В конце 2010-х дейтинг-приложения стали самым распространенным способом найти партнера, а порой и будущего мужа или жену. Расцвет таких сервисов продлился недолго. Сначала мир погрузился в пандемию и правила изоляции, потом Россия вторглась в Украину. Теперь вопрос отношения к войне — важнейший перед первым свиданием. Иногда он встает и на самих встречах. Дана Жаркова (авторка пишет под псевдонимом), основываясь на личном опыте, рассказывает, как изменился российский дейтинг с 24 февраля 2022 года и почему мужчины «сдулись».
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
С недавних пор я боюсь заговаривать с мужчинами, оставшимися здесь.
И это очень неудобно — ведь я пытаюсь как-то устроить свою личную жизнь в России. Про любовь в этом тексте не будет ничего, только про войну и нелепость. Если кто-то хотел про любовь — извините.
Еще во время пандемии для меня кратно возросла ценность стабильных отношений, романов или хотя бы захудалой влюбленности. Когда мир рушится, люди гибнут — жить хочется отчаянно. Еще очень хочется быть счастливой. Никогда я не разговаривала про романы столько, сколько в последние полтора года. Глупые поступки, порывы, записки, интриги и, конечно, свидания вдруг стали невероятно важными, потому что мало в чем есть столько витальности и человечности.
Думая про своего репрессированного деда и читая книги о ГУЛАГе и концлагерях, я поняла, что моей стратегией выживания в невыносимых условиях была бы влюбленность. В кого угодно, пускай не взаимно, но просто чтобы оставаться человеком, чтобы просыпаться ради чего-то по утрам. Все же влюбленности делают нас немного лучше.
На практике любовь организовывается непросто. Нет для этого никаких «эффективных методов», ее не привлечешь хорошими поступками и бесконечными походами в многолюдные места. Тем более сейчас, когда множество парней уехали из страны, а еще одно множество уехало воевать или поддерживает происходящее с дивана, который с такими людьми делить не хочется. Не просто важно, как раньше, а отчаянно важно стало прояснить на берегу взгляды потенциального партнера, пусть даже партнера на одну ночь.
Можно попробовать влюбиться через дейтинг-сервисы, и я честно провела десятки часов за бессмысленными переписками в нескольких ботах и приложениях. Вживую за полтора года я сходила только на два свидания. И вот почему:
«Буду любить как Родину — трахать как врага народа» — это не кричалка вагнеровца, а часть описания из реального профиля в Pure (приложение для анонимного поиска сексуального партнера. — Прим. «Холода»), от которого хочется выбросить интернет в окно и спрятаться под подушку. Tinder только что ушел из России, хотя на «Авито» уже можно найти такие объявления:
«ТИНДЕР РАБОТАЕТ В РФ, ПОМОГУ ВОССТАНОВИТЬ АККАУНТ И ОФОРМИТЬ ПОДПИСКУ НА ЛЮБОЙ СРОК🔥 Тиндер Голд. Активация занимает две минуты✨В наличии Бусты и Суперлайки🔥»
Говорят, люди продают свои аккаунты в тиндере вместе с мэтчами, потому что новые мэтчи не образуются, а так можно повыбирать кого-то хотя бы из чужих совпадений.
Я листаю фотографии в одном российском боте на замену тиндеру: парень в форме стоит двумя ногами на двух танках. Другой — танцует в окопе в балаклаве. «Дамы, расслабьте военного!», «Перспективный военный ищет себе жену, найдись пожалуйста».
Раньше достаточно было отсеять неадекватов и сексистов, теперь пространство дейтинга заполонили подобные персонажи. Некоторые из них прямо сейчас находятся в зоне боевых действий, некоторые вернулись. Если кто-то из девушек ищет себе военного в специальных пабликах знакомств, я бы хотела подписку на сервис, где их точно нет.
Никон, 24: «Ищу себе жену я военный сейчас отпуск через 3 месяца уезжаю обратно в Африку на пол года».
Дисклеймер: все анкеты публикуются с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
PATRIOT, 26: «Не люблю много говорить! Пусть за мужчину скажут его поступки! О себе: характеристику себе не даю, и хорошо о себе не говорю. Со стороны виднее, чего стою на самом деле. В дружбу между мужчиной и женщиной, не верю!
От мира современного, который утопает в неведении и в своем (культурном слое) тошнит, и если ты ментально не из мира добрых людей из добрых времён СССР, нам с тобой говорить не о чем! Не надо ставить лайк, если тебе скучно и нет желания общаться! Я тут не для того, чтобы убивать твою скуку! И да! Я не коммунист!»
На следующую ночь после пригожинского мятежа я познакомилась с вагнеровцем, участвовавшим в нем, — случайно, в боте для знакомств. Ничто не предвещало, обычный парень, у которого нигде не было ни слова о службе.
Он написал «привет» с аккаунта под названием «Босс России». Я в шутку спросила: «Босс России? Тогда, может, объяснишь, что за херня вчера произошла?» А он и объяснил. И скинул свои фотографии в вагнеровской форме. По его словам, «все четко, да», «Лукашенко — это чисто формальность», «переговоры прошли удачно», говорил, что они получат новое вооружение и будут дальше воевать. «Ты думаешь, вам говорят правду?» — да, он так думает.
После службы на вырученные деньги мальчик хочет открыть в своем городе барбершоп. Ему бы и впрямь стричь, а не воевать. Вот он, тощий и высокий, в худи и рэперских штанишках, а вот в клетчатом тренче — настоящий денди, с высветленным модным ежиком и собачкой. На щеках — нарисованные сердечки. Нахера ты туда пошел? «Пошел поддержать батю». Фото бати, накачанного военного, прилагается.
Война пробралась всюду, и любой парень на улице, знакомящийся по старинке, может оказаться ее участником. На прошлых выходных зашла в бар, чтобы поесть. Бармен-милаха, весь в тату, разулыбался и попросил сходить с ним на свидание. «Ну пошли, — говорю. — Если не боишься». Оставляю ему свои контакты, он пишет: «Блин, а я в командировку уезжаю на этой неделе далеко и надолго, пойдем на свиданку скорее?» Какая такая командировка у бармена, думаю. «Надолго — это на сколько?» — спрашиваю в нехорошем предчувствии. Ответ: «На шесть-восемь месяцев». И я понимаю, что он едет туда, он едет за ленту. Спрашиваю прямо, он просит не обсуждать это в переписке. Я думаю: это я — как бы его последнее свидание перед войной, девушка напоследок? Мне его забанить, возненавидеть или пойти с ним из антропологического и журналистского интереса? Мне надо отговаривать его от поездки? Мне снимать его на видео? Мне его поцеловать? Ударить? Пока я думала, он исчез. Судя по всему, туда.
Николай, 26 — Инженер в строительстве, интересы: микроконтроллеры, фотография, рыбалка, радиотехника, иногда ксочка или какие-нибудь дрочильни по типу EU4, factorio и rimworld.
«Пью, курю, матерюсь, целеустремленный, ответственный, с отличным чувством юмора, с трезвым взглядом на окружающее, интроверт, СЛИ (Габен ISTP), ЛФВЭ.
Не люблю всю эту ЛГБТ френдли хуергу (но порно с лесбиянками навсегда в моем сердечке), а также последователей сектантского клуба про нарушение личных границ и осознанность.Люблю Путина и поддерживаю его политику.
Не ставлю запятые».
За мной пытается ухаживать делатель ракет — парень из музыкальной тусовки, привез на днях ворованное мясо. Какая страна, такие и инженеры. От еды я сейчас не отказываюсь, а вот от таких кавалеров — да. Подруга встречается с инженером ПВО, очень модный, приятный парень. Ко мне подкатывало несколько работников Russia Today и «второго канала». В баре заговорил щуплый парень в очках — оказалось, он делает беспилотники. Я просто не знаю, куда деваться, со знакомыми девушками мы хотя бы делимся своими историями, лайфхаками и болью.
Письмо №1 Моя подруга Лимит
Недавно у меня произошел разрыв с моей на тот момент лучшей подругой и до сих пор мне очень близким человеком. Мы были реально очень близки, я очень много времени с ней проводила. Когда началась война, я оставалась у нее неделями, она меня принимала вообще со всей моей болезненностью, со всей моей уязвимостью.
У нее были проблемы, она меняла очень много парней, с которыми знакомилась. То есть у нее была постоянная потребность во внимании и в свиданиях, случайные связи сами по себе — это не проблема, проблема — в поиске тепла в невозможных для этого условиях. Меняя парней, она не удовлетворяла эту потребность до конца и искала вновь и вновь, это было болезненно, она сама уже была не рада и хотела это прекратить, но не могла.
В конце мая мы пошли с ней на спектакль «Зулейха открывает глаза». В сюжете Зулейха влюбляется в своего надсмотрщика в лагере, и у нее такая моральная дилемма, что вроде как она предает своего погибшего мужа и свою веру, но ничего не может с этим поделать. Мне было тяжело от этого спектакля, я плакала. Моя подруга решила поделиться своими впечатлениями и сказала, что чувствует себя в таком же положении касательно этой влюбленности героини в надсмотрщика. Я спросила: в смысле?!
Я уже знала, что у нее неделю как появился новый парень, для меня это не было чем-то необычным. Я видела, что она по какой-то причине не хочет со мной именно его обсуждать, хотя раньше охотно делилась подробностями своих отношений. И вот мы идем со спектакля, и она мне говорит, что этот ее новый парень приехал на «побывку» или вроде того — как у них там это называется — из Украины и он военный, он радист. На этом я уже понимаю, что происходит жесть.
Она рассказала, что зашла к нему в спальню и увидела там на видном месте военную куртку. Но не простую, на ней было множество нашивок. С украинским флагом и несколько шевронов ЗСУ. Она спросила: это что? Он рассказал, что это куртка, снятая с убитого украинца. Эти снятые с других убитых нашивки он пришивал на китель другого убитого человека тоже своими руками.
Она мне это говорит, я думаю: блядь, куда ее вести? В какую церковь, блядь, к какому батюшке? Что? Что с ней делать? К какому психотерапевту? Как ее спасти, как ее сейчас от этого отмыть? А она продолжает спокойно рассказывать дальше.
Ее вроде как это смутило, но… Ну, то есть даже с точки зрения формальной логики: вот взрослый мужчина, который был на войне, — пусть он там радист, может быть, он действительно голыми руками никого не убивал, хотя он содействовал этому и в любом случае он убийца.
Но ведь у него в спальне, на видном месте, висит китель с нашивками убитых людей, которые он коллекционирует, которыми он явно гордится, — этот человек больной! Он психопат! Если у него в голове такая система, то ты не в безопасности с ним.
Но она продолжила с ним общаться.
Это просто меня уничтожило, эта подруга была для меня очень близким человеком. Мне кажется, нас очень сблизила война, общая боль, мне казалось, что когда мы говорили об этом, то соглашались друг с другом. Такого разочарования, мне кажется, я вообще никогда не испытывала.
Сергей, 26: «Люблю путешествовать. Романтик. Масса увлечений и интересов. Военный.
Ищу адекватную. НА ДАННЫЙ МОМЕНТ НА СВО, так что ближайшие полгода гулять не пойдем. Но если дождешься сделаю тебя счастливой 😏»
Виталик, 30: «Пожилой Гибон. Занимаюсь смешанными единоборствами поэтому могу защитить тебя, а в случае чего и тебе кабину снести 🙂»
Письмо №2 Моя подруга Натали
Если я видела в тиндере какие-то высказывания, какие-то Z на аватарках или «Ура войне» — это сразу нет. Но в целом люди все выглядели нейтрально, а для меня было очень важно понять, на какой они стороне. Напрямую спрашивать было как-то стремно.
В процессе переписки где-то вскользь начинаешь издалека, пишешь «время сложное», и по тому, как человек отвечает, ты что-то понимаешь, начинаешь немножко эту тему раскручивать, кто-то из ребят там на митинги ходил или еще что-то — все, это классно.
Некоторым я писала, что я издаю какие-то книги, вот выходила книга такого-то оппозиционера — и тоже смотрела, как люди на это реагируют.
В основном три категории было. Первая — «зэтники». С ними все понятно.
Вторая — люди нейтральные. У меня было свидание, боже мой, 25 февраля. Мы заранее запланировали, началась война, но мы встретились, и я такая: жесть вообще, и человек такой: да, да, давай не будем про это говорить, просто это со всех сторон, и мне уже тяжело.
Третья — люди, с которыми мы прямо обсуждали какие-то ролики, люди, которые поддерживали Навального, например. Они нашли во мне родственную душу, потому что они говорили, мол, меня не поддерживают мои родители, мне тяжело, мне не с кем это обсудить, и круто, что я могу обсудить это с тобой.
Я сейчас встречаюсь с парнем, с которым познакомилась тоже в тиндере, у нас с ним абсолютно схожие политические взгляды, мы с ним как-то сразу еще в переписке это прощупали, потом на первом свидании я убедилась, что он профеминист, что он против войны, ну, в общем, все какие-то важные точки были расставлены, и я думаю: отлично, ну, теперь можно и переспать.
Добромир, 27: «Душевные качества: порядочность, смелость, рассудительность, стойкость, справедливость, оптимизм
Интересы: боевые искусства, здоровье, массаж, силовые виды спорта, оружие, деревянное зодчество.
Ищу: девушку до 27 лет, для начала общение, а дальше будет видно. Предпочитаю хозяйственных, терпеливых, спокойных и мудрых девушек с традиционными ценностями.. Z патриотки и не славянские девушки не пишите, все равно не поймём друг друга».
Мои собственные последние свидания были во время мобилизации — в этот момент все знакомые будто одурели, Эрос и Танатос звенели на улицах, и я ходила по центру как пьяная. Бары были набиты людьми, тихие закоулки — плачущими женщинами или красивыми мужчинами с чемоданом. Все мужчины вообще резко стали красивы на эти несколько недель.
Меня колбасило, как и всех, и в этот непростой момент я решила, что пойду на свидание с самым крутым парнем, оставшимся в городе, нужно только понять, кто это. Объявляю кастинг в инстаграме, мне приходит несколько робких заявок. В один из вечеров, так и не выбрав, я ужинаю в кафе на районе. Напротив сидит киношный красавец, широкоплечий и кудрявый — даже слишком хорош, настолько, что уже не вполне в моем вкусе. Он поглядывает в мою сторону и пишет что-то в блокноте. Он просит сигарету мягким голосом, и мы выходим из этого подвала покурить вместе.
Впервые в жизни я делаю это, уверена, что раньше не решилась бы на такую глупость: я пишу свой номер телефона на сигарете и оставляю ему, «уходя в дождь». Через пять минут мне приходит сообщение в вотсапе от бизнес-аккаунта, он оказывается участником «Битвы экстрасенсов». Возможно, это и был «самый крутой парень в городе», но наше свидание было ужасным. Я заскучала от его нарциссических историй, и, кажется, в отместку он подмешал мне что-то в безалкогольное пиво.
Незадолго до этого я рассталась со своим парнем и вроде как проводила его в Казахстан. В Казахстан он, впрочем, так и не уехал и вернулся ко мне через несколько дней с потрясающим предложением. До меня он уже сходил к своей самой первой бывшей, но она не согласилась, потому что у нее умирала мама и она ухаживала за ней. У меня мать уже умерла, так что теперь он делал это предложение мне — поехать с ним в Аргентину и помочь ему перевезти туда его деньги.
Отвлекаясь от сомнительных моральных качеств некоторых уезжающих мужчин, я встречала одного за другим парней, принявших решение остаться. И эти парни были в злобном восторге: «наконец-то в воздухе движ», «какая-то перемена», по которой они так истосковались. Они видели какой-то героизм в том, чтобы остаться и наблюдать.
Знакомые пацаны говорят по телефону: «Прикинь, как прикольно будет, что умрут какие-то мужики, а мы выживем, но честно говоря, я иногда начинаю ловить себя на безумной мысли: может, сходить туда?» «Да, даже я это ощущаю, — отвечает другой. — Я вот, правда, в первый раз сделал себе маникюр. Решил, что в такое время буду максимально красивым».
«Нас же будут потом спрашивать, а где ты был?» — говорит трубка. «Ничего, — отвечает другой с маникюром, — мы что-нибудь придумаем в фотошопе». Голос в трубке смеется и говорит: «Но представь, ты сходил разок, и у тебя такой шок-контент на всю жизнь, можно до старости этим флексить!»
Многие из моих знакомых парней с антивоенной позицией всерьез начинали думать о том, что поехать на войну было бы не такой уж плохой идеей. Это, наконец, «придало бы их жизни смысл». При этом я не встретила ни одной женщины, думающей о чем-либо подобном. Ценность жизни, ее сохранение, ее простое течение — все это в сто раз выше для нас, а эти дети с пиписьками и автоматами, которых мы любили, от которых подруги рожали детей, мечтают о «флексе».
Но как возникает это желание воевать? Разве не из-за того, что мужчины в России не смогли построить нормальную жизнь, чего-то добиться, чтобы бороться теперь за эту нормальность — хоть бегством, хоть сидением на попе ровно? «Да, — отвечают мне некоторые из них, — потому. У нас не получилось».
Я думаю, что это гениально. Сделать людей настолько издерганными и уставшими от беготни за недосягаемой морковкой благосостояния, что они готовы с радостью бросить этот злоебучий бег и просто отдаться смерти. Целая страна молодых и старых мужиков, искореженных этим странным желанием.
Проблема военного дейтинга не в том, что можно случайно напороться на военного или ура-патриота в тиндере, — она гораздо шире. И в особенностях воспитания, и в инфантилизме, и в гендерной социализации. Короче, она оказалась в мужчинах вообще.
Мы ненавидим мужчин за то, что они начали войну, и за то, что теперь они отсюда бегут, оставляя своих женщин в опустевших квартирах — решать вопросы, заниматься документами, поддерживать культурный облик и сраный очаг городов, который скоро придется топить книгами и роялем.
Слава, 30: «Эх, как же хочется худенькую, бледную, не очень высокую, девственную, нецелованную, с тонкими руками, небольшими ступнями, синяками под глазами, растрепанными или неуложенными волосами, ненакрашенную, забитую хикку, лохушку без друзей и подруг, закрытую социофобку, одновременно мечтающую о ком-то близком, чтобы зашел к ней в мирок, но ничего не ломал по возможности, дабы вместе с ней изолироваться от неприятного социума».
Мы с историком из бота для знакомств сидим на свидании во дворике на второй день мобилизации. Пара очень уверенных в себе кавказцев подходят к подъезду с бумажками. Они звонят в домофон, я все понимаю. «Сергея не знаете?»
«Вы к нему с повесткой?» — спрашиваю спокойно. Отвечают: «Мы, эмм, помогаем».
Как только они заходят в подъезд, я говорю историку: «Бежим отсюда!»
Наше свидание заканчивается невинно. Я прошу его посторожить мой сон в неуютно-огромной квартире, которую друзьям пришлось спешно бросить, чтобы бежать из страны, а я согласилась присмотреть за их кошкой. Мы спим, как дети, на разных сторонах кровати, иногда припадая на плечи друг друга. Мы рисковали, потому что совсем не знали друг друга, но уже рассказали друг другу то, чего рассказывать незнакомцу не стоит, так что теперь можно и поспать.
Через несколько дней я смотрю, как на балконе курят красивые, сильные, успешные женщины в платьях. Это день рождения, где нет мужчин: они уехали. Вместо них — маленькие собачки на женских руках.
«Парни посыпались».
«Они чморили нас за походы на психотерапию, за наш быт и тревоги, но оказались совершенно не приспособлены к беде, они сломались, они не могут даже погуглить билеты».
«Я вывезла уже сотни таких, я проводила таких своих. Зачем они вообще нужны, боже, как хорошо было бы быть лесбиянкой».
«Может быть, нам понравится без них. Я думаю, что, возможно, нам очень даже понравится без наших мужей».
Слово «сдулись» от женщин в адрес мужчин я слышала за эти полтора года десятки раз.
Письмо №3 Моя подруга Алиса
Полтора года я не занималась дейтингом принципиально. Прежде я очень активно это практиковала, потратив на свидания, наверное, три года своей жизни. В основном это был негативный опыт, иногда нейтральный, очень редко — хороший. Я заметила, как мужчины хотят решить за счет женщин очень много личных проблем. От меня все время требовали эмоционального обслуживания. Люди ждали эмпатии, инициативы, внимания и бесконечного участия, но самим им было нечего мне предложить — хоть пачку печенья, хоть сексуальные практики. Это всегда была очень односторонняя транзакция.
Когда началась война, я наблюдала чудовищную, искаженную гендерную динамику. Мужчин массово парализовало, а женщины начали решать проблемы за себя, за того парня и за всех остальных. Это я заметила в начале войны, это я заметила особенно во время мобилизации, и, к сожалению, на моих глазах происходило некоторое количество очень некрасивых картин и очень некрасивых расставаний, которые я просто считывала как безумный пацанский инфантилизм и нежелание решать никакие проблемы.
Сейчас я нахожусь в Ереване. Когда началась мобилизация, сюда приехало много мужчин. Они приехали, собранные своими женщинами. Они ходили на свидания со статусом «все сложно», хотя ничего сложного там не было: их женщины остались в России, а они здесь были свободны.
Довольно большое количество людей, которые были в отношениях, при этом сидели в чужом городе в тиндере и никому об этом не рассказывали.
Еще одна вещь, которая меня дико напрягает, — количество усилий, которые сейчас надо прикладывать для выживания пары. Расклад пятилетней давности, который работал в Москве, уже не работает в военных обстоятельствах.
Можно в ситуации полной стабильности, на мой взгляд, сохранять какие-то, не знаю, полиаморные там или серые зоны отношений, когда у тебя есть определенность материальная, когда ты самовыражен, когда у тебя друзья есть, Но когда у тебя ничего из этого не осталось, когда ты находишься в другой стране и к тебе подваливает человек со словами «не знаю, чего хочу» или «что получится, то получится» — это вот вообще не то, на что хочешь тратить свое время.
Мне кажется, война показала, насколько каждый человек готов брать ответственность за себя и своих близких. И мне кажется, дисбаланс между российскими мужчинами и женщинами здесь абсолютно катастрофический.
Я видела, как девушка шарашит на работе, а дома валится с ног от усталости и депрессии, а чувак нюхает, бухает, курит, совокупляется с кем попало — вот у них перерыв, поэтому так вот можно. Это не выдерживает никакой критики.
Война показала, что в целом каждый сам за себя. Да, какое-то меньшинство способно проделывать колоссальную работу над собой и над отношениями, но таких мужчин я знаю всего несколько.
Сама я не пошла в дейтинг, потому что поняла, что я начну решать свои экзистенциальные проблемы перебиранием новых типажей, новых связей, отправляя людям противоречивые сигналы, не понимая, как сложится мое будущее.
Комфорт, секс, поднятие самооценки, флирт — это все, конечно, неплохо, но в нездоровой ситуации, в нестабильной политической обстановке, в нестабильной жизни это все-таки отвлечение. Это как смотреть сериалы на «Титанике»: можно, да, действительно, но «Титаник» продолжит тонуть.
Friends with benefits на горящем вулкане для меня не работает, не работает порхание с человека на человека, не работает секс, который, как мне кажется, вообще мало у кого работает. Большинство людей, с кем я общалась за последние полтора года, говорят, что у них очень сильные проблемы с сексом, их или уносит в нимфоманию, или, наоборот, все очень сильно подавлено.
Дейтиться в такой нездоровой атмосфере — это согласиться на разгребание чужих проблем, это неминуемо быть использованной.
Оговорюсь, мне 36 лет, я взрослый человек, я долго была замужем, у меня моногамные установки, я цисгендерная гетеронормативная женщина, и во многих вещах, конечно, я очень традиционно смотрю на семью. Для меня семья — это твое войско, с которым вы эти молнии отражаете вместе и прячетесь от невзгод, дом — это тихая гавань.
По-моему, именно сфера отношений в этом году затрещала по швам не меньше, чем всякие карточки Swift.
Заканчивая свою переписку с Боссом России, я пишу:
«Понимаешь, я не люблю последнюю букву латинского алфавита».
Он понимает не сразу, но все же понимает: «И даже если я через 26 дней увольняюсь?»
«Ну твои взгляды же не поменяются через 26 дней», — отвечаю ему.
Подумав, он пишет: «Ну, я бы тоже хотел, чтобы это поскорее закончилось».
Амир, 32: «Ты случайно не “Счастливая Россия будущего”? Тогда почему я тебя так хочу?»
