Алине Молотовой 33 года, она живет с мужем в Аргентине, работает SEO-маркетологом и уже 19 лет борется с расстройством пищевого поведения (РПП). Все это время она регулярно то набирает, то сбрасывает вес, считает калории и даже во время ремиссий «слишком много думает о еде». В рубрике «С ее слов» Алина рассказала «Холоду», как на развитие нервной булимии повлияла пандемия, попытка суицида подруги и начало войны и почему теперь она хочет открыть свой ресторанный бизнес.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Осторожно, текст содержит подробные описания проявлений расстройства пищевого поведения. РПП — психическое расстройство, которое может представлять опасность для жизни. Если вы подозреваете у себя РПП, рекомендуем обратиться ко врачу.
В детстве я всегда была худой тростинкой, у меня даже был недовес, но в 14 лет появилась небольшая подростковая пухлость, и моя тетя сказала мне: «Что-то ты сбитенькая стала». Я посмотрела на себя в зеркало и увидела, что мой топик, как у Бритни Спирс, сидит на мне в обтяжку, а фигура стала совсем не как у Бритни.
Я тогда весила 57 килограммов при росте 157 сантиметров. Я быстро похудела до 42 на пакете кефира в день и чае с молоком, но потом практически сразу расслабилась и начала уминать картошку фри, которая тогда только появилась у нас в Астрахани. Уже через год, в девятом классе, я обнаружила себя толстой и снова села на диету — пакет кефира в день и сигареты. За месяц сбросила 15 килограммов и очень этим гордилась.
Тогда я вызывала рвоту один или два раза в неделю. Сделать это в школьном туалете было непросто, а дома со мной жили мама и прабабушка, которые тоже не должны были об этом знать. Я могла позволить себе съесть что-то, быстро получить удовольствие, а потом выблевать это через пять-десять минут, но только если никого нет дома.
Через четыре года у меня развилась нервная булимия — я могу блевануть из-за стресса, переедания или вины за то, что я просто сыта. Достаточно только мыслей — пальцы уже не нужны. Не думаю, что слова тети были главной причиной возникновения моего РПП: мне никогда не нравились полные тела, я хотела быть привлекательной, а значит, быть худой.
В детстве похудение давалось мне легко: мозг тратил много калорий в школе, плюс регулярная физкультура, и я много ходила пешком. Иногда я пыталась уснуть голодной и вместо ужина пила горячую воду. Мама знала, что я сижу на диете, и переживала, что испорчу желудок, но я говорила ей, что чувствую себя нормально, а как только мне станет плохо, тут же перестану худеть. Я подросла, моя фигура выправилась — какие-то килограммы ушли в грудь, какие-то в бедра. В 20 лет вес плавал от 48 до 53, но я все время следила за тем, чтобы я могла влезать в размер S.
Я не больна — я просто пытаюсь похудеть
В 20 лет я переехала в Москву и устроилась на первую работу. Помню, как какая-то коллега — тетка лет 55 — сказала мне: «Вот это ты порции ешь!» А у меня тогда вообще не было денег, я брала из дома макароны с самыми дешевыми сосисками. Я начала стесняться есть на работе, стала тратить больше денег, чтобы купить какой-нибудь пирожок на улице и там же его съесть, потому что была не готова услышать что-то похожее еще раз. Через пару лет я снова обнаружила, что поправилась, и опять начала худеть.
Блевать чаще трех раз в неделю я начала года в 22. Я вызывала рвоту не только когда переела, а после любого приема пищи. Я буквально сблевывала чувство вины — именно так это ощущалось. Это вошло в привычку, и в какой-то момент я обнаружила себя согнутой над унитазом, блюющей огурцами. Спрашивается, зачем блевать огурцами? Но это было уже на автомате. Наесться равно чувству вины, равно пойти блевать. Я пробовала есть «дорогую еду», чтобы было жалко с ней расстаться, но это не работало. Я уже ее съела, получила кайф и почувствовала вкус — значит, можно пойти поблевать.
Я дошла до 50 килограммов при росте 162 сантиметра, но мне все еще казалось, что я толстая. Я вошла в раж похудения и в какой-то момент весила уже 38 килограммов и думала, что, если скину еще три, точно стану красоткой. Я честно не помню, что тогда видела в зеркале. На фотографиях того времени у меня торчат кости, как у ходоков из «Игры престолов». Грудь испортилась еще в подростковом возрасте: из-за резкого похудения она потеряла форму, а при таком низком весе просто висели тряпочки. Я не знала, что с ними делать, потому что импланты на том теле смотрелись бы неестественно. И, конечно, у меня пропали месячные.
Я не помню, как набрала обратно. Помню себя уже располневшей в период затяжной депрессии, когда я мощно заедала стресс. Депрессия началась не из-за веса: объективных причин для нее не было, просто организм дал сбой. В тот момент я еще не понимала, что болею булимией. То есть я знала, что такое бывает у моделей из журналов 2000-х, но мне казалось, что это совсем не моя история. Я не больна — я просто пытаюсь похудеть.
В какой-то момент я стала весить 65, потом 72, буквально за четыре года я увеличилась вдвое, но ничего не замечала из-за депрессии. Я редко выходила из дома. Мой сейчас уже бывший молодой человек сказал, что не хочет меня, потому что я жирная. Я его не виню — я сама себя тогда не хотела. Я объективно была полная и унылая, но после его слов я стала есть еще больше. Я могла положить кусок свинины на хлеб и запить пивом. Это было единственное доступное мне удовольствие.
Когда началась война, я месяц блевала во все стороны
Потом у меня была ремиссия, но я не понимаю, как она наступила, — просто циклы периодически сменяли друг друга. Я следила за тем, что ем, но не считала калории и даже чувствовала себя привлекательной, но началась пандемия. Я оказалась, можно сказать, запертой дома у старой знакомой в Бангкоке из-за ковидного локдауна. Следующее обострение у меня началось, когда она попыталась покончить жизнь самоубийством. Она выжила, но я сначала ничего не могла есть неделю, покупала конфеты вроде скитлс, закладывала под язык, чтобы получать хоть какую-то глюкозу. От любой еды меня сразу тошнило.
Следующая серьезная волна была, когда началась война: в первый месяц я похудела, потому что меня тошнило, я месяц блевала во все стороны из-за стресса. А потом, наоборот, стала зажирать стресс. Само осознание войны было кошмарным, плюс пришлось думать, куда переезжать, что делать с карточками и визами.
Мы переехали в Грузию, а там кухня — это хлеб, сыр, мясо с хлебом, с сыром, мясо с мясом и залить это винищем сверху. В какой-то момент я стала весить 74 килограмма, и это был мой новый рекорд. Я обнаружила себя жирной прямо в день свадьбы.
Мы с мужем тогда много ругались, но все равно хотели двигаться дальше вместе. Мы решили пожениться в Грузии, потому что знали, что потом полетим в Аргентину и это наша единственная возможность отпраздновать брак с друзьями. В день свадьбы в праздничный чатик гости присылали фото, и я с ужасом увидела на них не себя, а женщину с гигантскими руками. Я была готова поверить в то, что это картинка, сделанная нейросетью, на которую прицепили мое лицо.
Я выложила только одну фотографию со свадьбы, где я, запрокинув голову, пью брют с горла, а талию прикрываю букетом. Остальные фото я скачивала, потом удаляла, и это было так обидно, потому что мы праздновали на красивой винодельне, фотограф жила с нами, она классно все сняла и обработала. Но я там просто себе не нравлюсь. Муж был доволен свадьбой, он любит меня. Обидно, конечно, когда он замечает мои изменения в теле и говорит о них, но я понимаю его.
Иногда я переедала, потому что чувствовала себя некрасивой, а значит, терять уже было нечего, а потом думала: блядь, нет, все-таки было что терять.
Я запрещаю себе себя принимать
После Грузии мы с мужем переехали в Аргентину — там я похудела и весила 64 килограмма. Я не избавилась от булимии, но мне помогало считать калории, чтобы убедить себя в том, что я не съела ничего лишнего.
Я истязала себя тренингом табата — минута на сложное упражнение, пять секунд на отдых, и так несколько кругов. На самом деле нельзя так мучить организм каждый день — после занятий меня тошнило, и в итоге я заболела пневмонией. Мы живем в трехэтажном таунхаусе, но во время болезни я не могла подняться даже на второй этаж: я лежала дома и выходила только на 15-минутную прогулку. Честно скажу, я бухала. Креветки и розовое вино — вот как я питалась во время болезни и, конечно, на этом похудела.
За зиму я снова поправилась. В Аргентине сейчас только начинается весна, и я снова худею. Я считаю все калории и записываю в приложении. Сейчас я питаюсь на 900–1200 калорий в день, два раза в неделю могу позволить себе 1400. Обычно я с утра планирую, что буду есть в течение дня, чтобы не потребить ничего лишнего. Всю еду я вношу в список до того, как съем. Если я записываю еду после того, как поем, я будто заново ее потребляю. От этого мне становится неприятно, и я с большой вероятностью иду блевать. За эти годы я изучила калорийность всего на свете. Сейчас с приложениями считать проще, а в детстве я выписывала продукты на листок и вешала над школьным столом.
К психотерапевту я обратилась из-за сильных перепадов настроения, и их удалось скорректировать — сейчас они просто чуть более выражены, чем у других людей. Однажды на сессии я обмолвилась, что устала блевать. Для меня это была уже привычная часть жизни, мне казалось, что психотерапевт знает об этом, хотя до недавнего времени я вообще никому не рассказывала. Даже мой бывший молодой человек ничего не знал, хотя мы семь лет жили вместе: я всегда старательно это скрывала.
Психотерапевт была в шоке, что я сказала об этом ей только спустя два года работы. Я объяснила, что я из тех, кто не может смотреть на себя в зеркало после душа. Хотя я не ставила борьбу с РПП целью наших занятий, мы стали прорабатывать это через терапию принятия и ответственности (Acceptance and Commitment Therapy, ACT) — один из подвидов классической когнитивно-поведенческой терапии (КПТ). Я должна была принять тот факт, что переживания не помогут похудеть и, скорее всего, ухудшат ситуацию с подготовкой к следующему переезду.
Постепенно я стала принимать свою внешность, но мне это не подошло: теперь я казалась себе лучше, чем я есть на самом деле. После того, как я обнаружила себя на свадьбе в таком виде, я запретила себе себя принимать. Я уверена: как только сдамся, мне это будет стоить 100 килограммов сверху.
Даже во время ремиссий я объективно много думаю о еде. Если на субботу мы с друзьями планируем вечеринку, я понимаю, что мне нужно с утра постараться проспать время завтрака, в обед съесть чуть-чуть, потому что вечером я не смогу удержаться от барбекю, вина или пива. Если я где-то просчитаюсь и почувствую, что наелась, мне станет стыдно, я начну нервничать, от нервов начнется тошнота или я специально пойду блевать, а это целая проблема на вечеринке — нужно брать с собой зубную щетку, я могу забрызгаться, никто не должен слышать. Поэтому мне очень помогает держаться в рамках ежедневного количества калорий.
Друзья всегда знали, что у меня есть заморочки на весе, но если я когда-то при них блевала в баре, я говорила, что просто не хочу завтра проснуться пьяной. На самом деле для меня это было два в одном.
Еще лет в 20 я подробно изучила, что мне нужно пить, чтобы восполнять баланс витаминов и минералов. Сколько я себя помню, я пью БАДы, дополнительно закидываюсь хромом, сейчас у меня где-то 10 разных баночек. Несколько раз я сдавала анализы, и они всегда были в норме, даже в прошлом году, когда я лежала с пневмонией, сильно ограничивала себя в еде, тренировалась и при этом могла блевать.
После родов я сяду на «Оземпик»
В Аргентине у меня появилась близкая подруга, которая знает всю мою историю и очень за меня переживает. Когда мы с ней путешествуем и вместе идем в ресторан, то всегда заказываем одно блюдо на двоих, чтобы я не переедала и не шла потом блевать. Я очень благодарна ей за то, как мягко и ненавязчиво она помогает мне: так я не упускаю гастротуризм и не попадаю в цикл «ешь — блюешь».
Муж узнал о моей булимии, когда мы начали жить вместе. Я уже не стеснялась ничего, думала: «Моя жизнь устроена так. Кому не нравится — закройте дверь с внешней стороны». Недавно он мне выдал, что я поправилась. Я это знаю, но когда он это говорит, мне больно — я впадаю в состояние «нечего терять». С другой стороны, я не могу на него обижаться, потому что я была худее, когда мы познакомились. Я, например, прошу его не заказывать пиццу, потому что не смогу просто смотреть, как он ест. А если я съем хотя бы кусок пиццы, я пойду блевать. Он расстраивается, кряхтит, но он тоже заинтересован в том, чтобы я была стройной.
Я очень хочу ребенка и готовлюсь к беременности. Я понимаю, что мне будет сложно приходить в форму после родов, но думаю, что сяду на «Оземпик». Сейчас мне его нельзя, потому что его нужно бросать за несколько месяцев до беременности. Вообще я рада, что в последние два года появился такой препарат. Честно, я не вижу в «Оземпике» ничего плохого. Я не понимаю, когда говорят, что если похудел на нем, то не считается. Зачем страдать, если можно получить стройное тело простым путем? Я знаю, что, когда я буду слезать, будет мучительно тяжело сохранить форму, но я планирую продолжать считать калории, держаться, найти классный вид активности.
Сейчас я употребляю половину от дневной нормы углеводов и в полтора-два раза больше белков. Это похоже на кето-диету, но у меня урезано общее количество калорий, потому что я хочу выходить в дефицит. Я не вижу для себя другого способа быть в форме — за любое превышение приходит расплата.
Моя главная цель — как можно дольше быть в ремиссии. У меня есть два «а вдруг», из-за которых я взвешиваюсь каждый день: а вдруг я набрала и еще об этом не знаю, а вдруг я сбросила, но завтра будет больше, и я пропущу эту цифру. Я не верю, что когда-нибудь РПП пройдет. Я забросила терапию — мне помогает не она, а БАДы и сбалансированное питание.
После твита о моей многолетней борьбе с весом мне в личку написало безумное количество девочек, которые не отметились в треде публично, потому что им стыдно признаться, что они блюют и всю жизнь у них скачет вес. Это происходит, на мой взгляд, из-за навязанных стандартов красоты: подтянутая грудь, белые зубы, длинные ноги, пушистые ресницы, пухлые губы. Для груди надо копить на пластику, даже условный миллилитр в губы не каждой по карману, а быть худой из-за голода — самое доступное для большинства.
Многие люди, которые едят слишком много, говорят, что у них что-то не так с гормонами, и это обесценивает проблемы тех, у кого с гормонами на самом деле что-то не так. Мне кажется, лучше бы в школе на уроках биологии или ОБЖ объясняли правила питания.
Я очень хорошо готовлю: за эти 19 лет освоила много разных техник и все время повышаю свой поварской уровень. Когда выгорю в IT, открою свой ресторан и буду счастлива. Думаю, это не будет триггерить меня на новые приступы и срывы, потому что я буду знать, какие продукты и в каком количестве использую. Хочется, чтобы все то время, которое я потратила на выстраивание здоровых отношений с едой, не было потрачено впустую.
