Винтик, который хочет работать

В 2007 году 22-летний член партии «Единая Россия» Роберт Шлегель стал самым молодым депутатом в Государственной думе. Его карьера развивалась стремительно: бывший пресс-секретарь движения «Наши» вскоре стал одним из самых ярких парламентариев, предлагая законопроекты в поддержку цензуры СМИ и против голливудского кино. 17 лет спустя Шлегель — единственный из депутатов, проголосовавших за аннексию Крыма, кто публично выступил против режима Владимира Путина и войны с Украиной; он сменил убеждения, профессию и даже гражданство. По просьбе «Холода» Нина Абросимова рассказывает о нескольких жизнях Роберта Шлегеля.

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

И вышел Он! Звезда Госдепа! 
Хомячий фюрер! Революцьи знак! 
И Хиллари заметно оживилась, 
И веселее стал американский флаг! 

Что говорил он? Да кому какое дело… 
Когда самопиздатость говорит, 
Не думать — вожделеть должно хомячье тело! 
ПЖиВ-ПЖиВ, ПЖиВ-ПЖиВ, ПЖиВ-ПЖиВ…

24 декабря 2011 года в Москве на проспекте Сахарова состоялся крупнейший за много лет оппозиционный митинг: десятки тысяч человек протестовали против фальсификаций на прошедших за несколько недель до того выборах в Госдуму и требовали политических изменений. На той акции можно было встретить очень неожиданных для уличных протестов людей: со сцены выступали Ксения Собчак и недавний вице-премьер Алексей Кудрин, а среди зрителей оказался в том числе 27-летний Роберт Шлегель, депутат Госдумы от «Единой России». 

Придя домой, он опубликовал на своей странице во «ВКонтакте» саркастический стихотворный репортаж. В нем нашлось место и Илье Яшину, и Дмитрию Быкову, и даже рифме «Шац — Альбац», но больше всего строк Шлегель уделил Алексею Навальному: это он в тексте фигурирует и как «хомячий фюрер», и как «звезда Госдепа». Заканчивается стихотворение так:

Любая мода постепенно сходит,
Тем паче на революционный ор,
А тех, кто продолжать захочет,
Ждет в марте супермодный приговор.

Так думал я средь этой мути
На площади уже полупустой,
Еще раз убедился — только Путин!
Пора домой, друзья, пора домой…

Неполных 10 лет спустя, в январе 2021 года, Роберт Шлегель снова оказался на акции протеста — но уже не как скептичный зритель, а как полноценный участник. После того как Алексея Навального, который возвращался в Москву из Германии, где лечился после отравления, задержали прямо в аэропорту и отправили в СИЗО, тысячи людей вышли на улицы российских городов. В Москве ОМОН гонял протестующих по всему центру. 

Где-то в этой толпе, по его словам, был и Шлегель, теперь уже бывший депутат Госдумы. Перед тем как выйти на улицу, он сохранил в телефон номер горячей линии «ОВД-Инфо», и не зря: в тот день задержали несколько тысяч человек. Впрочем, Шлегеля среди них не было. Через некоторое время он улетел домой: уже несколько лет Шлегель жил и работал в Германии, а в Москве бывал только наездами. 

О своем участии в акции в поддержку Навального он никуда ничего не писал. Он вообще к тому времени выступал редко, а если журналисты находили его и пытались выяснить, почему человек, еще недавно бывший в Москве ярким прогосударственным политиком, эмигрировал, говорил уклончиво и общо. В 2019 году Шлегеля спросили, чувствует ли он ответственность за происходящее в России. Он ответил так: «Да, и в России, и в мире, и в нашей Галактике, и во Вселенной в целом, но я стараюсь не переоценивать свою значимость, потому что это может заинтересовать санитаров».

В 2023 году Шлегель снова активно ведет социальные сети: выступает против войны в Украине, ретвитит посты Даши Навальной и Геннадия Гудкова, а также декларацию российских демократических сил; пишет про «Россию в начале апокалипсиса» и мир на пороге Третьей мировой. «Переобулся. Знаешь, куда ветер дует?» — спросил его кто-то в комментариях в фейсбуке. «Когда ушел из политики и уехал из России, знал, куда дует, — ответил Шлегель. — Но, конечно, не думал, что они настолько ебнутся». 

«Туркменистан, Отчизна любимая, край родимый мой, и в мыслях, и сердцем я всегда с тобой. За малейшее зло, причиненное тебе, да отнимется рука моя. За малейший навет на тебя да обессилеет язык мой. В час измены Родине, Сапармурату Туркменбаши Великому, священному стягу твоему да прервется дыхание мое». 

Эту клятву верности маленький Роберт Шлегель вместе со своими одноклассниками произносил каждый день перед уроками в своей школе в родном Ашхабаде. Его предков, поволжских немцев, сослали в Туркмению в начале Второй мировой — и к тому моменту, когда СССР распался, семья Шлегель продолжала жить в столице теперь уже независимого Туркменистана. Воспитывали мальчика мать и бабушка: отец с Робертом не общался; только через много лет, когда сын стал депутатом, прислал ему поздравление в «Одноклассниках». 

Туркменбаши, то есть «отцом всех туркменов», себя называл бывший первый секретарь местного ЦК Сапармурат Ниязов, пришедший к власти в стране. Ашхабад был увешан его портретами. В честь Ниязова и его родственников называли улицы. В этой обстановке семье Шлегеля жилось неуютно — в разговоре с «Холодом» он вспоминает, что подавляющее большинство его одноклассников по русской школе вскоре уехали из страны: «Чувствовалось очень, что если ты не туркмен, то тебе не рады». Сам он переехал с матерью в Россию в 1998-м, когда ему было 13: дядя уступил им две свои комнаты в общежитии в поселке Менделеево в Подмосковье. 

В старших классах Шлегель красил волосы в яркие цвета (красный, синий, желтый, черный), подражая популярному баскетболисту и шоумену Деннису Родману, ставил ирокез, выбривал на голове узоры. Когда он проколол ухо и учительница пригрозила не пустить его в следующий раз на урок с сережкой, Шлегель пришел домой, взял иголку и проколол второе. В будущем он видел себя телеведущим «типа Антона Комолова с MTV» и поэтому поступил в Институт телевидения и радио. 

Чтобы успеть в Москву к первой паре в девять утра, Шлегель выезжал из поселка в семь. Автобус, электричка, метро. «Часто выбирал между тем, чтобы поесть и чтобы заплатить за проезд», — вспоминает он. Чтобы сэкономить на транспорте, он купил на Арбате фальшивое служебное удостоверение и, взмахивая корочкой, пробегал в метро мимо контролеров. 

Как раз когда Шлегель оканчивал институт, российская власть, встревоженная революциями в Украине и в Грузии, начала присматриваться к молодежи. В 2005 году о себе заявило движение «Наши», созданное Кремлем для поддержки Кремля; курировал его замглавы администрации президента и автор термина «суверенная демократия» Владислав Сурков. 

Глава «Наших» Василий Якеменко на учредительном съезде движения зачитал манифест. Из текста следовало, что над Россией — «историческим и географическом центром мира» — мечтают обрести контроль другие страны, а подсобить им в этом может «противоестественный союз либералов и фашистов», которые ненавидят Путина. Вчерашним школьникам предлагали встать на защиту режима и стать «успешными людьми в успешной стране». «Ты либо лидер, либо ведомый, либо жертва, — говорил Якеменко. — Чем выше будут наши амбиции, тем скорее они осуществятся».

20-летний Роберт Шлегель наткнулся на это выступление в интернете. За политикой молодой человек не следил, а взгляды его, как вспоминает знакомая Шлегеля, сводились тогда к тому, что «хорошо быть хорошим, плохо быть плохим». Его карьера в медиа толком не развивалась: ни в журнале «Молоток», ни в программе «Разум и чувства» на MTV, ни на телеканале «Россия» он надолго не задержался. Шлегель искал возможностей, «движухи» и «чтобы люди яркие были вокруг».

Намеченные Якеменко головокружительные перспективы его заинтересовали. Посоветовавшись со своим преподавателем, телеведущим Владимиром Соловьевым, который был на учредительном съезде «Наших» почетным гостем, Шлегель влился в движение накануне первой массовой акции и вызвался писать тексты для сайта. Через девять месяцев его назначили пресс-секретарем «Наших».

В этом качестве Шлегель комментировал разнообразные акции и заявления движения. Например, когда посол Великобритании Энтони Брентон принял участие в оппозиционной конференции «Другая Россия», возмущенные активисты потребовали от него публичных извинений и начали его преследовать: караулили у резиденции и у посольства, ловили на мероприятиях. Шлегель заявлял, что Брентон «оскорбил нашу страну участием в экстремистском мероприятии». «Это то же самое, если бы мы поехали в Великобританию на заседание ИРА», — добавлял он и обещал, что «“Наши” продолжат бессрочные акции, пока посол Брентон публично не извинится, либо пока не сменится сам посол». (В итоге акции прекратились после того, как с лидером «Наших» Якеменко встретился российский министр иностранных дел Сергей Лавров.)

С молодежной политикой в середине 2000-х экспериментировал не только Кремль. Свои молодежные движения были почти у всех больших партий; особенно выделялось «Молодежное Яблоко», где верховодил Илья Яшин. Начинающие политики встречались на дебатах, которые Алексей Навальный, в тот момент тоже член «Яблока», устраивал в модных московских клубах. На сцене могли ругаться Валерия Новодворская и Егор Холмогоров или Юлия Латынина и Максим Кононенко. Шлегеля выставили в марте 2006 года как раз против Яшина, его идеологического антагониста. Когда активист стал говорить, что «Наши» строят в России гражданское общество и борются с фашизмом, зал поднял его на смех. «Я думал, что здесь есть представители всякой фашиствующей молодежи, но не думал, что столько!» — огрызнулся он. 

При этом со своими оппонентами Шлегель существовал в одной тусовке — они общались, ходили в одни и те же места. «Их положено было ненавидеть, а я не ненавидел, я с ними дружил», — рассказывает он. «Мы могли после каких-то мероприятий пойти пива выпить, — вспоминает журналист Илья Барабанов, тогда писавший о молодежной политике. — С [руководителем другого прокремлевского молодежного движения “Россия молодая”] Максимом Мищенко ты не пойдешь пить пиво, потому что он, извините, тупой как пробка. А Роберт был воспитанный, интеллигентный».

Через два месяца после дебатов с «Молодежным Яблоком» делегацию «Наших» принимал на веранде в своей резиденции в «Бочаровом ручье» Владимир Путин. Он говорил с активистами около трех часов, среди прочего обсуждался игорный бизнес — и тут Роберт Шлегель выступил с предложением создать для казино «резервации». Путин поднял указательный палец и сказал: «О! Как вас зовут?.. А фамилия? Очень хорошо!» (через несколько лет, уже при президенте Медведеве, казино действительно отправят в «резервации» — специальные игорные зоны). После встречи Шлегель подошел к Путину и взял автограф для мамы. 

Пресс-секретарем «Наших» он в итоге пробыл меньше года — а потом начал воплощать внутри движения мечты о карьере в кадре, снимая «документальные фильмы»: фактически это были развернутые пропагандистские телесюжеты, которые выкладывались в интернет. Один из них был посвящен тому, как в Эстонии решили перенести памятник павшим советским воинам из центра Таллина на окраину («Наши» активно протестовали против этого решения и даже блокировали посольство Эстонии). 

Закадровый голос принадлежал самому Шлегелю. «Эстония размером с Московскую область, — говорил он. — Маленькая страна на краю Европы, ядерного оружия у нее нет, сильной армии — тоже. Захватить не проблема. Почему же эта моська так смело лает на слона? Без благословления Америки не обошлось». Маски, выкрашенные в цвета флагов европейских стран, вертелись вокруг статуи Свободы.

Сейчас Шлегель, смеясь, говорит, что «фильм опережал свое время»: «Некоторым журналистам понадобилось целое десятилетие, чтобы прийти в состояние, в котором я был в 2007 году». «Пропаганда — да, не отрицаю, но нельзя сказать, что уж совсем плохо сделано, — добавляет он. — Нормально сделано для тех возможностей, которые были с технической точки зрения».

Летом 2007 года Шлегель поехал на озеро Селигер, где «Наши» ежегодно проводили свой летний лагерь. Там его пригласили на встречу с кем-то из «Единой России» и сказали, что включили в список. «В список чего?» — переспросил Шлегель. 

Так, по его теперешним воспоминаниям, 22-летний активист кремлевского молодежного движения узнал, что скоро будет работать в Государственной думе. Существует версия, что Шлегелю не просто повезло: в тот момент он уже встречался  со своей будущей женой Евгенией Ураевой, отец которой, доцент Школы-студии МХАТ Андрей Ураев, был земляком и другом Вячеслава Суркова (журналист Олег Кашин даже говорил, что именно Ураев написал роман «Околоноля», авторство которого приписывали Суркову). Сам Шлегель отрицает связь между своей женой и карьерой. 

В декабре на выборах в парламент «Единая Россия» набрала почти две трети голосов — и Шлегель стал депутатом. Он начал получать зарплату в 130 тысяч рублей в месяц, переехал в служебную бесплатную квартиру в жилом комплексе в Раменках и купил в кредит элитную итальянскую машину Alfa Romeo. «Когда Путин говорит о том, что молодые должны идти во власть, он говорит не о 2007, 2008, 2009 годах, — кричал он со сцены патриотического митинга следующей весной. — Он говорит о 2020-м! А это значит, что у нас с вами есть шанс победить! Победить, потому что мы с вами и есть план Путина». 

Декабрьской ночью 2012 года Митя Алешковский, фотограф, который недавно начал заниматься благотворительностью и основал организацию «Нужна помощь», не спал. Вместо этого он одно за одним отправлял длинные сообщения депутату Госдумы Роберту Шлегелю. В парламенте вот-вот должно было состояться голосование за «закон Димы Яковлева», одна из поправок к которому запрещала  американским гражданам усыновлять российских сирот. Алешковский призывал Шлегеля не голосовать за этот законопроект. Он взывал к совести депутата, стращал его Божьим судом и ночными кошмарами, присылал фильмы про жизнь в детских домах. 

Любому, кто в тот момент следил за новостями из Госдумы, выбор Алешковским адресата показался бы странным. С самого своего появления в парламенте Роберт Шлегель начал продвигать максимально одиозную консервативно-патриотическую повестку. Его первым законопроектом стала поправка к закону о СМИ, которая позволила бы закрывать СМИ за клевету; ее критиковали даже единороссы. Потом молодой депутат предложил наказывать тех, кто читает в общественных местах эротические журналы. Затем — родителей, дети которых курят. Среди других его идей были квоты на показ иностранных фильмов в кинотеатрах и запрет любого цитирования террористов в прессе. Ни одно из этих предложений так и не было принято.

Сам Шлегель теперь говорит, что делал все это, чтобы выделиться. «Со стороны смотришь: ну дебил дебилом! — признает он. — Ну да, я привлекал внимание к себе какими-то странными инициативами. Представьте: вы оказались в каком-то пространстве, в машине. Надо попробовать разные кнопки понажимать. И я примерно так думал: что можно здесь делать?»

В самой Думе Шлегель ощущал себя как «в доме престарелых». И вел себя зачастую как расшалившийся школьник. В 2010-м, когда ютуб в России еще не был особенно развит, Шлегель со знакомым видеоблогером выпустил на этой платформе мини-сериал «Дума с Робертом Шлегелем». В нем он показывает буфет, свое рабочее место и «майбах» Владимира Жириновского; стоит у кабинета Алины Кабаевой, зачитывая ее ФИО на разный лад; шутит над объявлением о уроке для депутатов по использованию Internet Explorer — в каком-то смысле это почти стендап. 

В это же время Шлегель предпринял попытку заставить однопартийцев пользоваться «ВКонтакте» и зарегистрировал там почти всех членов фракции, взяв фотографии с сайта Госдумы. Единороссы возмутились. Первый зампред думского комитета по законодательству Владимир Груздев сказал, что молодой коллега поступил «некультурно». «Для них Дума — это была вершина карьеры, — говорит теперь Шлегель о своих товарищах по фракции. — Или не вершина, а какой-то важный следующий этап, перед тем как стать губернаторами, министрами, заместителями министров. А для меня это был фан». 

Иногда этот фан вызывал резкое неприятие даже у единомышленников молодого депутата. В 2011 году, за два дня до очередных думских выборов, Шлегель выложил в интернет ролик, в котором перечисление достижений «Единой России» сопровождалось слоганом «Голосуй за партию жуликов и воров»: так он попытался перехватить формулировку у Алексея Навального. Сам Шлегель идею отмыть мем до сих пор считает «гениальной», но вспоминает, что люди из партийного руководства просили его удалить ролик. 

Митинг против фальсификаций на проспекте Сахарова, сподвигший Шлегеля на стихи, как и другие протестные акции, так и не привели к пересмотру итогов выборов в Госдуму — официально «Единая Россия» набрала чуть меньше 50% голосов, что означало новый депутатский срок для 27-летнего политика. Уже через два месяца он выступил с очередной патриотической инициативой: назвал телеканал «Дождь» «информационным спонсором» протестов и предложил проверить его на иностранные источники финансирования.

Сейчас Шлегель говорит, что его попросили об этом «люди из партии» (проверить это не представляется возможным). «Система так устроена: она всегда платит другими людьми, пока дело не доходит до них самих, — утверждает он. — “Нужно использовать какого-то человека, чтобы он что-то внес. Давайте этого используем”. Кто-то считает, что это большая честь и радость, я считал, что это отстой». Через несколько месяцев после инициативы Шлегеля в российском законодательстве появилось понятие «иностранный агент».  

Примерно тогда же Шлегель познакомился с Марией Бароновой, которая пришла в Госдуму работать помощницей депутата от «Справедливой России» Ильи Пономарева. Она вспоминает, что в кабинете у Шлегеля «все было в маках, все эппловское», и сравнивает его со Штольцем из романа «Обломов»: «Спокойный, приветливый, реально типичный немец. Винтик, который хочет работать и чтобы все было нормально, стильно, современно». По ее словам, когда она спросила, «нахера» Шлегель участвовал в движении «Наши», он ответил: «Ну вот я здесь сделал хорошую карьеру. Не москвич, не местный, а смог». 

«В других обстоятельствах Шлегель спокойно мог оказаться депутатом не от “Единой России”, а от какого-нибудь “Союза правых сил”. Просто к тому моменту всего этого не осталось, — считает Илья Барабанов. — Не было у него никаких взглядов. Все понимали, что человек просто делает карьеру». 

Делая карьеру, Шлегель продолжал общаться с людьми, которые были политическими противниками его партии. С Митей Алешковским Шлегель познакомился в том же 2012 году — они встретились в Крымске, где оба помогали ликвидировать последствия разрушительного наводнения. «Роберт не был вонючим единороссом, он был боевым товарищем», — вспоминает Алешковский. Через некоторое время он пришел повидаться со Шлегелем в кафе рядом с Думой — и нацепил на футболку белую ленту, символ оппозиционного движения. В какой-то момент, когда они разговаривали, Алешковский даже прямо указал на эту ленту и заметил: как хорошо, что единоросс и оппозиционер могут пить вместе кофе и «ставить человеческие отношения выше» политических разногласий. «И он на меня посмотрел и сказал: “Ты же понимаешь, что людям в этом здании — и показал на Госдуму — очень не нравится, что мы с тобой можем сидеть вместе и пить кофе?”» — вспоминает Алешковский. 

Через полгода, когда он пытался отговорить депутата голосовать за «закон Димы Яковлева», Шлегель тоже ссылался на людей в этом здании. «Он мне все говорил: “Да- да, я понимаю, я понимаю, что ты говоришь, но моя политическая карьера будет закончена, если я пойду против решения партии”», — рассказывает Алешковский. 

«Можно ли было, находясь в системе, голосовать против этих законов и при этом рассчитывать на какой-то рост или карьеру внутри этой системы? Нет. Если бы я голосовал против или выступал против, были бы эти законы приняты? — рассуждает сам Шлегель. — Сто процентов все были бы приняты, не было бы ни одного исключения. Потому что никто не спрашивал мнения такого человека, как я. И не надо здесь испытывать никаких иллюзий».

Он проголосовал за. 28 декабря, когда Владимир Путин подписал закон, Шлегель сразу внес поправку, которая выводила бы из-под действия закона детей с инвалидностью. По его словам, он специально подгадал так, чтобы «информационные потоки смешались» и новость вышла в топ Яндекса. «[Люди] начали говорить, что я пытаюсь спасти репутацию. Но внутри системы это было просто...» — говорит Шлегель и показывает кулак, заломив одну руку другой. 

Шлегель не курит — но в тот вечер, по его словам, выкурил пачку на балконе номера в Сочи, куда обычно уезжал с женой отмечать Новый год. «Переживал, что не будет возможности дальше работать. Что я фактически таким образом ставлю крест на своей работе», — вспоминает он. Вскоре ему позвонили из «руководства партии» и спросили, была ли поправка его собственной инициативой — или его попросил выступить кто-то из администрации президента. Шлегель ответил, что придумал это сам.

После праздников он отозвал свою поправку, написав в твиттер, что в нынешнем виде она не может быть принята и работа над ней будет продолжена в межфракционной рабочей группе. Состоялось два заседания, и больше об этой поправке никто не слышал. «Напился в тот день, кстати, — грустно говорит Шлегель. — Насвинячился вообще. Один». 

Государственную думу VI созыва вскоре окрестили «взбесившимся принтером»: после того как Кремль подавил протестное движение, депутаты начали штамповать репрессивные законы, стремительно приближая экстравагантные инициативы Шлегеля пятилетней давности к реальности. Шлегель утверждает, что пытался этому противостоять: например, подписал письмо в защиту Pussy Riot, арестованных за исполнение «панк-молебна» на камеру в храме Христа Спасителя, или выступил на совещании думского комитета по информационной политике, где обсуждался вход в интернет по паспорту, отметив, что «это хуйня полная». «Я говорю: “Это бессмысленно, это не будет работать”. Туда-сюда, — вспоминает Шлегель. — Потом уже надоело, говорю: “Ну, это хуйня полная”. Мне говорят: “Нет, есть решение, все”. Если есть решение, зачем вы меня приглашаете для обсуждения этого говна?» 

К концу его второго парламентского срока Шлегелю исполнилось 30 лет. Он продолжал голосовать за то, за что надо было голосовать: в частности, поддержал аннексию Крыма в марте 2014 года. Однако, по его словам, к тому моменту он уже «физически ненавидел то, чем занимается» и «находился в состоянии такой прям депрессии». «У меня было ощущение, что в какой-то момент он чувствовал себя там лишним и чужим», — подтверждает Дмитрий Гудков, который в тот момент тоже был депутатом Госдумы и приятельствовал со Шлегелем. 

В 2015 году Шлегель удалил твиттер и стал гораздо реже давать интервью. «Это же довольно сложно: не просто нажать кнопку, а выйти в эфир и там защищать позицию, которую лично внутренне не разделяешь, — объясняет он. — Я уже просто хотел, чтобы это закончилось». 

Второго декабря 2019 года Роберт Шлегель проснулся в гостинице на западе королевства Бутан, куда он приехал в командировку. Его мучили джетлаг, тошнота и мысль, что сегодня его будут много обсуждать в интернете. До того только самые близкие друзья его семьи знали, что уже почти год бывший депутат Госдумы от «Единой России» живет с женой и детьми в Германии, где он получил гражданство и работу — его наняли директором по стратегическим проектам и операциям в компанию Acronis, которая занималась разработкой программного обеспечения для безопасного хранения данных.

Теперь все это стало известно журналистам одной из крупнейших немецких газет Süddeutsche Zeitung. В материале, который издание опубликовало в тот день, Шлегелю припомнили всю его российскую политическую карьеру: и фильм про Эстонию, и антизападные высказывания, и голосования за репрессивные законы. Новость о втором гражданстве подхватили российские СМИ. Соцсети кишели едкими комментариями. Шлегель весь день провел в номере, подгружая их через слабый Wi-Fi. Дал несколько интервью. Вскользь обозначил, что переменил взгляды. 

Это не помогло. Руководство Acronis отстранило Шлегеля от работы, а позже уволило. 

Сейчас Шлегель объясняет свою эмиграцию так. В середине 2010-х, когда он еще работал в Думе, он мечтал когда-нибудь получить должность министра связи, но его попытки перейти на работу в ведомство и делать карьеру там результатов не дали. «Вы даже не можете представить, сколько раз я просил о том, чтобы туда перейти. Десятки раз, — рассказывает Шлегель. — Я даже просил перевести меня в региональную почту. И они посчитали, что я шучу. Поржали надо мной просто. То же самое было, когда губернатор Ульяновской области объявил конкурс на министра IT у себя в регионе. Я подал заявку — надо мной посмеялись. А я не шутил. Если бы мне пришло предложение, то я бы от него не отказался». («Холоду» не удалось подтвердить, что такой конкурс проводился.) 

«Если я не ошибаюсь, то он хотел быть вице-губернатором Краснодарского края, — говорит Илья Барабанов. — Но поскольку он проходил в этой внутренней кремлевской системе по линии сурковских, а сурковские были в опале у Володина, то было понятно, что ничего ему не дадут». По словам Шлегеля, параллельно он пытался подаваться на разные должности в ООН, но и там ничего не выгорело. 

Примерно в тот период, в середине 2010-х, Шлегель окончательно понял, что Дума занимается чем-то не тем. Он считает, что просто оказался недостаточно профессиональным политиком: профессионалы, по его мнению, «умеют быть достаточно гибкими и не разочаровываться». «Сидишь с коллегой, смотришь — выступает какой-нибудь министр. Говоришь: “Слушай, ну он же долбоеб, ну что он несет?” — вспоминает он. — И тебе говорят: “А ты чего, не знаешь, что ли? Он на этой позиции, потому что вот это, вот это и вот это”. Ну, понятно».

«Я себя уговорил, что, несмотря ни на что, нужно идти вперед, — продолжает Шлегель. — Это диалог с самим собой. Окей, я предлагаю какую-то ерунду, попробую предложить не ерунду. Предлагаешь не ерунду, тебе говорят: “Нет, вот мы думаем так, твоя задача — принимать то, что мы здесь решили”». 

В итоге, по словам Шлегеля, «человеческое начало победило все остальное». Он намекнул однопартийцам, что готов уступить свой мандат. Когда летом 2016 года «Единая Россия» утвердила свой список кандидатов и Шлегель оказался на непроходном месте, он написал в фейсбуке: «Сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни». Непосвященные спрашивали в комментариях: «Поставил на Исландию в игре с Англией [на чемпионате Европы по футболу]?», «Мальчик или девочка?» 

Так Шлегель остался без работы. По его словам, уйдя с государственной службы, он «ничего не говорил и никого не трогал, потому что надо было кормить детей, строить дом и так далее». Он устроился в «Синергию», крупнейший российский частный вуз с большими связями среди чиновников: основатель компании Вадим Лобов в прошлом был помощником Шлегеля в Думе, и сам он, еще будучи депутатом, делал для университета проект, посвященный «обсуждению и моделированию образов будущего». Теперь он стал вице-президентом департамента коммуникаций «Синергии» и занимался организацией бизнес-конференций в США. 

В одном из видео про будущее, которое Шлегель сделал для «Синергии», звучали такие фразы: «Важно будет, в какую систему ты входишь, какая корпорация обеспечивает твою жизнедеятельность». Во второй половине 2010-х российское государство для него такой корпорацией быть перестало. В 2018-м он ушел из «Синергии» в международную компанию Acronis, созданную российскими инженерами (чем конкретно он там занимался, Шлегель говорить отказывается, ссылаясь на соглашение о неразглашении). Еще через год перевелся в офис в Мюнхене, сделал немецкий паспорт, на который он мог претендовать как потомок «русских немцев», и переехал вместе с семьей в Баварию. Как он пришел к решению о смене гражданства, Шлегель «Холоду» толком не объяснил — разве что сказал, что ему было важно, чтобы немецкая культура стала для его детей родной.

По словам Шлегеля, в Германии он почти ни с кем не общался, потому что опасался лишний раз привлекать внимание. Тем не менее Süddeutsche Zeitung его нашла — и это стоило ему работы. Шлегель до сих пор зол на журналистов: он упирает на то, что его фигура тогда уже не являлась общественно значимой. «Некий человек, который раньше жил в России и работал в Думе, ушел из политики, приехал в Германию и получил паспорт, — рассуждает он. — Я что, политик? Нет. Я что, избираюсь куда-то? Нет. Я занимаюсь какой-то общественной деятельностью? Веду блоги? Я инфлюенсер? Работаю с какими-то меньшинствами?».

Политик Сергей Белоконев, который был в руководящем составе «Наших», а потом заседал в Госдуме вместе со Шлегелем (сейчас он работает в одном из новосибирских университетов), вспоминает, что российская элита новость об отъезде Шлегеля обсуждала очень активно. «Спрашивали меня [о его судьбе] в разных кабинетах, причем довольно серьезных», — рассказывает он. Сам Белоконев считает, что, если бы Шлегелю дали больше возможностей и отправили, например, вице-губернатором «куда-нибудь в Алтайский край», он «сегодня формировал бы отряды, которые бы защищали нашу родину». 

«Возможно, в альтернативной реальности так оно и есть, — отвечает Шлегель. — Но я думаю, я не досидел бы [на государственной должности] до того момента, когда нужно было бы формировать отряды». 

В марте 2022 года, спустя месяц после начала полномасштабного вторжения России в Украину, Шлегель поставил на аватарку в фейсбуке черный квадрат с надписью STOP THE WAR. Пост против войны он написал почти через год, накануне первой годовщины, обозначив, что, по его мнению, война нужна только Владимиру Путину, и вступившись за политических заключенных, в частности за Навального и за Яшина, с которыми он когда-то участвовал в дебатах. «В ситуации, когда у России больше нет ни Конституции, ни независимых госинститутов, ни права, ни даже истории, Россия жива биением храбрых сердец этих людей», — подытожил бывший депутат Госдумы от «Единой России». 

По его словам, Шлегель хотел продемонстрировать, что «даже такие люди, как я, которые не совсем в белом пальто… Точнее, совсем не в белом пальто, могут быть искренне возмущены тем, что происходит». Он говорит, что собирался опубликовать такой пост раньше, но переживал за последствия для родственников, которые остаются в России, а когда писал, то подбирал слова. «То, что я говорю, как правило, значительно менее радикально, чем то, что я думаю, — объясняет он. — Сейчас вот появилась эта запись с Иосифом Пригожиным. Подписаться можно под каждым словом. Я когда со своими друзьями разговариваю, я формулирую ровно так. Какие-то ебанутые ублюдки [развязали войну], ну честное слово. Ладно, не буду ругаться, но я очень зол на это все». 

Реакция на его выступление — многие комментаторы отметили, что он сам участвовал в формировании режима Путина и принимал законы, которые привели к войне — Шлегеля немного обидела. «Я по реакции в интернете вижу, что лучше бы я ничего не говорил, — объясняет он. — То есть я примерно что вижу: “Мразь, сидел бы в России, вот мы тебя посадим, убьем и растворим в кислоте”. Ну охуеть, а для кого тогда я, собственно говоря, [писал]?» Впрочем, некоторые оценили высказывания Шлегеля иначе. «За неимением вообще сколько-нибудь большой толпы кающихся [бывших сторонников режима], честно сказать, не так и плохо на фоне всеобщего бесстыдства, — считает политолог Федор Крашенинников. — Причем над Шлегелем вообще никак не капает, немецкий паспорт у него никогда не отберут. Он мог не только спокойно молчать, более того, он мог бы сейчас зиговать. И ему ничего бы не сделали». 

«За эти созывы Госдумы прошло большое количество людей. Половина из которых, если не две трети, ушло из политики. И они точно так же, как и я, не живут в России, — возмущается Шлегель. — У них есть паспорта других государств. Никто о них ничего не говорит. И они никому не интересны». Он раз за разом подчеркивает, что был всего лишь «частью механизма», который привел Россию к катастрофе, и говорит, что готов принять ответственность только за это: «Я не переоцениваю свою значимость, я едва ли мог бы на что-то повлиять».

Несколько месяцев назад Шлегель вступился в твиттере за Валентину Терешкову, которая в 2020 году предложила «обнулить» президентские сроки Владимира Путина. «Я думаю, что не нужно на нее возлагать ответственность за то, что она выступила по поводу обновления, — говорит он. — Не выступила бы она — выступил бы кто-нибудь другой, это первое. Второе — ее могли попросить об этом при встрече на самом высоком уровне. Она предложила, мог бы кто-то другой это предложить. Какая разница?» 

Весной 2022 года Шлегель получил от бывшего коллеги по Думе Ильи Пономарева приглашение приехать на собрание оппозиционного «Съезда народных депутатов», который, по замыслу Пономарева, должен стать переходным российским парламентом после падения режима. Шлегель отказался. «Что я буду там делать? — грустно спрашивает Шлегель. — Вы посмотрите, что все эти люди про меня думают и говорят. Наворовал много денег, сбежал за рубеж, будучи агентом Путина и ФСБ, душитель свобод. Как можно представить, что я там присутствую? Я все-таки плюс-минус в уме». 

Шлегель по-прежнему живет в Мюнхене и, по его словам, мало с кем общается. Его частый собеседник — это нейросеть ChatGPT. После увольнения из Acronis он работает сам на себя: консультирует IT-компании по вопросам релокации в Сербию, Турцию, Сингапур и другие страны. Параллельно Шлегель заинтересовался своими корнями — и снова вернулся к формату документального ютуб-видео: выпустил часовой фильм «Народ и семья» про русских немцев. За неполных два года ролик собрал меньше девяти тысяч просмотров; комментарии к нему на ютубе отключены.

Сейчас Шлегель ищет финансирование для своих двух стартапов. Получается не очень: в акселераторы не берут, богатый друг отказал с формулировкой «Если бы ты был не ты, то можно было бы поддержать». «Прошлое такое», — вздыхает он. По его словам, он даже думал о том, чтобы сменить имя и фамилию и написать в фейсбуке: «Роберта Шлегеля больше нет. Есть какой-то другой человек, но вы его не знаете, всем спасибо, было очень приятно». 

В 2017 году, когда бывшая пресс-секретарь «Наших» Мария Дрокова получила американскую грин-карту и вызвала широкое обсуждение в соцсетях, Роберт Шлегель опубликовал пафосный пост в ее защиту. «Человек может менять свои взгляды в течение своей жизни, — писал он. — И не раз. Он может менять окружение, профессию, религию, менять имя, фамилию и, страшно подумать, даже пол может менять. Может жить там, где хочет, заниматься тем, чем считает нужным, и ни у кого об этом не спрашивать. Потому что жизнь человека принадлежит в первую очередь ему самому и это его личное дело, его свобода, как он ею распоряжается, нравится кому-то это или нет». 

В отличие от Роберта Шлегеля, Дрокова действительно сменила фамилию. Теперь она Бухер, у нее свой венчурный фонд в Калифорнии. Шлегель приходил со своими идеями стартапов и к ней. «Маша тоже отказала. То есть даже для нее я токсичный человек, — говорит Шлегель с обидой. — Маша не была депутатом. Маша не голосовала за Крым, за “закон Димы Яковлева”. Маша вообще белая и пушистая. И дай ей бог, чтобы и дальше у нее все было хорошо. Зачем ей я?»