Полезны ли БАДы

Разбираемся, чем биоактивные добавки отличаются от лекарств и насколько они безопасны

Биологически активные добавки (БАДы) очень популярны. Их прописывают врачи как средства, помогающие лечить болезни, а иногда и как замену лекарств. Многие люди покупают и принимают их самостоятельно, чтобы улучшить самочувствие. Однако стоит ли их так использовать? «Холод» разбирается, чем БАДы отличаются от лекарств, и отвечает, можно ли ими лечиться.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Чем БАДы отличаются от лекарств?

Чтобы ответить на вопрос «Полезны ли биологически активные добавки?», нужно сначала определить, что такое «полезны». Если «польза» — это профилактика болезней или избавление от них, то есть если мы спрашиваем, могут ли биологически активные добавки лечить, то на этот вопрос нет ответа.

Понять это можно, если просто заглянуть в закон «О качестве и безопасности пищевых продуктов». Этот документ определяет главное требование к БАДам в России. Звучит оно так: «Пищевые добавки, используемые при изготовлении пищевых продуктов, и биологически активные добавки не должны причинять вред жизни и здоровью человека». Иначе говоря, биологически активные добавки с юридической точки зрения — просто пища и к ним предъявляются те же требования, что и к продуктам питания: вы не должны ими отравиться. И это все.

Следующий вопрос: а о каких веществах мы тогда можем говорить, что они полезны, и как мы понимаем, что они полезны?

Такие вещества называются лекарствами, и юридически их статус определен другим законом, «Об обращении лекарственных средств», где сказано, что они применяются для профилактики, диагностики и лечения заболеваний. Иначе говоря, эти вещества должны лечить, помогать вам справляться с болезнями, улучшать ваше состояние. Применительно к лекарствам это называется эффективностью, и она должна быть доказана.

Доказывание эффективности связано с решением старой как мир дилеммы: если что-то случилось после этого, значит ли это, что оно случилось вследствие этого? Есть ли причинно-следственная связь, например, между магическим ритуалом (допустим, вы выставили зачетку в форточку и проорали: «Халява, приди!») и результатом (хорошей оценкой на экзамене)? Или это просто совпадение? 

Многие, например, верят в действенность гомеопатических средств (которые по определению не могут никак действовать на организм), опираясь просто на личный опыт. После приема препарата стало лучше? Стало. Значит, гомеопатия работает. Но ведь у нас нет машины времени, чтобы вернуться назад и проверить: а стало бы лучше в той же ситуации просто так, без препарата?

Просто единичным фактам, личному опыту, будь он сколь угодно убедительным, верить нельзя: в этом случае у нас нет способа проверить, есть ли тут причинно-следственная связь. Как же понять, что вещество действительно полезно? 

Для этого требуется длинный комплекс процедур — доклинических и клинических испытаний, которые обязаны провести разработчики любого лекарства (если они хотят получить регистрацию и право производить его и продавать).

Как проверяют лекарства?

Проверка лекарства — а точнее, пока еще вещества-кандидата — начинается с уровня клеток: ученые проверяют, действует ли вещество на культуры клеток, способно ли оно, например, замедлить рост и размножение клеток опухоли, выращенных в чашке Петри. Этот этап называют «в стекле» — in vitro.

Сейчас с появлением мощных компьютеров этому этапу часто предшествует этап in silico — путем компьютерного моделирования ученые подбирают потенциальную молекулу действующего вещества, а затем проверяют, как она действует на мишень — молекулу или молекулярный комплекс, состояние которого нужно изменить.

Вещества, которые оказались многообещающими после экспериментов с клетками, пропускают на следующую стадию — доклинические исследования, то есть эксперименты на животных, или in vivo

Здесь стоит две задачи. Первая: нужно убедиться, что вещество безопасно, и определить, например, токсическую дозу. И вторая: проверить его эффективность.

Часто невозможно просто взять белых мышей и проверить на них, работает ли потенциальное лекарство. Нужно сперва найти модельный организм — то есть животное, которое способно страдать той болезнью, которую мы хотим лечить. Для этого зачастую нужно долго выводить новую линию животных, в том числе генно-модифицированных. Для испытаний вакцины от ковида, например, потребовались генно-модифицированные мыши с человеческими рецепторами в клетках, на которые были способны садиться человеческие коронавирусы.

В середине ХХ века на этой стадии — испытания на животных — часто проверка лекарств и заканчивалась. Фармкомпании могли даже до регистрации разослать пробные порции лекарств врачам, а затем собирать «впечатления». Серьезно пересмотреть процедуру заставил скандал с талидомидом. 

Этот транквилизатор начали продавать в 1950-е годы, и он пользовался большой популярностью как безвредное вещество: в экспериментах на животных не удалось достичь токсической дозы, а значит, передозировка пациентам не грозила. В частности, поэтому его рекомендовали беременным как средство от бессонницы и тошноты. Однако в конце 1950-х годов врачи начали фиксировать резкий рост числа случаев врожденных дефектов у новорожденных — в основном недоразвитие конечностей. Выяснилось, что в большинстве случаев матери употребляли талидомид на ранних сроках беременности. Один из двух изомеров молекулы талидомида встраивался в клеточную ДНК и мешал нормальному развитию плода.

Случаи рождения детей, чье развитие пострадало оттого, что их матери принимали талидомид во время беременности, были по всему миру (за исключением стран соцлагеря), и по итогам расследования было принято решение изменить процедуру клинических исследований и сделать обязательным доказательство эффективности.

Сегодняшние требования к клиническим испытаниям лекарств можно уложить в несколько прилагательных: 1) двойные, 2) слепые, 3) рандомизированные, 4) плацебо-контролируемые, 5) многоцентровые. Главное слово здесь «плацебо», и именно это главный способ отличить «после этого» от «вследствие этого».

А где гарантии, что это не плацебо?

Про эффект плацебо написано очень много, напомним суть: даже симуляция лечения может влиять на состояние человека. Если дать пациенту таблетку-пустышку, в которой не будет никакого действующего вещества, ему все равно может стать лучше. То есть само ожидание воздействия лекарства может как-то влиять на состояние человека и на субъективную оценку им своего состояния.

Идея, которая лежит в основе плацебо-контролируемых клинических испытаний, состоит в том, что настоящее лекарство, с действующим веществом, должно работать заметно лучше не по сравнению с отсутствием лечения, а именно по сравнению с плацебо. Поэтому в стандартной процедуре клинических испытаний участвуют минимум две группы испытуемых: одна получает настоящее лекарство, а вторая — плацебо.

Важно при этом, чтобы испытания были слепыми, а лучше двойными слепыми — то есть ни сами испытуемые, ни те, кто дает им препараты, ни те, кто следит за их состоянием, не должны знать, кому досталось плацебо. Кроме того, само распределение участников по группам должно быть рандомизированным — полностью случайным, то есть в какую группу попадет участник, должен решать жребий, а не человек. Слепота и случайность должны исключить предвзятость со стороны экспериментаторов, чтобы они не могли улучшить (даже бессознательно) показатели тех, кто получил лекарство. 

Наконец, считается важным, чтобы испытания были многоцентровыми — то есть проводились в разных организациях, в разных регионах, а лучше — в разных странах. Это позволяет учесть влияние региональных и этнических особенностей.

Клинические испытания проводят в три фазы: на первой лекарство дают здоровым добровольцам — чтобы проверить его безопасность, так как далеко не всегда о безопасности можно достоверно судить по итогам доклиники на животных.

Если никаких серьезных побочных эффектов не обнаружено, приступают ко второй фазе испытаний для проверки эффективности — на узкой группе добровольцев. В случае вакцины от коронавируса «Спутник V», например, в России совмещали первую и вторую фазу: у добровольцев, которых вакцинировали, проверяли еще и эффективность, то есть с помощью тестов фиксировали наличие антител.

И третья фаза — это проверка лекарства на больших группах людей, в сотни и тысячи человек. В случае с вакцинами это может быть несколько десятков тысяч человек, которые получают вакцину или плацебо, а затем их регулярно тестируют — проверяют, подхватили они инфекцию или нет, а если заболели, то сколько длилась болезнь, как тяжело она протекала и чем закончилась.

По итогам испытаний результаты статистически обрабатываются — нужно, например, доказать, что расхождение между группой плацебо и группой, получившей экспериментальный препарат, статистически значимо, то есть что оно не могло быть просто продуктом флуктуаций, случайных колебаний.

Далеко не всегда по итогам испытаний новые лекарства показывают статистически значимый эффект. Скажем, какое-нибудь лекарство от простуды показывает, что с ним болезнь длится в среднем на два дня меньше, чем без него, — это статистически значимый результат, но вряд ли впечатляющий.

Организация всего этого процесса требует многих лет работы и миллионов долларов — без всякой гарантии, что расходы окупятся. Но такова цена за право сказать: «Да, наш продукт полезен, он действительно способен облегчить течение болезни, вылечить или предотвратить ее». 

А что же с БАДами?

Суммируя вышесказанное, короткий ответ на вопрос «Полезны ли биологически активные добавки?» звучит так: мы не знаем. 

Про БАДы мы можем сказать только то, что они безопасны. Список документов, которые описывают правила и процедуры проверки биологически активных добавок и правил обращения с ними, занимает несколько строк, и проверка тоже требует непростого оборудования и процедур.

Однако проверка БАДов на безопасность все равно неизмеримо проще и дешевле клинических исследований — просто потому, что эта процедура не требует подопытных животных и людей. Правила контроля качества и безопасности биологически активных добавок к пище требуют только лабораторных исследований.

Всего в России зарегистрировано более 20 тысяч названий БАДов, и это очень разнородные вещества. Объединить их может разве что то, что они служат не заменой пищи, а лишь дополнением к ней.

Есть БАДы, которые призваны компенсировать дефицит некоторых веществ и соединений в вашем рационе, — их называют нутрицевтиками. Это, например, препараты йода, которые стоит принимать в регионах с природным дефицитом йода. Это также могут быть витамины, минералы, пищевые волокна, некоторые жирные кислоты, которые стоит принимать, если по какой-то причине ваш рацион их не содержит.

Еще один класс БАДов — парафармацевтики: «почти лекарства», класс, в который часто включают многие витамины и вещества, которые способны предотвращать некоторые болезни — например, остеопороз в случае препаратов кальция. 

Эти группы веществ призваны лишь восполнить дефицит в рационе и тем самым предотвратить его последствия. Но для того чтобы предотвратить или компенсировать дефицит, нужно сначала убедиться, что он действительно есть. Если никаких дефицитов нет, принимать такие БАДы бесполезно, а то и опасно: несмотря на то что БАДы нетоксичны, для многих из них есть опасные дозы. Для ряда витаминов описаны случаи гипервитаминозов с неприятными симптомами: например, перебор с витамином А может приводить к дефектам у новорожденных, если передозировка наступила во время беременности.

Сейчас нет никаких доказательств того, что прием больших доз витаминов способен влиять на течение болезней, то есть большие дозы витамина С вряд ли скажутся на лечении простуды. Идею, что витамины могут работать как лекарство, выдвинул нобелевский лауреат по химии Лайнус Полинг (основываясь на своем опыте). Он активно пропагандировал это, и во многом благодаря ему сейчас в мире существует гигантская индустрия витаминов и витаминных добавок. Но клинические испытания не подтвердили идеи Полинга.

Отдельная группа БАДов — эубиотики, или пробиотики, то есть препараты, содержащие микроорганизмы, которые должны положительно влиять на микрофлору кишечника. Идея этих БАДов восходит к работам другого нобелевского лауреата — Ильи Мечникова, который считал, что «правильные» бактерии в кишечнике могут, например, замедлять старение.

Клинические исследования и обзоры показывают, что такие препараты могут сократить на несколько дней срок лечения некоторых типов диареи. 

Современная наука получает все больше и больше фактов, что очень многое в состоянии организма, вплоть до склонности к депрессии, действительно зависит от микробиома кишечника. Однако это «население» кишечника индивидуально для каждого человека, и не существует какой-то одной универсально полезной бактерии. Кроме того, сам состав микробиома изучить очень трудно, поскольку значительную его долю составляют бактерии, которые не культивируются. Процедура коррекции микробиома уже применяется, но это именно медицинская процедура — она называется «трансплантация кала». Иначе говоря, человек получает сразу целый микробиом от другого, здорового человека. И разумеется, готовый микробиом купить в аптеке пока нельзя.

Фото на обложке
Ri_Ya / Pixabay
Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.