Штурм аэропорта в Махачкале антисемитски настроенной толпой стал полной неожиданностью для большинства наблюдателей — возникли даже конспирологические версии, что эти выступления специально инспирировали местные или федеральные власти. Между тем у еврейского вопроса в Дагестане есть большая предыстория: здесь много веков живут горские евреи — и их сосуществование с мусульманским населением региона вовсе не всегда было мирным. Чтобы разобраться в контексте случившегося, «Холод» поговорил с Валерием Дымшицем — этнографом, историком горских евреев, сотрудником центра «Петербургская иудаика» Европейского университета в Санкт-Петербурге, который не раз ездил с научными экспедициями на Северный Кавказ.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Давайте для начала выясним: кто такие горские евреи?
— То сообщество, которое называется еврейским народом, — это полиэтническое общество: оно включает в себя множество этносов, объединенных религией и самосознанием. Каждая еврейская этническая группа имеет свое происхождение, территорию возникновения, свой вернакуляр (язык повседневного общения, который отличается от языка религии, древнееврейского), свои обычаи, культуру, костюм, фольклор, кухню и так далее.
Горские евреи — это одна из таких еврейских этнических групп. Горскими они называются на русском языке, сами же они называют себя «джууро», что, собственно, переводится с горско-еврейского языка как «евреи».
Их историческая родина — это Восточный Кавказ, область, где Кавказские горы подходят к Каспийскому морю. В современном политическом делении это южный Дагестан и северный Азербайджан. В XIX веке горские евреи из Дагестана расселились по всему Северному Кавказу, а позднее из-за миграционных процессов достаточно широко распространились по всему миру. Самая большая горско-еврейская община сейчас находится в Израиле. Много горских евреев также живет в Москве, США и Европе.
А в Дагестане их сейчас сколько?
— Максимум три-четыре тысячи. Но я с этой оценкой не вполне согласен и думаю, что на деле горских евреев в регионе и того меньше. Дело в том, что цифры берут в расчет и тех, кто технически в Дагестане не живет: людей с дагестанскими корнями, у которых там остаются дома и родня, но живут они давно в Израиле или Москве.
Можно ли говорить, что горские евреи уезжали из Дагестана из-за того, что им там что-то угрожало?
— Люди по большей части мигрировали из-за экономических причин. Но, как всем известно, время от времени в любом регионе и стране мира, где проживали евреи, происходили насильственные эксцессы, которые плохо сказывались на еврейских общинах и приводили к миграции. Дагестан не стал исключением из этого правила.
В разные времена и там случалось насилие, которое заставляли евреев переселяться. Так, в XIX веке, во время Кавказской войны, градус религиозного противостояния повысился, появилась нетерпимость к иноверцам — и евреи вынуждены были мигрировать под защиту русских крепостей на Северном Кавказе. Тогда появились еврейские общины в Грозном, Нальчике, Кизляре и других русских крепостях. В Гражданскую войну на Кавказе насилие приобрело массовый характер — были и погромы, и убийства.
Подобные эксцессы происходили и сильно позже, в послевоенное время. В августе 1960 года в Буйнакске в одной из газет была опубликована статья «Без бога — широкая дорога» некоего Мармудова. В ней утверждалось, что евреи покупают 5–10 граммов мусульманской крови, разбавляют ее в большом ведре воды и продают другим евреям. Содержание этой статьи в тот же день было передано по местному радио. Дело едва не кончилось погромом. Для того чтобы разрядить обстановку, потребовалось вмешательство Москвы.
В начале 1990-х годов, сразу после распада Советского Союза, горские евреи в Дагестане оказались объектом очень жесткого криминального насилия: это был отъем собственности и убийства. Многие горские евреи тогда уехали за пределы национальных республик — кто-то в Ставропольский край, кто-то в Москву, кто-то в Израиль.
После этого ситуация на Кавказе стала более упорядоченной и мирной. До последнего времени горские евреи не становились объектами массовых эксцессов подобного толка.
Почему они случились именно сейчас?
— Невинные мусульмане, которые страдают сейчас от военных действий в секторе Газа, вызывают естественное сочувствие у единоверцев по всему свету. Митинги и демонстрации в поддержку Палестины проходят в США, Европе, мусульманских странах.
Я не готов обсуждать, хорошо ли поступают люди, выходящие на такие митинги, и с кем нужно в этой ситуации быть солидарным — с Израилем или с палестинцами. У меня на этот счет есть своя точка зрения, но она в данном случае несущественна. Важно, что такие акции происходят. Люди выходят на улицы и демонстрируют солидарность с теми, с кем считают нужным. Мирный политический протест — легитимная форма коллективного политического действия, который бы выглядел естественно в Дагестане, где абсолютное большинство населения — мусульмане и сочувствуют палестинцам. Но ситуация приняла иной оборот.
Дело совсем не в том, что дагестанцы поголовно — злобные антисемиты, скорее наоборот. Дагестан — регион, в котором живет множество разных этносов, люди умеют находить друг с другом общий язык. Однако там, как и везде, есть какое-то количество людей, зараженных всякого рода ксенофобскими и антисемитскими настроениями. Некоторые разделяют такие взгляды в силу старинных предрассудков, другие пришли к ним после обращения к новым радикальным формам ислама.
В Дагестане население склонно к прямым действиям. Прошлой осенью, когда в России началась мобилизация, Дагестан был единственным российским регионом, в котором выступления против нее носили довольно резкий и силовой характер.
И это не единственный такой случай. Каждый раз, когда в разных населенных пунктах Дагестана происходят перебои со светом и газом, что нередко случается в силу плохой экономической ситуации и массы инфраструктурных проблем, люди устраивают массовые и довольно агрессивные акции.
Я совершенно не хочу сказать, что в аэропорту Махачкалы были те же самые люди, которые осенью протестовали против мобилизации. Но такая реакция — часть местной политической культуры.
Дагестан — регион с незавершенной модернизацией, с продолжающимся массовым переселением сельского населения в города, с высоким по российским меркам уровнем рождаемости, а значит, с большим количеством молодежи. Эти молодые люди — по большей части переселенцы из сел — вырваны из традиционной среды обитания и, соответственно, утратили какие-то сдержки и противовесы, которые предлагала традиция. Они дезориентированы, они бедны, они безработные, у них масса социальных и экономических проблем.
И на фоне общей напряженности, общего неблагополучия, определенной культуры политического поведения война в Израиле послужила своего рода триггером.
То есть, не будь люди раздражены общей ситуацией в регионе, они бы вряд ли поверили, что к ним приехали евреи из Израиля с целью вытеснить их с их территории?
— Коллективная паника, на самом деле, выросла из вполне себе здравого предположения, что горские евреи захотят отправить своих женщин, детей, стариков, тех, кто не может принимать участие в защите Израиля, туда, где они жили до репатриации, к родне или к друзьям.
Отсюда возник лозунг: «Не пустим израильских беженцев в Дагестан». Такие настроения особенно опасны в традиционалистском и фрустрированным какими-то проблемами обществе. Люди вдруг узнают, что появился некоторый невидимый, тайный и оттого еще более ужасный враг, и бегут его ловить. Эти настроения, как степной пожар, овладевают очень многими. И вот люди берут штурмом аэропорт в Махачкале и нападают на отель в Хасавюрте. Им уже неважно, что с середины 1990-х годов в Хасавюрте не осталось горских евреев. Они боятся, что евреи вернутся, и не хотят этого, потому что полагают, что все евреи — враги мусульман.
Важную роль в этой вспышке агрессии сыграли и соцсети, с помощью которых, как мы понимаем, очень легко мобилизовать толпу. Однако не стоит забывать, что в событиях в аэропорту принимало участие от двух до трех тысяч человек, и это в Махачкале, население которой составляет около миллиона человек. То есть речь идет об очень маленьком, но гиперактивном меньшинстве.
Вы сказали про мобилизацию толпы, а кому выгодно было ее мобилизовывать? Кто-то говорит, что дагестанцев спровоцировало то, что в Кремле встречаются с представителями ХАМАСа. Власти, наоборот, утверждают, что все это происки иностранных спецслужб.
— Я прежде всего не люблю конспирологические объяснениями, они мне кажутся избыточными. Более того, они засоряют нашу способность к анализу. Версию со вмешательством зарубежных спецслужб я хотел бы снять с обсуждения. Мне она кажется совершенно нереалистичной и нерелевантной.
Что касается ответственности российских властей, безусловно, власти — и центральные, и местные — несут общую политическую ответственность за произошедшее. Любая власть отвечает за проблемы, которые происходят на той территории, которой она управляет. Местная власть на Северном Кавказе и в Дагестане, в частности, проявила, на мой взгляд, преступную халатность. Первые антисемитские вылазки начались за два дня до безобразий в Махачкалинском аэропорту. Это никого совершенно не взволновало. Никто из властных структур не принял никаких мер.
В зарубежных странах любую пропалестинскую акцию сопровождают полицейские кордоны. Я думаю, что власти этих стран предпринимают нужные меры предосторожности ввиду того, что обстановка сейчас накалена до предела. Митингующие видят полицию, и у них не возникает мысли бить витрины или как-нибудь еще безобразничать.
А тут люди собирают митинг перед аэропортом в Махачкале, а полиция находится в состоянии полной расслабленности. Это в Дагестане, где народ гораздо больше склонен к прямому действию, где практически 100 процентов населения — мусульмане, где много индоктринированной радикальным исламом молодежи.
С моей точки зрения, это халатность, но не злой умысел. Грубо говоря, представьте себе, что у вас дома течет водопровод. Согласитесь, что есть разница между ситуацией, когда ваш водопроводчик не профилактирует возможные аварии — и ситуацией, когда некий безумный водопроводчик приходит и нарочно создает течь.
Повторюсь, злого умысла быть не могло, потому что ни центральным, ни местным властям такого рода эксцессы абсолютно не нужны. Мы, собственно, это очень хорошо видим по довольно жесткой реакции властей на произошедшее. Какую-то группу участников этих беспорядков в аэропорту арестовали. И все высказывания руководства пока сводятся к одному: «Вот только попробуйте еще раз, головы всем поотрываем». То есть постфактум стало понятно, что произошло что-то очень нехорошее и теперь надо принимать меры. Но лучше бы их принимали не после, а до.
Любые конспирологические теории о том, что кто-то кого-то научил плохому, кроме всего прочего, ужасны еще и тем, что со всех людей — и тех, кто поступает плохо, и тех, кто поступает благородно, — снимают всякую ответственность. Мы все выглядим манипулируемыми марионетками. Подобные высказывания основаны на колониальной оптике. Между условным туземцем и ребенком ставится знак равенства. Считается, что пришли взрослые и научили дагестанцев плохому. Что, конечно же, в корне неправильно. Дагестанцы — взрослые, адекватные люди, такие же, как и любые другие, и им не стоит отказывать в субъектности.
Понятно, почему случившееся невыгодно местным властям. А почему это не нужно федеральным? Потому что еврейские погромы в России подсвечивают ложность риторики о денацификации Украины?
— Да, в том числе поэтому. Согласитесь, не очень удобно бороться с нацизмом в Украине, когда у самих происходят еврейские погромы.
К тому же в последнее время российская власть вкладывает большие деньги в реализацию туристических проектов в Дагестане. Дербент, по их замыслу, должен был стать туристической столицей региона. Древний город с изумительными старинными памятниками — в него вложили очень большие деньги, там построена туристическая инфраструктура. И тут в аэропорту соседнего города происходит такое.
Конечно, еще рано говорить, как произошедшее отразится на притоке туристов в регион. Но, думаю, многие решат, что им не надо лететь в Дербент, раз поблизости людей в аэропорту побили.
Я знаю, что вы говорили с некоторыми представителями горских еврейских общин в Дагестане. Расскажите, какие у них настроения, как председатели общин собираются реагировать на произошедшее?
— Настроения, безусловно, тревожные: люди опасаются за свою безопасность, потому что в воздухе, как это в старой советской песне пелось, пахнет грозой. Но все, конечно, будет зависеть от того, какое развитие получит эта ситуация в ближайшей перспективе. Я очень надеюсь, что все быстро кончится. Сейчас местная власть сделала несколько жестких заявлений о том, что ничего подобного больше не допустит. Не думаю, что в данном случае это пустые слова: властям действительно важно ничего не допустить.
Если события в аэропорту останeтся локальным эпизодом, то, наверное, через какое-то время ситуация придет к равновесию, хотя осадок, что называется, останется. Если, не дай бог, это все получит какое-то продолжение, что мне пока кажется маловероятным, тогда все будет очень грустно.
Вы упомянули, что в Дагестане стало больше проявлений радикального ислама. Многие еще начали вспоминать в контексте этих событий резкие пропалестинские заявления президента Чечни Рамзана Кадырова.
— Я не исламовед, но, насколько мне известно, в Чечне придерживаются не радикального ислама, а вполне традиционного. Что же касается его заявлений про войну в Израиле, они, безусловно, резкие. Политические амбиции Кадырова, как я понимаю, заключаются в том, чтобы быть представителем всей мусульманской общины России. А война в Израиле беспокоит мусульман во всем мире, поэтому он не мог не высказаться об этом.
Но, как мы смогли удостовериться, резкость эта была только на словах. Как только начались беспорядки в соседнем регионе, сотрудники его администрации сделали несколько заявлений о том, что антисемитские проявления недопустимы, что любой, кто в эту сторону рукой пошевелит, сразу по этой руке больно получит. И в Чечне такие беспорядки случиться не могли, потому что там, во-первых, нет евреев, а во-вторых, у власти в регионе монополия на насилие и народ по струнке ходит.
Повторюсь, я не занимался исследованием ислама в современном Дагестане и могу высказываться только как сторонний наблюдатель. Мне Дагестан всегда казался территорией очень высокой взаимной толерантности. Вот, скажем, в том же Дербенте, главном историческом центре горских евреев, я нередко становился свидетелем того, как официантки в кафе — одна в хиджабе и в закрытой одежде, другая в юбке до колена, в блузке и с непокрытой головой — весело между собой общаются и дружно подают еду посетителям.
В Чечне, например, такое трудно себе представить. Там власть довольно жестко насаждает исламские стандарты, и девушки с непокрытыми головами не ходят. А в Дагестане это не воспринимается как нечто неправильное. Кто-то следует радикальным версиям ислама, но большинство следует умеренным — и к женщинам без хиджаба относятся довольно спокойно.
Я хотел бы отдельно подчеркнуть: всегда нужно взвешивать каждое слово, а в такой тяжелой ситуации — особенно. Скажу еще раз: в Дагестане речь идет об эксцессах, связанных с агрессивным, радикальным, именно в силу этого радикализма заметным, но меньшинством.
