в России, обсуждают резонансные законопроекты, чтобы понять, как не сесть за свои слова. Гриша любит говорить, что в диссидентские времена ходила поговорка, что сесть нужно по «своей» статье и сделать так, чтобы другие люди, которые находятся рядом, не сели вместе с тобой. У меня уже достаточное количество знакомых сидит. И я привыкла к мысли, что живу стране, где это может случиться с каждым. Сейчас масштабы репрессий просто огромные. 

Хочется только надеяться, что это скоро закончится. И чтобы люди, которые фабрикуют уголовные дела на невиновных и выносят неправосудные приговоры, не выплыли потом и не сказали: «Здравствуйте, мы за демократию и за мир!».

Вообще, этот год, как и для многих наших соотечественников, для меня стал переломным в плане осмысления роли человека в истории. Я только сейчас поняла, что обычный человек, два человека или 10 не могут изменить историю. Когда мы читали про сталинские репрессии, то думали: ну как же они это терпели, ну что же они молчали? А сейчас я понимаю, что, когда государство к тебе приходит, сделать ты уже мало что можешь. 

У вас в семье матом ругаются? 

— Я — да. Не часто — я при ребенке стараюсь не выражаться, — но бывает. 

А Григорий? 

— Бывает. Но в крайних случаях. 

Вы знаете, что Русская православная церковь проводит молебны о здравии российского воинства и победе русского оружия? 

— Это ужасно. Гриша уже не питает иллюзий на этот счет. У него этот перелом произошел раньше, в 2014 году. Он все понял и уже не оглядывался после этого. Он никогда не был человеком системы, хотя понятно, что человек, являющийся священником в РПЦ, воспринимается ею как винтик системы. Но он никогда не был винтиком. Поэтому что тут сказать? В общем-то, они [в РПЦ] с самого начала заявили о поддержке «спецоперации». Поэтому он относится к этому примерно так: «ну, все с вами ясно». 

Гриша ушел из РПЦ именно потому, что она слишком поддерживала государство, которое делало «не те» вещи. Вернее, ему тихо дали понять, что его опасаются, и он ушел. И перешел в церковь, которая ему ближе по внутренним убеждениям. А вообще, православных церквей не одна и не две. И говорить о православной церкви как о едином организме невозможно, как и говорить в таком ключе об исламе. Я уже не говорю, что есть другие христианские церкви, и их очень много.

Григорий ведет очень активную общественную деятельность. Вам его хватает как мужа и отца? 

— Иногда мы вместе куда-то выходим в надежде, что проведем этот день вдвоем, и почти все время это заканчивается одинаково. Как правило, ему все начинают звонить, и я ужасно злюсь: «Ну что это такое, ну мы же пошли гулять!». Его часто просто на улице узнают, например, когда он выходит погулять с собакой: «Ой, а мы вас смотрели» (Михнов-Вайтенко — частый гость независимых медиа, а на «Эхе Петербурга» у него была своя передача. — Прим. «Холода»). И наш пес, он немного диковатый, начинает на людей рычать. 

Принимать эту ситуацию помогает то, что мы — единомышленники, наша совместная вовлеченность в дело. Мы оба понимаем, что есть неотложные дела, от которых нельзя отмахнуться. 

Выглядит так, что ваша семья живет вне парадигмы «замужем — значит, за мужем», то есть жена должна мужа слушаться и во всем ему подчиняться?

— Я знаю, что в РПЦ такое декларируется, но у нас в семье такого нет, у нас равноправие, никто не говорит: «Женщина, сиди дома». У нас современная семья и человеческие отношения. И у всех есть право голоса. И у нашей трехлетней дочери тоже, которая, например, сейчас не хочет спать. 

Григорий пытается воцерковить вашу дочь Соню? 

— Нет, не пытается. 

Удивительно. Может, она еще и не крещена? 

— Нет, потому что мы ждем, когда наш будущий крестный выйдет из тюрьмы, тогда и покрестим. Это [историк и правозащитник] Юрий Дмитриев. Мы хотим, чтоб это был он, и он об этом знает. Мы приезжали к нему в Петрозаводск, когда он еще был на свободе — до того момента, когда его арестовали во второй раз. Гриша тогда снимал о нем небольшой документальный фильм, короткометражку. Все тогда обрадовались, что первый суд его оправдал, но я так поняла, Гриша опасался, что приговор обжалуют, и он оказался прав. 

Потом мы ждали Соню, потом она была маленькая. Мы надеемся, что все это кончится раньше [чем срок, который дали Юрию Дмитриеву], потому что если говорить о режиме, то курица без головы столько не пробежит. Ситуация нечеловеческая, и не только с Юрием Алексеевичем, но и вообще вокруг. В таком виде это скорее похоже на агонию, чем на то, что это заморозится и будет длиться еще лет 50. 

Вы понимаете, что вы очень нестереотипная жена священника и вообще необычная пара? Но ваша жизнь как будто подходит под определение «божий промысел»?

Да, у меня такое чувство есть — это я про «нестереотипную жену». Хотя мой круг общения можно скорее назвать светским. Что касается второй части вопроса, то это был неожиданный поворот жизни для меня — когда у нас появилась семья. Но, как и большинство людей, я не могу увидеть себя и своих близких со стороны — не готова давать нашей жизни определения или искать во всем какой-то глубинный смысл. 

Вообще, мы с Гришей очень любим один анекдот. Мужчина звонит в полицию и говорит:

— Алло, меня похитили инопланетяне!
— Вы что, пьяны?
— Да, так совпало!