24 февраля Россия напала на Украину. «Холод» поговорил с парами, где один партнер из России, а другой из Украины, о том, как они переживают войну, с какими трудностями столкнулись и как справляются с ними.
«Ты переписываешься с родными, а они пишут: “Ой, опять выстрелы”»
Я приехал в Киев в октябре 2021 года из Санкт-Петербурга, и в тиндере познакомился с Катей. Мы поехали к моим родственникам в Винницу — я снял арендованную машину в Киеве, и мы неделю провели вместе. Потом я предложил ей поехать со мной в Грузию.
Ее папа, с которым мы познакомились в ту неделю, когда я был в Украине, очень хорошо ко мне относится. В связи с войной отношение ее семьи ко мне не поменялось, потому что я, когда был в России, организовал чат передачек в Петербурге во время протестов, сотрудничал со Штабом Навального (признан экстремистской организацией. — Прим. «Холода») и всякое такое.
В Тбилиси мы живем из-за преследований. У меня был обыск — я свидетель по «дорожному делу» (уголовное дело о перекрытии дорог во время акций протеста в январе 2021 года. — Прим. «Холода»). Я Кате предложил сюда приехать, и она была не против. Из-за политики мы с Катей не спорили. Она вообще была далека от нее до сегодняшнего дня.
Я не спал всю ночь с 23 на 24 февраля, мы ждали войны. Я разговаривал с друзьями, они ушли спать, и где-то через полчаса началась война. Я разбудил Катю, и она стала звонить всем своим, спрашивать, как у них дела.
Я ожидал этого, но я до сих пор не верю, что это реально происходит.
Сейчас я работаю, Катя сидит рядом. Мы просто постоянно находимся рядом и, если что, обнимаемся. Все понятно без слов.
У меня сестра с ребенком едут из Винницы на запад, потому что бомбят Винницу. У нее муж — пограничник, с ним связи нет. Дедушка и бабушка в селе под Винницей, вроде, у них все ок. У меня очень много родственников в Украине, и не со всеми есть связь сейчас.
Катерина Плевако, 21 год
Моя семья прекрасно относится к Ване. Мой папа из Украины, мама из России, и каждый год я проводила три месяца в России. У меня там бабушки, дедушки, дяди, тети и так далее. К тому, что Ваня русский, все отнеслись адекватно. Из-за войны мнение о нем ни у моей семьи, ни у моих друзей не поменялось. И мне очень не нравится, что многие мои знакомые, у которых нет родственников или близких в России, пишут в соцсетях: «Мир Украине, смерть русским».
Россия — это территория, она не может быть причиной такого ущерба и стольких смертей, если это не природный катаклизм. Весь этот ужас идет не от русского народа, а от Путина и тех, кто его поддерживает. За сегодняшний день очень много людей из России написали нам сообщения поддержки, многие собирают донаты, заводят телеграм-каналы, которые помогают людям переехать. Огромное за это спасибо.
Мы с Ваней никогда не спорили о политике. У нас одинаковые взгляды — мы оба не любим Путина. Я хотела учиться в России, потому что я хочу стать художником и мне очень нравятся московские академические школы. Но Ваня уже не может вернуться в Россию.
У нас проблема со свадьбой, потому что его родственники живут в России, мои родственники живут в Украине. Провести свадьбу в Украине не получится, потому что не пустят его родственников, а в Россию не пустят некоторых моих, так что Грузия — единственный вариант. Мы планировали сыграть свадьбу в феврале, но не сложилось. Перенесли на март, но пока что из-за военных действий с этим все сложно.
Мы ждали войны еще вчера («Холод» беседовал с Катериной 24 февраля), потому что многие писали об этом, но ничего не произошло. Утром, когда мы уже ложились спать, пришла первая новость, что Путин объявил полномасштабную войну. Мы очень испугались, начали звонить родным. Мама сказала: «Не беспокойся, это гром». Тогда шел дождь, и в украинских медиа еще ничего не сообщали, поэтому звуки взрывов мама приняла за грозу. А она живет с видом на Бориспольскую трассу, прямо около аэропорта Борисполь. Говорят, было очень много взрывов в 5 утра, аж стены ходили ходуном, просто люди еще спали и не поняли.
Потом начался хаос, было очень страшно про это читать. Ты переписываешься с родными, а они пишут: «Ой, опять выстрелы». К вечеру такие сообщения начали поступать отовсюду.
Мои родственники из Киева хотели выехать куда-то на запад. Они стояли на автомагистрали, слышали взрывы и понимали, что могут не доехать до соседнего города, а потом увидели новости, что все города начали бомбить. И началась большая паника. Ведь все хотят уехать и спасти своих родных.
У нас было много эмоций, слез, только к вечеру немного успокоились. Мы восприимчивы к настроению друг друга, поэтому стараемся не паниковать: понятно, что ситуация страшная, но мы стараемся что-то делать, ведь надо и работать, и обзванивать родных, и поддерживать. Хотя очень страшно.
«Мы хотим жить в мирном месте»
Моя семья из Мурманска, но, когда мне был год, мы переехали в Одессу. Там я вырос и провел большую часть сознательной жизни. Сейчас там все мои друзья и семья. Когда я поступал в вуз, отказался от российского гражданства в пользу украинского, чтобы у меня было право поступить на бюджетное место.
Когда я окончил учебу, в Украине сменилась власть. Если раньше в стране не было обязательной военной службы, то теперь ее ввели. Я понял, что не хочу идти в украинскую армию, потому что был риск попасть на Донбасс. И я решил, что надо переезжать в Россию — в Мурманск, где у меня есть родственники. Семья такое решение горячо поддержала.
К тому моменту в Одессе все уже было не так спокойно. Когда я рос, в городе было много выходцев из России, и в целом настроения были скорее пророссийскими. А потом, после революции, конфликтов в Крыму и на Донбассе стали приезжать переселенцы — жители Украины, лишившиеся домов и привычной жизни. Многие были злы на Россию, ожесточились. Вокруг начались споры из-за политики. Компании друзей стали распадаться, семьи раскалывались. Ходили слухи о том, что русскоязычные люди подвергаются гонениям, хотя я лично с этим никогда не сталкивался, как и мои знакомые.
У меня четкой политической позиции не было. Я ездил на Майдан, когда волнения там уже утихли — скорее просто из любопытства, посмотреть на место, где происходили исторические события. Помню, как увидел пустую площадь и зевак, которые ходили по ней и изучали следы от пуль на строениях.
Жизнь в целом стала сложнее. Непонятно было, стоит ли ожидать военных конфликтов, что будет происходить с Донбассом. Но сам факт, что в Украине ввели обязательную службу, ничего хорошего не предвещал.
Я переехал в Мурманск в 2016 году, устроился на работу. Гражданство решил не менять. Во-первых, мне не хотелось становиться военнообязанным в России, терять работу и год жизни. Во-вторых, у украинского гражданства есть свои плюсы. Например, безвизовый въезд в европейские страны. Через два года после переезда я познакомился с Аленой. Отношения стали развиваться быстро, через три месяца мы уже вместе жили.
До недавнего времени мы не могли вместе поехать в гости к моей семье — я все еще военнообязанный. Но мне скоро исполнится 27, и мы планировали, что в июне поедем ко мне домой на месяц. Но теперь, кажется, не выйдет.
В Одессе телефонная связь работает нормально, мы на связи с моей семьей. Мама говорит, что вчера она проснулась рано утром оттого, что качнулся дом. Оказалось, это был взрыв. Она женщина боевая — села в машину и поехала на работу в порт. Мы с Аленой проснулись, прочитали новости, сразу вышли на связь с мамой. А она говорит: «Сижу, работы сегодня что-то нет». А через полчаса написала, что всем сотрудникам одесского порта выдали зарплату за следующий месяц и отправили домой, а порт закрыли.
Мама сохраняет спокойствие. Она живет в старом спальном районе, и там пока довольно тихо. К тому же у нее довольно пророссийский настрой, и она не считает происходящее ужасным. Мы из-за этого часто спорим.
Бабушка раньше тоже поддерживала российскую власть, но теперь ее мнение изменилось. Она — педагог, у нее много друзей и знакомых в городе, она за всех волнуется. Еще у нее есть приемные дети и внуки от второго брака. И все они военнообязанные. В любой момент может случиться так, что им придется пойти воевать. Та же ситуация и с моими одесскими друзьями. Они не знают, что делать, нужно ли срочно уезжать, и если да, то куда. Совершенно непонятно, что будет происходить дальше, чего вообще хочет Россия.
В моей семье сначала все были уверены, что конфликт будет только вокруг ЛНР и ДНР и что все будет примерно как в Крыму. А сейчас непонятно, как все может обернуться.
Сам я сильно переживаю, меня нынешняя ситуация совершенно не устраивает. Я против военных конфликтов в принципе и считаю, что в XXI веке люди уже должны решать конфликты другими способами. Мои знакомые и друзья из Одессы — не политики и не военные, они спокойно жили. Почему они должны участвовать в конфликтах из-за политики?
Алена, 26 лет, учитель
Перед тем как познакомиться с Лешей, я год прожила в Германии. А в 2018 году вернулась домой в Мурманскую область. Мне было скучно, я хотела познакомиться с кем-нибудь. Так что я установила всевозможные дейтинг-приложения и стала общаться. Леша был первым человеком, с которым я после знакомства в приложении пошла на свидание. Был октябрь.
В Мурманске в этом месяце очень красиво — много городской иллюминации. Ее включают, чтобы во время полярной ночи было не так темно. Мы ездили на машине, смотрели на огни со смотровых площадок. Через три дня решили начать встречаться. Леша тогда работал в области, а через пару месяцев перевелся поближе к городу. В декабре ему дали служебную квартиру, и мы съехались.
Когда мы познакомились, мне было очень интересно слушать про Украину — что там происходит, как все устроено. У меня раньше не было оттуда даже ни одного знакомого. Но политику мы особо не обсуждали и уж тем более не ссорились из-за нее. Могли обсудить какие-то новости, но без жарких дискуссий.
Да и вообще, остро реагировать на каждую новость — вредно для здоровья. Правда, моя мама придерживается другого мнения. Мы давно уже хотели поехать навестить Лешину семью, но когда моя мама услышала об этом, она была в шоке. К Леше она относится очень хорошо, но об Украине высказывается очень негативно. Даже о том, что я просто съезжу туда в отпуск, она и слышать не хотела.
У Леши бабушка в Одессе. Он — ее единственный родной внук, и она грустит, что его не видит. В 2019 году она прилетала к нам в гости. Но все-таки она пожилой человек, и ей это тяжело. Мы хотели устроить ей сюрприз — навестить ее в Одессе. Но теперь, кажется, не получится. Сегодня мы созванивались с ней. Она сказала, что очень переживает за молодых ребят, которые погибают на войне, и что ей стыдно за Путина.
Мы давно уже думаем о том, чтобы переехать в страну, которая никак не участвует во всем этом. Мы оба против любых военных действий и хотим жить в мирном месте. К тому же, кажется, если мы останемся в России, мы можем оказаться изолированы от других стран и возможностей, которые там есть. Мы пробовали звонить в посольства близлежащих стран — спрашивали, можем ли мы рассчитывать на политическое убежище. Лешу с украинским паспортом много где готовы принять, а вот меня — нет.
Устроиться работать за границей по своим специальностям мы тоже не можем — нужно получать дополнительные документы и квалификации. Так что мы решили снизить планку и просто искать любую работу, на какую возьмут. Возможно, в новом месте придется строить новую карьеру с нуля или доучиваться. Мы готовы к этому — лишь бы быть подальше от конфликтов.
«Мы не понимаем, где правда, а где ложь»
Я из Москвы. Мой муж Ярослав получил российское гражданство год назад, но родился и вырос в Украине, в селе Липецкое, Котовском районе (Одесская область, сейчас — Подольский район. — Прим. «Холода»). Ярослав ездил тренировать лошадей и работать на скачках жокеем в Крым, в 2013 году он туда переехал, а в 2015 году мы познакомились — я ездила в Крым регулярно, потому что, когда Крым еще был украинским, мой отец купил там дом, и мы там отдыхали.
С Ярославом мы познакомились на конюшне и в 2016 году я, беременная дочерью, переехала из Москвы туда к нему со всеми вещами, и мы там прожили четыре года. И дальше — я певица — у меня началась довольно активная артистическая деятельность. Я вернулась в Москву год назад, а он продолжал жить в Крыму, потому что очень его любит, но потом тоже переехал.
У мужа трое братьев, один из них, самый младший, служит сейчас в армии. Семья день не могла до него дозвониться. Военная часть, где он служит, была атакована. Только сегодня утром мы смогли дозвониться, и он сказал, что некоторые его сослуживцы 18-19 лет погибли, потому что там бомбили. Как я понимаю, сейчас младший брат будет возвращаться к родителям моего мужа — какое-то количество новобранцев отпустили домой, потому что из них не хотят делать пушечное мясо.
24 февраля я не спала до пяти утра, что мне несвойственно, потому что у меня маленькие дети, и сон — это святое. Около семи утра я проснулась, открыла фейсбук, прочитала новости и выпала в глубочайший осадок. Позвонила мужу, который уехал в Крым по делам, собирался встретиться с друзьями. Ярослав был в горах и совершенно не в курсе происходящего.
Первая реакция у него была, что я говорю это не всерьез. Мы поговорили с мужем и сошлись во мнении, что в XXI веке никакие проблемы и трудности не могут решаться такими способами.
Родственники моего мужа достаточно необычные, потому что регион, где родился и рос мой муж, находится близко к Молдавии. Место, где они живут — Подольск — полу-украинское и полумолдавское. Они говорят на молдавском языке. Наверное, это влияет на их сознание. Семья моего мужа — сельские люди, и у них любовь ко всем. Его мама, например, ездила учиться в Петербург. Она разговаривает на чистом русском, а также по-молдавски и по-украински. Мне кажется, у них в сознании нет какого-то разделения «русский — не русский”.
Из-за того, что вокруг меня много людей разных взглядов, я понимаю всех. Я знаю от людей из Донецка,что у них, как они говорят, дети умеют спать под звуки взрывов и стрельбы. Для меня это, конечно, дикая история. Я вижу их радость и большие надежды на помощь России. Это обычные люди, они, как и я, совершенно не в курсе политики и больших задумок политиков.
У меня есть знакомые, которые живут в Киеве, и они присылают мне фото, видео или постят у себя в инстаграме, как рядом с ними взрываются снаряды. То, что они сейчас переживают, я никому на свете не хотела бы пожелать. Безумно жалко, что они вынуждены быть в таких нечеловеческих обстоятельствах.
У меня есть ученики, которые живут в США, и они говорят, что в последние дни, если кто-то задает вопрос: «Откуда ты?», им неловко говорить, что из России. Я очень хорошо понимаю это чувство. Свою идентичность соединять с проявленной агрессией очень неприятно.
Ярослав Коляда, 28 лет, жокей
24 февраля, когда мы с семьей узнали о новостях, естественно, все были в шоке. Я полез в соцсети, потом мне позвонил брат из Одессы. Он рассказал, что утром он пошел на работу, а там недалеко от его работы есть воинская часть, и ее начали бомбить прямо у него на глазах. Он развернулся и ушел домой, после чего со своей женой решил поехать в деревню к родителям.
Да, я переживал, но не сильно, потому что моя семья живет в глуши, там ничего нет. Да, страшно, но это политические дела, которые должны сами разрешиться. Мы не понимаем, где правда, а где ложь.
Если через неделю или две это закончится, отремонтируют дома, все разрушения, уберут все последствия, то в принципе это хорошо. Плохо, что много народу погибло.
В Крым я приехал в 2011 году, и с 2013 года я из Крыма уже в Украину не выезжал. То, какой стране принадлежит эта территория, не имеет значения. Имеет значение, кто ей управляет. Поскольку [местная] власть [в Крыму] осталась та же самая, особенно ничего не изменилось.
«К маме я ехать боюсь — она все время смотрит телевизор и повторяет то, что там говорят»
Я всю жизнь прожила в России. А вот мой муж провел детство в Украине, а потом переехал сюда. Наши отношения начались около двадцати лет назад, и тогда никто даже помыслить не мог, что у России с Украиной будут такие конфликты.
Меня с Украиной связывает не только то, что оттуда приехал мой муж. Лет 10-12 назад мне подарили на Новый год краски, и я увлеклась рисованием. Я стала сидеть на форуме для художников-любителей, и у меня появилось много друзей из разных украинских городов, я ездила к ним в гости. В том числе и в Крым.
Потом, после 2014 года, мы с ними вместе ушли с того форума. Там стали постоянно возникать споры по поводу политики, российские участники вовсю писали: «Крым наш». Я их не поддержала. А вот с украинскими приятелями продолжила общаться.
В последний раз я ездила в Украину в 2015 году. Моя мама мне тогда кричала: «Тебя растерзают бандеровцы!». Но даже в Западной Украине, где многие вообще не говорят по-русски, я никогда не сталкивалась с проблемами из-за того, что я из России. Никто не смотрел на меня косо, когда я разговаривала на русском.
Мы с мужем солидарны в политических взглядах и поддерживаем друг друга. Он вчера пришел пораньше с работы, чтобы мы побыли вместе. В новостях я слышу названия городов, где идут военные действия, и у меня сердце разрывается — в каждом из этих городов у меня есть друзья.
Я вчера позвонила подруге из Киева, а она говорит: «Я проснулась от взрывов». Совершенно спокойным, будничным тоном сказала, что сейчас будет собирать документы и важные вещи — вдруг нужно будет эвакуироваться. Как вообще такое возможно?
В нашем окружении не все разделяют нашу с мужем позицию. Некоторые родственники мне говорят: «Ты ненавидишь Россию». К маме я даже ехать боюсь — она все время смотрит телевизор и повторяет то, что там говорят. Мне нужно отвезти ей лекарства, но я боюсь, что наша встреча пройдет совсем не мирно.
Я хорошо помню, как я училась в школе и у нас в классе были дети разных национальностей. И не было никаких конфликтов, вообще было не важно, кто откуда приехал. А сейчас почему-то происхождение человека стало значить очень много.
Но ни для меня, ни для мужа это роли не играет. Главное — что у нас совпадают взгляды. Кстати, у нас есть взрослая дочь. Когда она ездила учиться в Америку, она познакомилась с парнем из Украины — теперь они женаты и живут в Бразилии. Она родом из Петербурга, как и я. А он — из Кременчуга. Это в Полтавской области — там же родился и мой муж.
Валерий, 65 лет, инженер
Когда я услышал вчерашние новости, мне стало жутко. В Украине я родился и провел детство. Потом мы с родителями переехали в Россию, но я продолжал ездить на лето к бабушке. А потом все старики умерли, и ездить на каникулы стало не к кому.
Но, хотя сейчас родни в Украине у меня уже не осталось, я все равно знаю, что это моя родина, что происходящее касается меня напрямую. Вообще все это, как выражается молодежь, «зашквар». Мне вчера позвонила бывшая жена и сказала: «Знаешь, мне стыдно за Россию и за то, что я русская».
Вчера утром я приехал на работу, но не смог долго пробыть в офисе — вернулся домой. Состояние было не очень хорошее, а уж жена была просто в истерике. Правда, на работе я все же успел поругаться с коллегой. Я ему показал речь Зеленского, а он сказал: «Во как запел, надо было раньше своих нациков прижучить». А я-то считал своего коллегу умным человеком.
Сейчас я работаю дома, слушаю телеканал «Дождь». Что будет дальше — не знаю. Хочется верить, что мировое сообщество вразумит российского президента и все это скоро закончится. Хотелось бы, чтобы мне еще когда-нибудь представилась возможность съездить на родину.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!