Каждую неделю в России проходят секс-вечеринки. Это редкая сфера развлечений, на которую, кажется, никак не повлияла война. Более того, по словам организаторов, стресс от новостной повестки для многих стал поводом, чтобы впервые поучаствовать в кинки-пати. Журналистка Татьяна Бакун придумала, как она их называет, «этичные, чувственные встречи» FEEL IT — их соцсети не пишут о войне прямо, но и не игнорируют. Например, после объявления о мобилизации организаторы FEEL IT приглашали участников, подчеркивая, что «сейчас особенно важно поддерживать друг друга и быть вместе», потому что «остается только дарить любовь». «Холод» поговорил с Бакун о допустимости секс-вечеринок во время войны, социальной миссии кинки-движения и сексуальной свободе в стране традиционных ценностей.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Я прислал вам этот вопрос заранее как заявку для интервью, и давайте с него и начнем: можно ли ходить на секс-вечеринки во время войны?
— Да, когда я увидела этот вопрос, он мне сразу не очень понравился, потому что он как будто подразумевает, что секс-вечеринки — это непозволительно в нынешней ситуации. Но, следуя этой логике, мы должны дальше спросить: а можно ли заниматься спортом во время войны? А ходить в рестораны? А можно ли вообще жить? Да, мы все оказались в новых обстоятельствах, но, мне кажется, лучшее, что можно сейчас делать — это продолжать жить свою жизнь. Несмотря ни на что.
Но это действительно распространенное мнение: веселиться сейчас — безнравственно, искать удовольствий — безнравственно. Вас не попрекали тем, что секс-вечеринки в России, которая ведет агрессивную войну, — это аморально?
— Нет, нам этого никто не говорил.
А если бы сказали, что бы вы ответили?
— Я бы повторила: а что не аморально? Просто сидеть и грустить? Это непродуктивно, это никому не помогает. Каждый сам решает для себя, как ему жить. Некоторые участники наших вечеринок, наоборот, писали, что именно после февраля они наконец-то решились первый раз прийти к нам.
Почему?
— Потому что неизвестно, что будет дальше, и «если не сейчас, то когда»? Люди перестали откладывать свои желания на потом. А те, кто уже ходили на наши вечеринки, возвращались за комьюнити, за поддержкой — для них это как клуб по интересам.
После начала войны у вас не было сомнений — продолжать или нет?
— Мы отказались от проведения вечеринки в марте, но дело не только в войне. Просто 24 февраля, день в день, я получила сообщение от своей напарницы, в котором она написала, что выходит из проекта. То есть ровно 24 февраля я осталась совершенно одна: с вечеринками и с этим новостным потоком. Поэтому в марте я по большей части собиралась с мыслями. Но потом приняла решение продолжать, и в апреле мы уже собрались на встречу. Мне начала помогать в организации младшая сестра — это очень поддержало.
И каким было настроение этой вечеринки?
— Насчет этого очень точно сказала одна наша участница: ощущалось, что обстановка изменилась, но очень вдохновляло, что все эти люди, которые пришли, несмотря на то, что они, очевидно, сильно переживают происходящее, находят в себе силы жить полноценной жизнью, в том числе прийти на вечеринку. Я была слишком занята, чтобы это прочувствовать, но для меня это важные слова.
Вы всегда говорили, что ваши вечеринки — это не только секс, но в первую очередь — общение. Вы обсуждали на них войну или эта тема табуирована?
— У нас нет запрета на обсуждение любых тем, но в анкете, которую заполняют участники перед вечеринкой, есть предупреждение, что мы никогда не осуждаем взгляды друг друга. Это касается всех сфер жизни. И я переживала, конечно, перед апрельской вечеринкой, что вдруг сейчас все придут и будут говорить только о том, что происходит…
Не говорили?
— Каждая наша вечеринка начинается со знакомства, когда все садятся, представляются и рассказывают о себе. И на апрельской встрече звучали формулировки: «На фоне всех событий» или «Учитывая ситуацию в мире» — то есть довольно общие фразы, но они были.
А если бы к вам пришел человек, предположим, в белье, расписанном буквами Z, и начал агитировать за войну — что бы вы сделали?
— Мне сложно это представить. У нас есть предварительный отбор: мы общаемся с потенциальными участниками, и я уверена, что люди понимают, что уместно на вечеринке, а что нет — вне зависимости от их взглядов.
К вопросу об уместности. Вы позиционируете свои вечеринки как «этичные». Что это значит?
— Это про бережность друг к другу и коммуникацию. В начале встречи каждый рассказывает о себе. Мы много разговариваем о телесности, о чувствах, об опыте друг друга. Всегда можно сказать: «Мне некомфортно, давай не будем» и знать, что разговор на сложную тему или взаимодействие прекратится без осуждения. У нас есть правила: хочешь прикоснуться, поцеловать, обнять — спроси. Будь готов или готова принять отказ, отказывай без чувства вины. Благодаря камерному формату люди успевают познакомиться и взаимодействуют не просто с телом, а с личностью. Из-за громкой музыки и большого количества участников это не всегда получается на других вечеринках.
При этом в анонсах вы все-таки не игнорировали происходящее, а, наоборот, писали, что именно «сейчас важно поддерживать друг друга и быть вместе» или «остается только дарить любовь и обниматься». То есть представляли секс-вечеринки как помощь.
— Это было в сентябре. Дело в том, что наша сентябрьская встреча была запланирована на 24 сентября, а 21 сентября началась мобилизация. У нас стали «отваливаться» гости, люди уезжали из страны, началась паника — и я действительно написала, что сейчас самое время быть вместе и обняться. Это был единственный раз, когда я упомянула происходящие события. Мне кажется неправильным продвигать проект с помощью общественной повестки, это спекуляция. Но тогда настроение было таким, и мы даже изменили формат вечеринки — я решила провести «обнимательную встречу».
Мобилизация не изменила гендерный баланс вечеринок? Ведь многие мужчины уехали, а девушки — остались.
— Нет, я не заметила такого. У нас всегда было чуть больше девушек, но такого, чтобы «мой парень уехал, а мне одиноко, поэтому я приду на секс-вечеринку» — нет, этого я не слышала. Но в анкетах часто встречалась мотивация: «сейчас особенно не хочется быть одному». Во многом поэтому у меня сложилось ощущение, что нужен более мягкий и деликатный формат. Я провела более внимательную, более скромную «обнимательную» встречу, но этот опыт оказался провальным. Все-таки люди ждут вечеринок, в которых, да, есть и коммуникация, но и секс тоже.
Я читал у одной вашей коллеги, тоже организаторки секс-вечеринок, что в 2022 году среди мужчин вырос запрос на практики подчинения и БДСМ, потому что уровень напряжения и ответственности в обычной жизни таков, что в сексе им просто хочется отдаться и ничего не решать.
— Нет, на вечеринках я ничего подобного не замечала. У нас есть практика порки, и, как правило, на нее даже не выкупаются все места. А вот быстрее всего билеты продаются на расслабляющие практики, сенсориумы. Это действительно примета времени. Раньше такого не было, раньше шибари было популярно, например.
Но я знаю, что сейчас в России «обострение» фут-фетишистов. Я общалась с сексологом — этот фетиш действительно на подъеме, мужчины хотят облизывать ноги. Объявления о продаже обуви на Avito не остаются без комментариев таких мужчин. Я провела социальный эксперимент: выложила объявление о продаже босоножек — никто не захотел купить мои босоножки, но мне написала куча мужчин с комплиментами ногам, а один даже предложил деньги, чтобы их полизать.
Этому есть социальное объяснение?
— Сексолог говорила мне, что, во-первых, это волны, как мода. То есть до этого было популярно белье девственниц, сейчас — ноги. Но вообще, ноги — это про то, что люди боятся сближаться, им хочется секса, но они не готовы выстраивать отношения с человеком «целиком». А с ногой — это безопасно, это контролируемо.
Ваши вечеринки пропагандируют сексуальную свободу. Вы чувствуете угрозу в том, что государство сейчас проводит политику «традиционных ценностей» и осуждает любые от них отклонения?
— Так мы не выступаем против традиционных ценностей. Один из наших постоянных участников, например, ищет на наших вечеринках жену — единственную и неповторимую. Просто он ищет ее здесь.
Но вы же допускаете однополые связи, например. Я помню, в анкете был вопрос о том, как вы относитесь к контактам с людьми вашего пола
— Нет, этот вопрос звучал иначе. Там есть вопрос о том, как вы относитесь к идее обнимать человека одного с вами пола. Но ведь это не значит, что мы предлагаем гомосексуальный контакт. Просто у нас много практик, связанных с объятиями. На мой взгляд, это нейтральные практики, но есть люди, для которых это уже недопустимо, и им, наверное, будет некомфортно на наших вечеринках. Если даже на этом уровне не окей — значит, не окей.
Вы, очевидно, стараетесь быть бесконфликтными, но не снимаете с себя социальную функцию. Как вы ее формулируете?
— Я знаю, что к нам приходят девушки с опытом сексуализированного насилия, чтобы пообщаться в спокойной этичной среде и понять, готовы ли они вернуться к дейтингу и тактильности снова; приходят участники, вышедшие из долгих семейных отношений и не понимающие, как знакомиться снова; приходят активные прогрессивные люди, которым хочется говорить о телесности и исследовать себя, в поисках единомышленников. У нас встречаются очень разные люди. Наша социальная миссия в том, чтобы люди знакомились, говорили о сексе, телесности, своем опыте, проговаривали это. Это нормальная часть жизни, но она все еще табуирована в обществе, и это очень плохо. Мы выступаем за осознанное отношению к себе, к жизни, к сексу. А осознанные люди, как известно, живут в гармонии и в мире.
