Поговорим о «длинных руках Госдепа» серьезно

Запад действительно строит демократии в развивающихся странах. Как это работает и почему не работает в России?

«Запад насаждает свои ценности всему остальному миру» — одна из главных идей государственной пропаганды. Российские власти объясняют ею любые внешнеполитические решения: от поддержки африканских и азиатских диктатур до вторжения в Украину. Но в чем они не правы? Разве в задачи Госдепа не входит распространение влияние США? Разве западные страны не поддерживают демократические оппозиции в авторитарных государствах? Разбираемся, как Европа и Америка строят либеральные общества в разных странах и почему у них ничего не получается в России. 

Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.

Путин считает, что Америка всегда вмешивалась в российские выборы, но особенно агрессивно — в 2012 году. Среди примеров «вмешательства» он назвал встречу американского посла Макфола с представителями российской оппозиции, ее финансирование, а также участие иностранных дипломатов в митингах. Попытки либеральных демократий повлиять на внутреннюю политику других стран — одна из любимых тем российской пропаганды. США якобы «готовили» украинский Майдан еще с 1970-х годов, «режиссировали» протесты в Гонконге, Беларуси и Грузии. Кажется, в российских государственных медиа видят «руку Госдепа» за любой сменой режима или уличными акциями, а жители упомянутых стран как будто не обладают собственной политической волей. 

Демократии (как, впрочем, и авторитарные режимы) действительно могут оказывать колоссальное влияние на политические процессы за пределами своих юрисдикций. Это важная тема для современной политологии. Конечно, исследователи концентрируются не на фантазиях «полковников ГРУ в отставке» о координации украинских протестующих лично Бараком Обамой, а на более тонких процессах: они исследуют, как торговые, информационные и экономические связи, работа НКО и публичные заявления государственных лидеров влияют на укрепление или ослабление демократических институтов. Попробуем разобраться в основных взглядах на этот вопрос и заодно обсудим, смогут ли однажды демократии поспособствовать либерализации российского режима.

Могут ли демократические страны открыто вмешиваться в чужую политику? 

Еще во второй половине XX века ответ на этот вопрос был очевиден. Логика холодной войны заставляла США и их союзников любыми доступными методами бороться с «коммунистической угрозой». Сразу после Второй мировой ЦРУ приняло участие в масштабной кампании по дискредитации итальянских коммунистов, опасаясь, что они смогут получить контроль над правительством. В 1954-м США деятельно поддержали смещение военными демократически избранного президента в Гватемале, а годом ранее совместно с британскими спецслужбами организовали переворот в Иране. Несколько лет назад международный трибунал обвинил Австралию, США и Великобританию в косвенной причастности к массовой резне сторонников Коммунистической партии Индонезии в 1965 году. Американское влияние было особенно велико в Латинской Америке, что даже стало причиной появления там анекдота:

— Почему в США никогда не было военных переворотов?
— Потому что там нет американского посольства. 

Политолог Дов Левин подсчитал, что всего с 1946 по 2000 год США и СССР/Россия вмешались в 117 избирательных кампаний по всему миру. Попутно ему удалось сделать два важных вывода. Во-первых, в среднем вмешательства оказывались эффективными: приводили к увеличению доли голосов поддерживаемого иностранными силами кандидата или партии на 3%. Во-вторых, достижение целей иностранного государства менее вероятно, если к тому же самому не стремится одна из влиятельных политических сил внутри страны, ставшей объектом вмешательства. То есть даже самых статусных игроков на международной арене не стоит воспринимать как всесильных демиургов, способных создавать марионеточные правительства где угодно. Для любых устойчивых изменений необходим внутренний запрос. 

После завершения холодной войны потребность в секретных операциях ЦРУ за рубежом снизилась. Если вынести за скобки прямые военные интервенции в Афганистан, Ирак или Югославию, основная часть современных нам случаев «вмешательства» либеральных демократий в иностранные политические процессы выглядит сравнительно травоядно. К примеру, к ним можно отнести заявление, сделанное Байденом (на тот момент — вице-президентом США) в преддверии ливанских выборов 2009 года. Американский политик отметил, что объемы помощи США Ливану будут зависеть от исхода голосования, в котором среди прочих политических сил принимала участие недружественная Америке проиранская партия «Хезболла». Хотя это сложно доказать эмпирически, можно предположить, что заявление Байдена повлияло на предпочтения избирателей, осознававших важность иностранной помощи для экономической стабильности в Ливане. 

Вместе с этим и США, и ЕС активно вовлечены в «продвижение демократии за рубежом». Это означает, что спонсируемые государством организации (в американском случае, например, Национальный фонд демократии или Агентство международного развития) оказывают материальную, информационную и логистическую поддержку иностранным правозащитным объединениям, наблюдателям за выборами или независимым медиа. Никто не пытается это скрывать. Способы поддержки демократических сил открыто обсуждаются экспертным сообществом и чиновниками, а фонды и агентства публично отчитываются о своих тратах. За пару минут в гугле можно найти десятки документов с подробным описанием того, как США выделяли гранты гражданским объединениям, к примеру движению «Голос» — самой известной российской ассоциации наблюдателей за выборами. Проблема в том, что в США или ЕС такие программы воспринимаются как само собой разумеющееся средство защиты свободы волеизъявления граждан, а Владимир Путин и другие автократы видят в них прямую угрозу своей власти. 

Зачем правительства США и Европы тратят деньги на продвижение демократии за рубежом?

Самый простой ответ — потому что этого хочет значительная часть их избирателей. В США этот вопрос стал особенно острым после терактов 11 сентября 2001 года. Американскую повестку тех лет может хорошо проиллюстрировать инаугурационная речь Джорджа Буша — младшего, в которой он прямо говорил о миссии по защите демократии во всем мире: «Выживание свободы на нашей земле все больше зависит от успеха свободы в других странах». 

Существуют и более практико-ориентированные аргументы. К примеру, популярная, но часто оспариваемая «теория демократического мира», согласно которой устоявшиеся либеральные демократии не воюют друг с другом. Кроме того, стабильные демократии чаще демонстрируют экономический рост, от которого могут выиграть другие страны, в том числе и США. 

«Свобода на экспорт» предлагается далеко не всем партнерам «западных» демократий. Францию вплоть до недавнего времени обвиняли в чрезмерной лояльности к автократам из Габона, Камеруна и Республики Конго. США не спешат вступать в конфликты с ультраконсервативными правителями Саудовской Аравии. К слову, именно избирательность «демократизации извне» может помочь доказать несостоятельность любимых российскими пропагандистами аргументов о причастности Госдепа к любой революции. Так, некоторые из автократов, лишившиеся власти во время протестов «арабской весны», были верными союзниками США и их свержение скорее вредило интересам Америки в регионе.

Способы продвижения демократии за рубежом

Рассмотрим три механизма. Первый из них — прямое требование демократизации. Такой запрос может быть подкреплен самыми разными рычагами давления, начиная с публичных заявлений лидеров либерального мира о том, что тот или иной политик должен прекратить наступление на гражданские свободы, и заканчивая жесткими экономическими санкциями, снятие которых станет возможным после проведения свободных выборов. Хотя это достаточно сложно представить сегодня, демократии могут защищать права иностранных граждан и с оружием в руках: в 1994 году США и их союзники с одобрения Совбеза ООН восстановили демократический режим на Гаити. 

Второй, достаточно эффективный способ, — демократизация как условие выделения помощи или присоединения к международным организациям. Чтобы вступить в Европейский союз и получить сопутствующие экономические блага, страны-кандидаты должны соответствовать так называемым Копенгагенским критериям. То есть соблюдать принципы демократии, свободы слова и уважать права человека. Считается, что именно это привело к установлению стабильных демократий на территории Восточной Европы после завершения холодной войны. Да и сегодня перспективы присоединения к ЕС заставляют лидеров Молдовы, Боснии и Герцеговины, Черногории и ряда других стран удерживаться от впадения в авторитаризм. 

Некоторые развивающиеся страны получают финансовую помощь от международных доноров на схожих условиях. Проведите демократические реформы, и вам достанется новый кредит. К сожалению, зачастую изменения оказываются косметическими, а полученные деньги позволяют автократам еще активнее покупать лояльность элит и населения. В политической науке считается, что такой инструмент будет работать в тех случаях, когда автократы имеют шансы одержать победу даже на по-настоящему конкурентных выборах. Тогда они не будут иметь ничего против реальной демократизации в обмен на пополнение бюджета. 

Третий, уже упоминавшийся, механизм — поддержка независимых медиа, продемократических партий, правозащитных НКО и программ гражданского образования. Идея состоит в том, что люди, получившие доступ к знаниям и ресурсам для защиты своих прав, не позволят авторитарным режимам украсть свой голос или ущемлять права человека без ощутимых последствий. Если поддержка из-за рубежа невозможна, либеральные демократии могут прибегать к более экстравагантным способам распространения информации. Так, США обещают выделить 50 миллионов долларов на работу радиостанций и «интернет-инструментов», которые заставят жителей КНДР (многие из которых живут в настоящем информационном вакууме) «задавать больше вопросов» своему правительству. Примерно то же самое в прошлом году предлагал Алексей Навальный, призывая западных политиков развернуть рекламную кампанию в российском сегменте соцсетей, чтобы донести правду о происходящем в Украине. 

Почему одни страны поддаются демократизации извне, а другие нет? 

Объясняя, почему стабильные демократические режимы не были установлены во всех странах мира, политологи Стивен Левицкий и Лукан Вэй использовали понятия «связанность с Западом» и «западный рычаг». «Связанность с Западом» — это плотность связей между либеральными демократиями и другими странами. Она включает в себя экономическое (интенсивность торговли и инвестиций), межправительственное (совместное членство в международных организациях), технократическое (получение элитами образования на Западе), социальное (интенсивность туристических и миграционных потоков), информационное (проникновение интернета и западных медиа) и гражданское (работа в стране западных НКО) измерения.  Если страна тесно связана с западным миром, в ней с высокой долей вероятности установится либеральная демократия. И элиты, и население будут требовать этого от своего правительства, а давление зарубежных сил может еще более ускорить процесс. Главный источник «связанности с Западом» — географическая близость. Во многом поэтому в конце XX века во многих странах Восточной Европы и Латинской Америки были установлены демократические институты.

«Западный рычаг» — мера, отражающая уязвимость к демократизирующему давлению извне. Если страна обладает гигантской экономикой, богатыми запасами природных ресурсов и способностью защитить себя от зарубежных интервенций (в первую очередь за счет доступа к ядерному оружию), попытки поддержать ее демократизацию, скорее всего, закончатся провалом. Более того, в некоторых случаях сами либеральные демократии могут быть не заинтересованы в смене авторитарного режима. Вспомним ту же Саудовскую Аравию, которая оказывает большое влияние на конъюнктуру мировых цен на нефть. Дестабилизация этой ближневосточной монархии, которой почти наверняка сопровождалась бы любая демократическая революция, скорее всего, не сыграла бы на руку США и ЕС. 

Наконец, попытки демократизации могут быть подорваны действиями «черных рыцарей». Так в политической науке называют влиятельные государства, противостоящие попыткам либеральных демократий защитить свободы жителей других стран. Близкий для русскоязычных читателей пример — Александр Лукашенко, который может позволить себе делать все что угодно, пока за его спиной маячит фигура Владимира Путина. Помимо этого, Россия долгое время поставляла в Украину кремлевских политтехнологов, которые помогали Виктору Януковичу сохранять власть не самыми честными методами (подробный рассказ об этом можно услышать в выпусках подкаста «Кавачай» о политической истории Украины), а во время январских протестов 2022 года в Казахстане российские военные де-факто гарантировали безопасность Касыму-Жомарту Токаеву. Другой авторитарный режим, китайский, в прямом смысле этого слова экспортирует в недемократические страны технологии, позволяющие создавать системы тотальной слежки за населением и цензурировать интернет.

Пытались ли либеральные демократии добиться демократизации России? 

Политолог Владимир Гельман считает сдержанное поведение США и ЕС по отношению к России одной из ключевых причин, по которым здесь не удалось построить демократию. Конечно, в 1990-е годы западные державы оказывали странам, возникшим на месте Советского Союза, как финансовую, так и гуманитарную помощь, однако по своим масштабам эти программы даже не приблизились к плану Маршалла, который был реализован в Западной Европе после Второй мировой войны. Это могло бы сформировать более прочные связи между Россией, США и ЕС, а также создать ситуацию, при которой либеральные демократии, пользуясь финансовыми рычагами, могли бы поддерживать стабильное функционирование демократических институтов.

С другой стороны, даже в 1990-е годы российский режим был далек от демократического идеала: разгон Съезда народных депутатов в 1993 году, грязные выборы 1996 года, военные преступления во время Первой и Второй чеченской войны. Реакция либеральных демократий на эти малоприятные события в лучшем случае ограничивалась критическими заявлениями: администрация Ельцина пользовалась большим кредитом доверия в США, в 1996 году на горизонте маячила победа коммуниста Геннадия Зюганова, а после 11 сентября 2001 года все большая часть западных элит стала воспринимать войны в Чечне всего лишь как один из элементов «международной борьбы с терроризмом». В начале нулевых годов изменение цен на нефть привело к бурному экономическому росту, а Владимир Путин приступил к консолидации авторитарного режима: окно возможностей для влияния на внутриполитические процессы в России начало закрываться. 

Как Запад сможет повлиять на демократизацию России в будущем? 

Если вернуться к теории Левицкого и Вэя, Россия, очевидно, не представляет собой идеальный объект для демократизирующего давления извне. Крупная экономика, богатство природных ресурсов, ядерный арсенал, достаточный для уничтожения всей планеты. Да и в условиях продолжающегося вооруженного конфликта маловероятно, что сами либеральные демократии будут озабочены чем-либо, помимо скорейшего завершения боевых действий. 

Тот же доступ к ядерному оружию делает экстремально маловероятным сценарий, при котором конфликт завершится условным «парадом НАТО/ВСУ на Красной площади» и прямым участием западных стран в установлении демократических институтов, как это было в послевоенной Германии, Ираке или Афганистане. Вместе с этим все больше экспертов склоняются к мысли о том, что вооруженное противостояние будет продолжаться в той или иной форме, пока власть находится в руках Владимира Путина. После смерти или (гораздо менее вероятного) отрешения от власти российского президента и завершения боевых действий ЕС и США теоретически вновь обретут возможность и стимул активно поддержать демократию в России. Историки и политологи предлагают начинать думать о наиболее эффективной стратегии достижения такой цели уже сегодня. 

Территориально, культурно и экономически европейские страны являются естественными партнерами для России. В будущем либеральные демократии могли бы установить ряд условий для снятия санкций и продолжения полноценного экономического сотрудничества, что наверняка будет соответствовать интересам любого российского правительства, стремящегося к росту благополучия населения, а не вписыванию своих имен в историю. Среди таких условий могут быть, к примеру, требования об освобождении политзаключенных, восстановлении свободы слова и отмене ограничений на организованную политическую деятельность. Конечно, эти действия получат гораздо больше шансов на успех, если будут поддерживаться политическими силами внутри самой России. 

Таким образом, во-первых, многочисленные и часто скептически воспринимаемые конгрессы российской оппозиции «в изгнании» на самом деле играют важную роль в привлечении внимания европейских элит к вопросу развития демократических институтов в России в будущем. Если уже сегодня не начать обсуждать, что и на каких условиях следует потребовать у российских властей после завершения конфликта, весьма вероятно, что в момент открытия нового окна возможностей США и ЕС вновь не будут иметь желания и готовности участвовать в реформировании российского режима. 

Во-вторых, полный разрыв связей между «западным миром» и Россией отдаляет, а не приближает установление демократических институтов. Либерально мыслящие россияне склонны пристально следить за тем, сколько западных компаний полностью ушли из России и какие европейские страны все еще продолжают сотрудничать с воюющей автократией. Конечно, такие действия крупного бизнеса и западных элит можно считать не самыми этичными, но именно сохранение хотя бы слабых связей с миром либеральных демократий закладывает фундамент для того, чтобы в будущем, после смерти путинского режима, они могли оказать поддержку демократическим силам внутри России.

Поддержите тех, кому доверяете
«Холод» — свободное СМИ без цензуры. Мы работаем благодаря вашей поддержке.