Наблюдатели называют происходящее в войне России и Украины новым переходом к «войне на истощение». Что это значит и чем может закончиться? «Холод» спросил об этом военного исследователя, бывшего члена команды Conflict Intelligence Team Кирилла Михайлова и попросил разобрать это все на примерах прошлых войн.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Давайте поясним, какие вообще бывают этапы войны?
— Военные теоретики 1920-х годов на основе Первой мировой войны выделяли два варианта ведения боевых действий: на сокрушение противника или на истощение. Чаще всего никто не хочет вступать в войну на истощение — все хотят победить быстро.
Маневренная фаза — это быстрое уничтожение значительных сил противника при отсутствии больших потерь со своей стороны. Она может привести к быстрому завершению войны. Пример маневренного этапа мы наблюдали осенью 2022 года, когда ВСУ отбили Харьковскую область.
Но во время боев иногда наступает такая ситуация, когда ни одной из сторон не удается прорвать фронт и захватить инициативу. Тогда война переходит к фазе истощения.
Суть войны на истощение — нанесение планомерного урона противнику, причем не только на поле боя, но и в тылу. Это касается не только обстрелов на фронте, но и ослабления воли противника к продолжению войны. При этом важно, чтобы потери собственной армии были менее значительными. Хрестоматийным примером можно считать Западный фронт Первой мировой войны: когда линия фронта практически не двигалась очень долгое время, но стороны истощали друг друга.
При этом война на истощение и маневренная фаза не взаимоисключающие. Есть примеры, когда во время маневренной войны одна из сторон активно применяет стратегию истощения противника без попытки его сокрушить. Таким примером можно считать ход Первой мировой войны на Восточном фронте: в 1914 году были попытки российского наступления, в 1915 году прошло масштабное наступление центральных держав, в 1916-м — российская армия предприняла знаменитый Брусиловский прорыв, то есть за все это время было много наступательных маневров. Но, несмотря на это, Россия проиграла войну на истощение: население оказалось не готово продолжать боевые действия.
Еще одним примером сочетания фаз можно назвать Восточный фронт Второй мировой войны. Несмотря на то что он был максимально маневренным со стороны немецкой армии — там были классические окружения, прорывы войск, — советские войска в 1941 году наносили контратаки по флангам. Их целью было не столько уничтожение, сколько нанесение наибольшего урона, попытка как можно дольше задержать противника. И эта стратегия сработала: к моменту, когда немецкая армия дошла до Москвы, их танковые резервы существенно поредели, армия была истощена и не смогла взять Москву.
Также в начале полномасштабного вторжения действовала и Украина. Было понятно, что у Украины нет никакой возможности разгромить одним решительным ударом наступающие российские войска: они были слишком многочисленны и сконцентрированы в определенных направлениях. Но повреждение артиллерийскими обстрелами, действия отдельных групп, спецназа или партизанских движений — все это истощало противника во время его маневренного наступления. И эта стратегия главнокомандующего ВСУ генерала Валерия Залужного сработала: россиянам пришлось уйти из Киевской, Черниговской и Сумской областей Украины. А потом это все привело к тому, что российская армия потерпела серьезное поражение под Харьковом и вынуждена была отойти из Херсона.
Но стоит помнить, что война на истощение не обязательно заканчивается капитуляцией одной из сторон. Конечно, противники стремятся именно к этому, однако история знает такие примеры, когда война заканчивается как бы ничем: когда обе стороны решают, что им выгоднее прекратить боевые действия, чем продолжать их.
Самый известный пример — это Ирано-иракская война 1980–1988 годов. Обе стороны бомбили города ракетами и пытались ограничить друг другу экспорт нефти, нападая на танкеры. Эта война длилась девять лет, там были достаточно мощные наступательные и оборонительные операции, противники понесли огромные потери, погибли сотни тысяч людей. В итоге обе стороны поняли, что они не готовы продолжать. Война закончилась статус-кво и несущественными территориальными изменениями.
А вообще, можно ли, полагаясь на опыт предыдущих войн, как-то планировать или предсказывать текущие войны? Ведь появляются все новые технологии ведения войны.
— Текущая война в Украине — это во многом беспрецедентный случай. Такого в новейшей истории еще не было, чтобы так долго воевали страны, одна из которых превосходит другую втрое по количеству населения и по объему промышленного производства. Например, Финляндия продержалась против СССР меньше, чем полгода, и пошла на уступки. Других примеров — чтобы заведомо более слабая страна держалась больше полутора лет в конвенциональном (а не в партизанском) противостоянии и дала бы такой отпор — практически не существует. Более-менее близкий пример — это гражданская война в США (разумеется, если не касаться политической составляющей конфликта). Население Севера превосходило Конфедерацию в два с половиной раза. И несмотря на морскую блокаду, численное преимущество и волю к победе северной армии, которая состояла в основном из добровольцев, Юг смог продержаться четыре года. Потом они капитулировали, но тем не менее продержались они долго.
Хотя сравнивать это, наверное, нельзя. Сейчас боевые действия изменились. Из-за новых технологий, в том числе дронов, высокоточной артиллерии, крупные механизированные операции больше не работают. Сейчас армии столкнулись с тем, что надо менять концепцию боя, и им приходится переизобретать стратегию ведения войны. Конечно, можно провести некоторые параллели с тем, как командиры Севера и Юга обнаружили, что наполеоновская тактика массированных атак пехоты и кавалерии, которой те учились в Вест-Пойнте, перестает работать из-за появления более дальнобойных и смертоносных ружей и артиллерии, но все же технологические отличия делают любые такие сравнения некорректными.
Еще существенное отличие между прежними войнами и теми, которые идут сейчас — это возможности вмешательства государства в экономику и мобилизации людей. Раньше не было такого могучего аппарата, сейчас же государство может найти человека где угодно.
Вы сказали, что обычно никто не хочет вступать в войну на истощение, все хотят победить быстро. Но разве для России сейчас не выгодно затягивание войны?
— Иногда стратегию войны на истощение выбирают осознанно и это действительно приводит к успеху. Например, такое было во время гражданской войны в США, которую мы уже обсуждали. Сперва стороны пытались разгромить друг друга, но в какой-то момент у президента Линкольна, лидера северян, появились генералы, осознавшие, что им достаточно постоянно бить конфедератов и неважно, какой будет результат. Население Севера было в два с половиной раза больше, чем население Конфедерации — северные штаты были куда более промышленно развиты, а значит, могли восполнять потери вооружений. Кроме того, Север установил морскую блокаду. Конфедератам было очень сложно восполнять потери; потратив ресурсы и потеряв волю к дальнейшим сражениям, Юг стал проигрывать на поле боя. После одного из поражений конфедератам пришлось капитулировать.
Преимущество здесь, как правило, на стороне у тех, у кого больше ресурсов — можно сравнивать по показателям ВВП. Очевидно, страны, которые могут произвести больше вооружения и мобилизовать больше людей, побеждают в войнах на истощение чаще.
Страна с таким потенциалом сейчас Россия, поэтому мы можем увидеть обсуждения того, что ей выгодно затягивание войны. Но к этим словам стоит относиться с осторожностью. Стоит помнить, что первые дни войны показали, что Россия ожидала быстрой победы, и провал планов по наступлению нередко потом оправдывают тем, что пытались истощить противника (в Z-среде называют это «перемалыванием»).
Классический пример такой подмены понятий был во время Первой мировой войны, когда начальник немецкого Генштаба Фалькенгайн планировал битву под Верденом. Он считал, что противник будет вынужден проводить контратаки на других направлениях фронта, которые можно будет сокрушить. Но ничего не получилось. И позже в своих мемуарах он утверждал, что у него изначально был план истощить французскую армию.
С Верденской битвой сравнивают сейчас битву за украинский Бахмут, где россиянам, хотя они и захватили руины города, также не удалось прорвать фронт и развить успех. Здесь уже Евгений Пригожин утверждал о существовании плана истощения ВСУ «Бахмутская мясорубка».
При этом мы видим, что российские командиры так или иначе пытаются предпринимать маневры — они хотят быстрой войны. То, что сейчас происходит под Авдеевкой, — яркий пример попытки маневренного наступления. Или то, что происходило на Купянском направлении.
Но существуют и примеры, когда заведомо более слабая сторона истощала противника до тех пор, пока он не терял волю к победе. Таким примером можно назвать войну США во Вьетнаме или США и СССР в Афганистане. Но большая проблема такого типа войны в том, что это приводит к непропорциональным потерям для обороняющейся стороны.
Стоит учитывать, что немаловажную роль играет воля к победе, которая даже у больших и могущественных держав в результате войны на истощение может иссякнуть. Общество может донести до руководства страны, что устало продолжать войну. В демократических странах для этого есть механизмы. Собственно, так и случилось, например, в США, когда избранный президент Ричард Никсон принял решение выводить войска из Вьетнама.
В этом смысле Россия, которая объективно является более сильным противником, чем Украина, представляется нам черным ящиком. Невозможно предположить, что должно случиться, чтобы российское общество сказало, что не хочет больше продолжать эту войну. И как оно может это донести до руководителей государства.
Если я правильно вас поняла, есть два главных фактора, которые влияют на успех в войне на истощение: первое — это возможность производить вооружения и боеприпасы, а второе — воля к победе. Есть ли еще что-то?
— Кроме производства вооружения и боеприпасов, не стоит забывать про важность производства товаров народного потребления в каком-то количестве. Во время Первой мировой войны власти Германии убеждали население, что брюква — это что-то вроде европейского ананаса. Но немцы не захотели жить на одной брюкве третью зиму, и это стало одним из факторов, повлиявших на то, что Германия согласилась на капитуляцию.
Недемократическая Россия в этом смысле может намного больше, чем Европа и США, которые поддерживают Украину. Демократии, которые не участвуют в войне напрямую, не могут так быстро перекраивать бюджеты и переориентировать свое производство под военные цели.
В качестве примера можно привести, опять же, гражданскую войну в США. Армия Севера по большей части состояла из добровольцев, и это, безусловно, влияло на волю к победе. Но важную роль также сыграли организационные возможности по производству снарядов, по выстраиванию логистики. Север справился с организационными задачами намного лучше (например, благодаря тому, что привлек к выстраиванию логистики представителей крупного бизнеса), поэтому конфедераты вынуждены были капитулировать.
В этом смысле у России есть преимущество, ведь у стран, поддерживающих Украину, нет никакого единого органа, который решал бы, как им наращивать производство. Есть коалиция «Рамштайн», в которой участвуют более 50 стран, но они только совещаются и принимают решения о выделении поддержки. Однако практические вопросы, как это все будет производиться, они не решают. В итоге мы пришли к тому, что ЕС пообещал Украине миллион снарядов, прошло уже более половины срока, а предоставлено пока только 300 тысяч.
Но некоторые преимущества есть и у Украины. Например, инновационный потенциал. Вспомните Министерство цифровой трансформации, которое лоббирует производство дронов. Таких инновационных драйверов в Украине довольно много. Кроме того, у России есть существенный недостаток — коррупционная составляющая, которую всегда следует иметь в виду. Масштабные планы по производству в реальности часто не вполне соответствуют задумке.
При этом чем дольше длится война, тем больше риска, что страны Запада начнут отказываться от военной и финансовой поддержки Украины. Особенно это может происходить в результате выборов новых президентов и правительств. Поэтому надеяться на войну на истощение вдолгую — это плохая стратегия для Украины, даже при условии того что сейчас эта фаза работает против российской армии. Думаю, именно поэтому Залужный и говорит, что надо стремиться к тому, чтобы перейти к маневренной войне.
Есть ли у вас какой-то прогноз или понимание, чем и когда может закончиться война в Украине?
— Мне нравится вывод Майкла Кофмана, хочу с ним солидаризироваться. Он говорил, что фактически происходящее в Украине после 24 февраля можно разделить на две войны. Первая война проходила в феврале, марте и апреле 2022 года, и это была война за сохранение украинской государственности. То есть тогда стоял вопрос, будет ли Украина существовать как самостоятельное государство, и Украина эту войну выиграла. Сейчас уже невозможно представить, что Россия сможет захватить Киев.
Вторая война, которая идет сейчас, — за определение границ украинской государственности. И здесь, грубо говоря, возможны варианты. Война может закончиться деоккупацией Крыма и Донбасса, может — восстановлением ситуации, которая была 23 февраля 2022 года, может закрепиться в рамках тех позиций, которые стороны занимают сейчас.
Либо войну удастся довести к логическому концу, когда обе стороны решат, мол, спасибо, на этом хватит, либо она приведет к поражению одной из сторон. Я очень хочу, чтобы Украина победила и восстановила свою территориальную целостность. Но прогнозы я делать не готов.
