Светлане Зотовой из Ярославля 56 лет. В юности она работала санитаркой в роддоме, а потом уволилась и стала воспитывать детей. У нее их трое: 32-летний сын и две дочери — 20 и 13 лет. Несмотря на это, Зотова не боится открыто выражать свою политическую позицию. Она давно придерживается оппозиционных взглядов: выходила на митинг «Он вам не Димон» и на акции в поддержку белорусов в 2020 году, а также на одиночные пикеты после отравления Алексея Навального. В феврале 2023 года дочь Светланы, Валерию (на фото), задержали и осудили на шесть лет колонии за то, что она якобы пыталась поджечь пункт сбора помощи для российских военных. Теперь в оправдании терроризма обвиняют саму Светлану — 15 ноября у нее состоится суд, после которого ей грозит до 10 лет колонии. Но она, кажется, ничего не боится — собирает вещи в колонию, но продолжает открыто выступать против войны. «Холод» поговорил с Зотовой и рассказывает ее историю.
В ночь на 17 февраля я проснулась от какого-то шума в квартире. Открыла глаза, а около моей кровати стоит несколько мужчин в черном обмундировании — бронежилеты, маски на лицах.
Дома я была одна. Муж уехал в командировку, младшая дочь ушла на ночевку к подруге, а старшая — Лера — сказала, что пойдет погулять. Я не стала ее дожидаться и легла спать, а когда проснулась, оказалось, что в квартире идет обыск. С меня буквально сдернули одеяло, включили видеосъемку на телефоне и стали спрашивать про какие-то ножи, гранаты и боевые патроны. Я была в шоке: никто не представился, не показал никаких документов.
Мне не разрешили позвонить мужу, не позволили даже сходить в туалет. Говорили, мол, я плохо воспитала детей. Наверное, думали, что могут меня запугать, матерились. Но я не из пугливых, отвечала им тоже с матами — они офонарели от того, как я держалась. На мои вопросы о том, что произошло, никто не отвечал: «Вы сами все знаете». А я даже не подозревала, в чем может быть дело.
Только в конце мне сказали, что моя дочь задержана и вроде как обвиняется в терроризме. Как я поняла, они взяли ее ключи и сами вошли в квартиру, пока я спала.
Валерию Зотову обвиняют в попытке поджечь пункт сбора помощи для мобилизованных в селе Карабиха Ярославской области. Ночью 16 февраля ее задержали, изъяв пять литров бензина, пустые бутылки из-под пива, зажигалку, айфон, банковскую карту и два чека с заправки на сумму 211 рублей — столько стоило горючее. ФСБ считает действия Валерии покушением на теракт.
Как выяснили журналисты «Медиазоны», перед задержанием Валерия переписывалась в ватсапе с мужчиной, который называл себя «Андреем из СБУ». Он присылал ей цветы и обещал две тысячи долларов за поджог здания. Известно, что «Андрей» написал Валерии первым, еще в декабре 2022 года.
На допросах Зотова рассказала, что планировала обмануть «Андрея»: сфотографировать бутылку с бензином на фоне здания, чтобы получить деньги.
Одновременно со знакомством с «Андреем», Валерия также познакомилась с некой «Кариной», которая, по сути, подначивала Зотову совершить поджог. В обвинительном заключении Валерии сказано, что «Карина» была агентом ФСБ.
Защита Валерии уверена, что она стала жертвой провокации силовиков и никакого «Андрея» на самом деле не существовало, а переписка велась сотрудниками ФСБ.
«Подставили фээсбэшники»
Силовики уехали около трех часов ночи. Спать я уже не могла, ходила из комнаты в комнату. Утром купила новый телефон, позвонила мужу и сыну. От Леры не было никаких известий, мы не знали, где она и что с ней.
Два дня я не могла ни есть, ни спать — сидела в кресле. То рыдала, то смотрела в одну точку и не понимала, что делать. А потом мне сын сказал, чтобы я связалась с ОВД-Инфо. Так я узнала, что в России есть правозащитные организации, которые помогают задержанным на митингах и политзаключенным. Был уже вечер, но я все равно сразу же позвонила, и мы проговорили до середины ночи.
Мне сказали, что сперва надо понять, где находится Лера. Мы нашли ее только 20 февраля, на четвертый день после задержания. К тому моменту ее уже отправили в СИЗО. Лера потом мне говорила, что думала, что мы про нее вообще забыли, что она нам не нужна. Представьте, ее среди ночи задержали и несколько суток допрашивали, не давая ни переодеться, ни поспать нормально, ни позвонить нам — требовали от нее признательных показаний.
Вообще, у нас в семье все против войны. Но мы не особо много это обсуждаем. Муж постоянно в командировках, сын живет отдельно, Лера уезжала на работу в восемь утра (она работала на складе магазина «Магнит»). Возвращалась в десятом часу, уставшая, ужинала, ложилась спать, а назавтра опять шла на работу. Иногда говорила, мол, скорее бы все это [война] закончилось. Младшая еще маленькая, чтобы обсуждать, но она тоже все прекрасно понимает.
Я знала, что Лера переписывается с кем-то. Она упоминала некого мужчину из Украины, что он якобы в нее влюблен. Я ее несколько раз предупреждала, чтобы она была аккуратна, что российские силовики могут обмануть. Так и вышло. Я уверена, что Леру подставили фээсбэшники. Уверена, что это они от лица украинца специально с ней переписывались.
Особо опасная преступница
Еще до ареста Леры у меня уже был контакт с российской судебной системой. После начала войны внутри копилась злость и протест против действий Путина. 11 октября 2022 года, после российского обстрела по Киеву, мне захотелось показать, что не все в России поддерживают происходящее.
Я купила желто-голубые хризантемы и хотела оставить их на улице, возле одного из ларьков. Но какому-то мужику это не понравилось — он начал орать, звать полицию. Меня задержали и отправили в спецприемник на двое суток. После был суд, где меня признали виновной в дискредитации российской армии и обязали выплатить штраф 30 тысяч рублей. Но я ничего не платила. И не планирую (за неуплату штрафа грозит до 15 суток административного ареста или увеличение штрафа вдвое. — Прим. «Холода»).
14 марта, через месяц после того как Леру задержали, пришли уже и за мной. Я была дома на кухне, у нас небольшой коридорчик до входной двери; в какой-то момент я услышала, как в дверь долбятся со страшной силой. Открыла — там силовики. Один из них ткнул мне в лицо корочку и сказал, что мне надо проехать по Лериному делу в отделение. Соврал.
Когда меня на улицу вывели, мне так смешно стало. За мной приехало несколько оперативников и ОМОНовцы в касках. Словно я особо опасный преступник, для задержания которого нужно с десяток силовиков.
В отделении один из сотрудников на меня кричал, оскорблял с матами, даже замахивался, словно хотел ударить. Орал: «Ах ты тварь ебучая! Там наши парни гибнут, а ты!». Будто это я их парней на войну отправляла. Другие вели себя подчеркнуто вежливо. А я все время думала, что если они со мной себя так ведут, то что же они делали с Лерой? Я-то стойкая, а она у меня очень добрая и наивная девочка.
Через несколько часов криков меня отвезли к следователю, который сообщил, что меня обвиняют в оправдании и призывах к терроризму и экстремизму из-за комментариев в телеграме. Следователь спрашивал, оставляла ли я эти комментарии, поддерживаю ли спецоперацию, что думаю про подрыв Крымского моста. В какой-то момент он сказал, что если я «сдам» кого-нибудь, то, мол, меня отпустят. Я вообще не поняла, что значит «сдать». Мне объяснили, что надо каких-нибудь наркоманов назвать, чтобы их можно было осудить, и тогда меня якобы освободят. Я никого, конечно, не «сдала».
По версии следствия, в сентябре 2022 года Светлана Зотова оставила несколько комментариев в телеграм-канале «Боец Анархист», а в январе 2023 года еще один комментарий в телеграм-канале «Украина 24/7». Следствие не приводит полное содержание комментариев, якобы написанных Зотовой-старшей, упоминая только первые и последние слова сообщений: «мирные», «русские у вас», «все правильно» и «проиграл».
«Зона солидарности» нашла комментарии в телеграмм-канале «Боец Анархист»: «Мирные митинги до жопы» и «русские у вас есть шанс совершить великую революцию 2022 года. Свергайте эту преступную власть пока она не привела мир к ядерной катастрофе». «Медиазона» приводит текст еще одного комментария: «Все правильно говорит! Молодцы что взорвали Керченский мост, надо еще раз взорвать, чтобы хуйло проиграл!!!».
Следователи расценили эти сообщения как оправдание и призыв к терроризму и экстремистской деятельности. Светлана Зотова говорит «Холоду», что не помнит, оставляла ли эти комментарии или нет. Ей грозит до 10 лет лишения свободы.
Правозащитная организация «Зона солидарности» помогла мне найти адвоката. По его совету, я ничего не говорила следователю, брала 51 статью Конституции (статья, которая дает человеку право не свидетельствовать против себя и близких. — Прим. «Холода»). Потом очень жалела, что не сказала все, что думаю об этом следователе. Вряд ли мои слова могли бы на него как-то повлиять, но мне самой было бы легче. Я считаю, что всегда надо говорить то, что думаешь, это у меня с детства. Мама мне всегда говорила: «Ну почему ты не можешь просто промолчать?» А я не понимаю, почему я должна молчать, если я, например, не согласна? Я всегда говорю, если что-то не так.
Вместе в списке террористов
10 апреля 2023 года меня внесли в перечень террористов и экстремистов (людям из этого списка запрещено пользоваться банковскими картами, осуществлять финансовые операции, вступать в наследство, получать через счета алименты или выплаты по страховым случаям. — Прим.«Холода»).
Мне все это очень смешно: не знаю, на что это должно повлиять, никаких ограничений я не заметила. Банковской карты у меня все равно нет, я же нигде не работаю. С весны меня периодически вызывали в Следственный комитет: то на допрос, то какую-то бумажку подписать — достали меня. Я ходила и молчала, брала 51-ю.
В чем я виновата? В том, что я против войны? Если бы я что-то украла или кого-то избила, хотя мне сложно это представить, тогда мне было бы стыдно. Но я не сделала ничего плохого, мне не стыдно ни за себя, ни за дочь. За Леру я в какой-то мере даже гордость испытываю. За себя мне совсем не страшно — ну что они со мной могут сделать? За Леру боюсь, конечно, но стараюсь не думать о плохом. А россиян, которые за войну и Путина, я считаю тупыми баранами. Вообще не понимаю, как можно это все поддерживать.
Впервые после задержания с Лерой я смогла увидеться 5 мая. Нам разрешили короткое свидание. Мы, конечно, обе расплакались, потом много говорили. Лера делилась, как ей тяжело в СИЗО. Я ей сказала и сейчас продолжаю говорить, что она должна держаться, что она со всем справится.
28 июня суд решил, что Лера виновна, что она якобы пыталась совершить теракт. Мы с мужем ходили на тот суд. Когда прокурор запросил Лере восемь лет я так разозлилась, что вышла из зала и хлопнула дверью. Невиновную девочку, которая просто с кем-то переписывалась в интернете по наивности, сажать в тюрьму. В итоге ей назначили шесть лет колонии. Сейчас Лера ждет апелляцию, которая должна состояться в ноябре, поэтому все еще в СИЗО. Она боится, что ей могут увеличить срок после апелляции. Я ей говорю, что такое может быть — от нашего государства всего можно ожидать, — но бояться не стоит.
Я пишу Лере очень много писем, почти каждый день. И электронные, через ФСИН-письмо, и бумажные, когда надо сообщить много новостей. Еще пишу ей тексты песен и стихи — Цоя, Талькова. Недавно отправляла слова песни «Голуби летят над нашей зоной», я прочитала, что эта песня помогала политическим заключенным в 1960-х годах справляться с заключением. Очень душевная песня. Лера мне потом сказала, что всей камерой пели. Она еще тексты рэп-песен просила, такое я не слушаю, но ей писала.
4 сентября Лере исполнилось 20 лет, она отпраздновала день рождения в камере в СИЗО. 25 сентября ее тоже внесли в список террористов. Я даже удивилась, почему только в сентябре. Наверное, забыли про нее весной. На свидании сказала ей: «Поздравляю, дочь, теперь ты тоже в списках террористов». Мы обе поржали.
15 ноября должны начаться судебные заседания по моему делу. У меня был очень хороший адвокат, которого мне нашла «Зона солидарности», но на него надавили силовики, и он отказался меня защищать. Я его понимаю, у него дети. Мне должны найти другого.
Я решила, что перед заседанием схожу к Лере на еще одно свидание. Потому что потом меня могут уже и не отпустить. Постепенно собираю себе вещи в сумку. Гигиенические принадлежности, одежду, чай, сахар. Лера рассказывает, что в камерах очень холодно, надо обязательно взять теплые носки. Пишет, что вместе с сокамерницами они все спят в одежде, потому что холодно. Пытались передать ей в СИЗО теплое одеяло, но сотрудники изолятора сказали, что это запрещено и не приняли.
Многие из-за детей боятся и не высказывают свою позицию против власти, но я не понимаю, почему из-за детей я должна сидеть, бояться и молчать? Мне абсолютно все равно на общественное мнение, кто что думает обо мне и моей семье. Я не понимаю, чем силовики могут закрыть мне рот? Ничем. Конечно, я волнуюсь за младшую дочь, но у нее есть отец.
С мужем мы смеемся, когда обсуждаем мой будущий суд. Он говорит, что хочет пойти и услышать сам, к чему меня приговорят. А я не хочу. Я настраиваюсь на то, что, скорее всего, уже не выйду. Планирую молчать и ничего им не говорить. Хотя, с другой стороны, если они меня приговорят к колонии, то я им все выскажу.
