Петицию за увольнение проводницы, выбросившей кота Твикса из поезда, подписали более 380 тысяч человек. Глава Следственного комитета Александр Бастрыкин поручил провести проверку по факту гибели животного, на женщину уже могли завести уголовное дело. Глава Федеральной пассажирской компании на круглом столе в Государственной думе представил хронологию событий, в результате которых Твикс оказался на улице. Похоже, что пользователи соцсетей впервые за долгое время едины в своем гневе с российскими силовиками, а силовики охотно поддерживают «горизонтальный гнев». О том, что в нас проявила и чему научила история с Твиксом, специально для «Холода» объясняет публицист, поэт, хозяин трех котов Иван Давыдов.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Вы ведь тоже ждали чуда, да? Надеялись, мониторили новости, пытались верить, что волонтеры найдут его? Все ждали. Самые разные люди ждали. Люди, которым давно не о чем друг с другом говорить, люди, которые не подали бы друг другу руки, люди самых разных политических взглядов и просто люди. Без определенных политических взглядов. Так хотелось, чтобы кот Твикс вернулся домой живым.
Не вернулся, чуда не случилось, зато случились записи в соцсетях, сделанные словно бы под копирку: «Они страдают из-за какого-то там кота, когда…» Эти самые «когда» варьируются: когда бойцы гибнут на фронте и мирные жители — под обстрелами, или тоже — мирные жители, но по другую сторону от линии фронта; когда в тюрьмы бросают за слово и в камерах пытают политических заключенных; когда патриарх выступает в Думе с эпохальной речью о необходимости запретить аборты. Честное слово, и такое было, не я выдумал.
Так вот, для начала, — не обращайте внимания. Не вступайте в споры с профессионалами, которые делают карьеру на праведном гневе, причем совершенно не важно, под какими флагами. Не стойте рядом, отойдите в сторону. Их не переубедишь, а остальным надо понимать — способность сострадать, умение сочувствовать никого не может ни оскорбить, ни унизить и нет в нем ничего отвратительного. Более того, способность и готовность сострадать зверю — это знак, что человек выбрался из архаики. Что времена, в которые зверь — это прежде всего рабочий инструмент или просто еда для человека, — не его времена. Способность и готовность сострадать зверю — знак того, что по пути человечности человек хоть немного да продвинулся. Зверю сочувствует тот, кто человеку сочувствовать уже научился. Не наоборот.
Включите телевизор: там в любом рекламном блоке почти наверняка будет ролик об очередном несчастном ребенке, которому нужна срочная операция, и нет на операцию денег у семьи (что понятно), и у государства денег нет (что понять сложнее, хотя тоже можно — много находится у государства дел, на которые деньги нужнее). И знаете что? Как правило, деньги находятся. У тех, кто умеет сострадать. И людям, и животным. А вот у тех, кто мастерски выучился читать мораль, — времени чаще всего не хватает, чтобы оформить пожертвование.
Почему-то. Не знаю даже почему.
И еще одно соображение, которое здесь кажется важным: у начальства в моде разговоры о необычайном единении нации (сколько там подписей в поддержку Путина собрали за последние две минуты — 100 миллионов, 200?), но при этом страна разорвана в клочья. До такой степени атомизации, распада общества мы, кажется, еще не доходили. По крайней мере в этой, новой России, которой от роду 30 с небольшим. Искусно продуцируемая ненависть превращает людей в озлобленных одиночек.
Читатель ждет уж рифмы… В общем, опасаетесь, будто я напишу, что Твикса убила атмосфера ненависти? Напрасно. Твикса убили бездомные собаки и мороз. Но вот его гибель кое-что рассказала о ненависти.
Озвучу сильную гипотезу — никакого запроса на ненависть у широких масс нет, а шумные, но малочисленные группировки профессиональных мастеров ненавидеть в расчет не берем. Есть социальный заказ, тут важно чувствовать разницу. Ненависть не первое уже десятилетие пестует государство — умело, с размахом, с навязчивостью. Но ведь не только государство. Разные группы интересантов формируют этот самый заказ, и объекты для ненависти предлагаются разные, но ненависть остается ненавистью. И каждый человек — самый обыкновенный человек — превращается в точку пересечения этих разнонаправленных ненавистей.
Но не может и не хочет так жить. Невыносимо грустная история кота Твикса — как раз про это. Самые, повторюсь, разные люди, часто — ненавидящие друг друга люди хотели одного. Чтобы он нашелся живым. Объединились в ожидании чуда. Настоящий запрос — на объединение в добре.
Ненависть, конечно, сильна. Про это уже — сотни тысяч подписей с требованием уволить или даже отправить в тюрьму несчастную проводницу. Усталую, тяжело работающую женщину, вынужденную выполнять инструкции. Что тут сказать? Только глупые и наивные слова находятся: ну, не надо так. Не надо множить ненависть. Не надо втягиваться в злую игру, в которой справедливость — это обязательно кара. Хоть для кого-нибудь. Для стрелочника. Для проводницы. Ничего не исправишь ненавистью. Вообще ничего не исправишь ненавистью.
Эта общая жажда доброго чуда и сотни волонтеров, которые отправились искать кота, и миллионы, наверное, тех, кто следил за действиями волонтеров, кто ждал и надеялся, показывают, что у нас сохранилось что-то вроде иммунитета. Есть надежда на выздоровление, на выход из полосы зла. Но болезнь сильна, и это показывают сотни тысяч подписей под гневными петициями.
Не «попытку хоть каким-то легальным и безопасным способом продемонстрировать протестные настроения», как утверждают политологи, а вот именно это: болезнь сильна, извращенные представления о справедливости глубоко въелись в страну, ненависть в нашем воздухе давно превысила предельно допустимые показатели. Но не победила. Пока не победила. Не совсем победила, не до конца. Ино еще побредем, как говаривал в XVII веке один выдающийся мастер праведного гнева и по совместительству — великий русский писатель протопоп Аввакум.
Но еще за всеми этими рассуждениями — самый обыкновенный кот. Которого вырвали из привычного уюта, лишили вдруг любви и вышвырнули в ледяной ад. Ледяной ад, рассказывал нам Данте, — для предателей. Но звери не умеют предавать. Это талант человеческий. Звери умеют доверять, это да. Предавать не обучены.
И брел этот самый обыкновенный кот по снегу навстречу страшной своей смерти и не мог понять — почему, за что. И не было с ним ничего кроме ужаса. Только ужас и холод.
И не скажешь: «зато теперь РЖД изменит правила перевозки животных» или «зато теперь даже депутаты, от которых ничего, кроме жути, давно не ждем, пытаются сделать что-то человеческое». Язык не повернется. Потому что это, как говорится, не «зато». Он ведь кот, а не пламенный революционер. Он не собирался жертвовать собой ради счастья прочих четвероногих. Он хотел уюта и любви. Всего лишь.
И по-настоящему почтить его память можно не петициями, не призывами расправиться с виноватыми и не требованием кар. А просто покормив бездомных кошек на улице. Или пожертвовав немного денег какому-нибудь приюту.
Пока искали Твикса, в Кирове поймали другого кота, очень на него похожего. Обычного уличного бродягу. Сейчас его лечат и пытаются найти для него дом. Найти для него его человека. Если получится найти — вот это будет «зато».
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
