В прошлом году Манчестерский суд приговорил медсестру Люси Летби к пожизненному сроку за убийство семерых младенцев и попытке убить еще шестерых. Крупные медиа не сомневались в ее причастности к преступлениям. Летби стали называть «одной из самых жестоких убийц Великобритании». В мае этого года американский журнал The New Yorker подверг сомнению причастность британской медсестры к убийствам. «Холод» рассказывает, что смущает журналистов в деле Люси Летби и почему ее больше не хотят считать жестокой убийцей.
Дело Люси Летби — одно из самых громких в Великобритании. А судебное разбирательство, длившееся почти год, — одно из самых долгих в Соединенном Королевстве. На него отреагировали многие британские чиновники: глава Минздрава поручил провести расследование, чтобы узнать, почему больница не смогла защитить младенцев, а министр юстиции, после того как Летби не явилась в суд в день вынесения приговора, сказал, что будет добиваться изменения закона, чтобы присутствие обвиняемых на суде в такие моменты было обязательным. Казалось, что благодаря делу Летби власти обратят внимание на системные проблемы в здравоохранении Великобритании. Но после статьи в The New Yorker возникает ощущение, что, возможно, по-настоящему этого так и не произошло.
Почему The New Yorker сомневается в виновности медсестры?
По версии следствия, она совершала преступления на протяжении года — с июня 2015-го по июнь 2016-го. Изначально ее обвиняли в убийстве восьми детей и попытке убийства 10, однако доказать удалось только семь убийств и еще шесть покушений. Этого хватило, чтобы Летби окрестили одной из самых жестоких убийц детей в Великобритании.
В госпитале британского Честера Летби начала работать в 2012 году. Квалифицированной медсестрой пятой категории, что дает право на работу с младенцами в реанимации, она стала меньше чем за год до этого, однако в госпитале ей часто ставили смены с наиболее уязвимыми детьми — в палате интенсивной терапии.
Когда начался процесс по делу Летби, многие не подвергали фабулу следствия сомнению и только задавались вопросами, как эти убийства стали возможны и почему больница не смогла их предотвратить. The New Yorker, однако, ставит под вопрос саму виновность Летби, указывая на субъективные интерпретации экспертиз в ее деле и ошибку при анализе статистики.
Подозрения в отношении Летби появились у врачей во многом из-за корреляции графика дежурств и смертей младенцев. На рисунке, который полиция предоставила СМИ, по вертикальной оси были отмечены 24 «подозрительных ситуации»: смерти семи младенцев и 17 случаев внезапного ухудшения состояния новорожденных. На горизонтальной оси были имена 38 медсестер, работавших в отделении в это время, с пометками возле каждого подозрительного события, произошедшего в их смену. Из-за этого Летби легко было сделать средоточием зла, считает The New Yorker. Однако оставалась и другая вероятность: а что, если убийств вообще не было?
The New Yorker подчеркивает, что случаи ошибочного осуждения медсестер уже бывали в истории. За месяц до начала суда над Летби Королевское статистическое общество опубликовало доклад «Серийный убийца в здравоохранении или совпадение?», в котором рассказывалось о таких случаях в Италии и Нидерландах, где на основе «подозрительной связи смен и смертей в палатах» были осуждены по статьям об убийстве несколько медсестер.
Статистическое общество направило доклад и стороне обвинения, и защите Летби и указало на риски причинно-следственных выводов, сделанных на основе серии совпадений. Нидерландскую медсестру, в деле которой была допущена статистическая ошибка, оправдали в 2010 году. Ее дело стало одной из самых страшных судебных ошибок в истории Нидерландов. Итальянская медсестра Даниэла Поджиали была оправдана в 2021 году, после того как статистики повторно проанализировали данные о смертности в больнице, где она работала, и обнаружили несколько факторов, которые не были учтены. Статья в The New Yorker ставит вопрос, не случилось ли то же самое с Летби?
Один из авторов этого доклада, профессор криминологии, права и психологии Уильям К. Томпсон считает, что в делах о «медиках-убийцах» особенно часто встречаются статистические ошибки, потому что они «предполагают выбор между альтернативными теориями, обе из которых довольно необычны».
«Одна из теорий заключается в том, что произошло маловероятное совпадение. А другая теория заключается в том, что кто-то вроде Люси Летби, которая до этого была прекрасным и добропорядочным членом общества, вдруг решает, что начнет убивать людей», — говорит он.
Профессор права Эдинбургского университета Буркхард Шафер опасается, что вместо того, чтобы убедиться в точности статистических данных, обвинение по делу Летби игнорировало статистику. Дело взволновало его, когда он увидел диаграмму со сменами Летби и смертями младенцев. По его мнению, она должна была охватывать более длительный период времени и включать все случаи смерти в отделении, а не только те, что указаны в обвинительном заключении.
По словам Шафера, у полиции «хорошо получается» искать виновных, а поиск системных проблем в деятельности Минздрава не входит в их компетенцию. Под проблемами он имел в виду недостаточное финансирование медицинских учреждений на протяжении десятилетий и высокую нагрузку медперсонала. «Перегруженные работой люди небрежно обращаются с уязвимыми детьми, которые и так в группе риска», — отмечал он. Проще найти виновного, «плохого человека», говорит Шафер, чем критиковать результаты государственной политики в этой сфере.
Такой тип ошибки в статистических рассуждениях называют «ошибкой меткого стрелка». Она возникает, когда исследователи имеют доступ к большому количеству данных, но сосредотачиваются на меньшем подмножестве, где данные соответствуют гипотезе. Термин происходит от басни о стрелке, который несколько раз выстрелил из ружья в сторону сарая, а затем нарисовал «яблочко» вокруг места, в которое попало больше всего пуль.
Примерно по такой логике свой отчет составил педиатр Деви Эванс, которого назначили провести анализ «подозрительных случаев». Только он отбирал кейсы для анализа, и критерии, которыми он руководствовался, охватывали все «неожиданное, стремительное, что выходит за рамки обычного».
В итоге данные на диаграмме оказались неточными. По одному из кейсов на схеме было указано, что Летби работала в ночную смену, но это была ошибка: она работала в дневную смену, поэтому рядом с ее именем не должно было быть крестика. На суде обвинение утверждало, что, хотя состояние ребенка ухудшилось за ночь, подозрительный эпизод на самом деле начался через три минуты после того, как Летби пришла на дневную смену. Тем не менее неточная диаграмма продолжала публиковаться даже полицией Чешира. При этом другие подозрительные случаи младенческих смертей, не относившиеся к Летби, не были расследованы полицией и не попали на диаграмму. Если бы эти случаи были представлены, ряд крестиков под именем Летби мог бы быть гораздо менее убедительным.
Однако из-за строгости британских законов, касающихся уважения суда, публично критиковать дело Летби сложно. Когда один из авторов доклада Королевского статистического общества, профессор математики Лейденского университета в Нидерландах Ричард Гилл опубликовал ссылку на сайт, где подробно описывались недостатки доказательств обвинения, полиция направила ему письмо с угрозами: «Публикация этого материала грозит вам “серьезными последствиями” (которые включают в себя тюремное заключение)». Статья The New Yorker в Великобритании заблокирована.
Почему Люси?
Подозрения в адрес Летби возникли не на пустом месте. Директор департамента педиатрии больницы Честера Рави Джаярам, дежуривший в отделении, когда Летби присматривала за младенцем, якобы видел, что, когда показатели кислорода у ребенка стремительно падали, Летби не пыталась ничего предпринять, то есть не включила сигнализацию и не позвала врача. Джаярам говорил, что дыхательные трубки у ребенка были сдвинуты, из-за чего и упал уровень кислорода. По его мнению, недоношенный младенец не смог бы сместить трубки сам, поэтому Джаярам считал, что кто-то сделал это специально.
Руководство больницы вступилось за Люси Летби, не поверив в то, что она действовала намеренно. Однако следствие к этой версии отнеслось по-другому, сделав этот факт одним из главных аргументов обвинения. The New Yorker утверждает, что никто не видел, как Летби причиняла вред детям. Да и сам Джаярам не утверждает, что поймал ее с поличным. У него по поводу Летби есть только опасения.
И во многом именно благодаря опасениям Джаярама дело Летби получило ход. Позднее полицейский, занимавшийся делом Летби, говорил, что показания Джаярама и старшего врача-консультанта отделения Стивена Брири и стали основой расследования. А первым подозрительным фактом для следствия стала «взаимосвязь» смен Летби и смертей младенцев. Тогда педиатры обратились к руководству, и в больнице провели неформальную проверку. Она установила, что это совпадение и Летби непричастна к смертям. Но, поскольку многие смерти происходили по ночам, Летби перевели на дневную работу. Однако дети на сменах Летби продолжали умирать. The New Yorker объясняет это естественными причинами, однако Брири и Джаярама именно это беспокоило.
После очередного сложного случая Брири позвонил старшей медсестре отделения реанимации новорожденных Карен Риз и сказал, что он против работы Летби в отделении до тех пор, пока не будет проведено расследование. Риз обсудила этот вопрос с менеджером неонатального отделения больницы, и, по ее словам, ей сказали, что Летби делает все правильно и следует всем процедурам. Риз разрешила Летби продолжить работать. После очередных смертей младенцев Летби очень беспокоилась, что делает недостаточно, и спрашивала у коллег, стоит ли ей что-то исправить в своей работе. При этом, судя по описанию реалий больницы, проблемой действительно была высокая нагрузка на персонал и отсутствие высококвалифицированных кадров.
Через несколько смен после описанного Летби ушла в двухнедельный отпуск. Брири, Джаярам и еще несколько педиатров встретились, чтобы обсудить внезапные детские смерти. На посмертном рентгеновском снимке одного из младенцев было заметно скопление газа в районе черепа, что патологоанатом не счел особо значимым, поскольку газ часто появляется после смерти. Но Джаярам вспомнил, что в университете ему рассказывали о воздушной эмболии — редком осложнении, которое может возникнуть, когда пузырьки воздуха попадают в вены или артерии человека, блокируя кровоснабжение.
Тем вечером он поискал информацию об этом. Ему не попалось ни одного случая убийства в результате воздушной эмболии, но он переслал своим коллегам четырехстраничную статью 1989 года в научном журнале, посвященную случайной воздушной эмболии. Авторы статьи смогли найти только 53 подобных случая в мире: все младенцы, кроме четырех, умерли сразу. В пяти случаях их кожа потеряла цвет. «Я помню, как у меня по позвоночнику пробежал холодок, — говорил Джаярам, — это совпадало с тем, что мы наблюдали». The New Yorker же подчеркивает, что эмболия этого типа недостаточно изучена и фактически интерпретация Джаярама и коллег была очень субъективной. И хоть у них не было доказательств, а были всего лишь опасения, они сказали руководству больницы, что им некомфортно продолжать работать с Летби.
Чтобы облегчить общую нагрузку на отделение, совет директоров решил понизить его статус со II до I уровня: в нем перестали проводить интенсивную терапию. Женщин, рожавших на сроке до 32 недель, теперь направляли в другую больницу. Совет директоров согласился, чтобы комиссия Королевского колледжа педиатрии и детского здоровья проверила, с чем связан рост смертности в больнице.
Вернувшуюся из отпуска Летби перевели на административную работу. Ей указали на то, что в ее смены происходит много смертей, а значит, нужно проверить ее компетентность. По словам руководства, она была в смятении и очень расстроилась. Ее просили ничего не рассказывать другим сотрудникам, потому что они участвуют в проверке ее работы. Позднее Летби рассказала психиатру, что чувствовала, будто ее «задвинули в угол и забыли», врач диагностировал у нее депрессию и тревожное расстройство. Летби не могла смириться с таким положением дел и подала жалобу, заявив, что ее отстранили от работы без объяснения причин.
Позже команда из Королевского колледжа педиатрии и детского здоровья, опросив сотрудников больницы, указала на нехватку персонала в больнице. А повышенный уровень смертности в 2015 году, как выяснилось, не ограничивался неонатальным отделением, где работала Летби. Мертворождения в родильном отделении также были выше среднего. Руководство больницы сошлось на том, что опасения врачей в отношении Летби были субъективными. Ее жалобу удовлетворили.
В апреле 2017 года педиатры поделились опасениями с полицией Чешира. Через 10 минут после того, как они рассказали историю про «медсестру-убийцу», полицейский сказал, что они должны это расследовать. В мае полиция арестовала Летби.
Проблемы в отделении
Сосредоточившись на личности медсестры, многие будто упускали из виду обстоятельства, в которых умирали младенцы. Отделение для новорожденных в больнице графини Честерской было построено в 1974 году, и в 2010-х было устаревшим и тесным. В 2012 году графиня начала кампанию по сбору средств на строительство нового отделения, но этот процесс занял девять лет. Даже ведущий врач-консультант Стивен Брири признавал, что, хоть интенсивная терапия для новорожденных у них улучшилась, больнице требуется больше оборудования, для которого в помещении мало места.
«Чем ближе младенцы находятся друг к другу, тем выше риск их заражения», — говорил он. У больницы были проблемы с канализацией: трубы в неонатальном и родильном отделениях часто протекали или засорялись, сточные воды иногда попадали в туалеты и раковины. Персонал был перегружен, а из семи педиатров, которые проводили обходы в отделении, только один был неонатологом (то есть имел специализацию по уходу за новорожденными).
На самом деле младенцы умирали в больнице и до «аномального периода», из-за которого осудили Летби. Один из случаев произошел в результате врачебной ошибки: дыхательную трубку вставили в пищевод, а не в трахею ребенка. Мать умершего младенца рассказывала, что «из-за нехватки персонала анализы крови и рентгеновские снимки не проводились в течение семи часов, дежурил один врач, который делил свое время между неонатальным и детским отделениями».
Медсестры могли выходить на работу простуженными, рассказывала мать одного из погибших младенцев. Опрос более чем тысячи медиков графства показал, что примерно на две трети из них оказывали давление, чтобы они выходили на работу, даже когда были больны. Ни одна из больниц, упомянутых в статье, не стала давать комментарии по этой теме.
Что же касается Летби, то некоторые смерти, как считает The New Yorker, происходили по естественным причинам или после ошибок других врачей — просто происходило это именно в ее смену. Издание описывает, как она сообщала коллегам и знакомым о случившемся — всегда сильно переживая, «в оцепеневшем состоянии». После одной из смертей Летби несколько дней не могла перестать плакать, говорила, что не понимает, почему это могло случиться.
«Одна из проблем со смертями новорожденных — в том, что недоношенные дети могут умереть внезапно, и вы не всегда можете сразу получить ответ [почему]», — сказал Стивен Брири. После череды смертей младенцев и дела Летби старшие педиатры стали анализировать кейсы и разбираться, нет ли в них закономерностей или ошибок, однако зачастую установить причину смерти младенца невозможно даже после вскрытия.
«Нелогичные аспекты»
The New Yorker подчеркивает, что во время общественной дискуссии по делу Летби не было слышно голосов, которые обратили бы внимание на нестыковку: она была психически здоровой и счастливой девушкой. Многие опрошенные не могли сказать о ней дурного слова, у Летби была репутация либо хорошей медсестры, либо ничем не выделяющейся, средней сотрудницы и жительницы Честера. Ничто в ее биографии не указывало на склонность к убийству.
Летби проявляла сентиментальность на суде. Очевидно, она очень любила своих кошек. Во время процесса она плакала при каждом их упоминании, разрыдалась, когда в суде показали фотографию ее детской с четырьмя плюшевыми игрушками, светящимися огоньками над изголовьем и постером «Сверкайте, куда бы вы ни шли» на стене. На ее кухне висела записка «Счастливого дня рождения, мамочка», как будто бы от ее кошек, написанная ее матерью, и записка: «Крестной маме номер один. Присуждается Люси Летби». Тогда британские СМИ подчеркивали, что сентиментальное поведение контрастировало с ее безразличием и хладнокровием в момент перечисления деталей убийства во время суда.
Когда детективы изучали телефон Летби, они обнаружили, что она регулярно заходила на страницы родителей погибших младенцев в фейсбуке. Пугающе выглядели и записки, найденные в ее доме. В личном дневнике Летби полицейские нашли записку-стикер, где она написала: «Я — зло, я это сделала», «Я никогда не выйду замуж и не заведу детей», «Я убила их, потому что я недостаточно хороша, чтобы о них позаботиться».
В разговоре с детективами Летби отрицала, что это признание. The New Yorker приводит последовательность фраз, которые писала Летби, и они действительно могут выглядеть как поток сознания человека, испытывавшего вину за то, что не смог предотвратить смерти и быть «достаточно хорошим» для своей работы. После дня в тюрьме Летби спросили, почему она написала, что недостаточно хороша.
«Это был просто способ выплеснуть свои чувства на бумагу. Это просто помогает мне разобраться в себе. Я думала, может быть, я что-то упустила, может быть, я действовала недостаточно быстро», — ответила она.
Летби предполагала, что делала что-то не так. «У меня было много ночных смен, когда врачей не было рядом. Нам приходится их вызывать. Людей меньше, и меня беспокоило, что я не позвонила им достаточно быстро», — объясняла она. Ее также беспокоило, что она могла дать неправильную дозу лекарства или неправильно использовать оборудование.
После того как Летби не явилась в суд в день вынесения приговора, министр юстиции Великобритании сказал, что будет добиваться изменения закона, чтобы присутствие обвиняемых на суде в такие моменты было обязательным. Однако и это указывало, по мнению журналистки The New Yorker, скорее, на тяжелое состояние Летби, чем на ее равнодушие. В первый день процесса ее адвокат Бенджамин Майерс объяснял судье, что она «не может нормально говорить».
Летби приговорили к пожизненному сроку. После ареста ей диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство. Когда после двух лет за решеткой ее перевели в другую тюрьму, она не смогла взять с собой лекарства. Майерс сожалел, что психологическая стабильность, которой Летби достигла благодаря лекарствам, была сведена на нет.
У Летби остался единственный шанс защитить себя — последняя апелляция на приговор. Если судьи Апелляционного суда разрешат ей продолжить процесс, она сможет еще побороться. В противном случае — будет отбывать пожизненный срок.
Больница, в которой работала Летби, перестала обслуживать женщин с недоношенными детьми, родившимися до 32 недели. Штат врачей расширили, и уровень детской смертности пошел на спад. Однако теперь журналисты указывают на проблемы в родильном отделении больницы. В 2021 году нескольким роженицам после большой кровопотери сделали незапланированную гистерэктомию — то есть удалили матку. После жалоб Комиссия по качеству медицинской помощи Великобритании предупредила, что отделение не справлялось со своими обязанностями, ставя женщин под угрозу, и во многих случаях больница не провела расследование обстоятельств.
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!