Чумработницы — это женщины, которые отвечают за быт и устройство чума в тундре, пока мужчины занимаются оленеводством. В России эта профессия официально не признана, но разговоры о том, чтобы внести ее в реестр профессий, ведутся как минимум с 2017 года. 52-летняя Павла Ледкова была чумработницей больше 30 лет и уволилась только четыре года назад; сейчас она живет в Воркуте. «Холод» публикует рассказ Ледковой о том, как устроена жизнь в тундре, сложно ли вырастить семерых детей в таких условиях и каково это — дружить с оленями.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
«Нужно уметь пасти стадо оленей, управлять возом, собирать и разбирать чум»
В моей семье три поколения работали в тундре: женщины были чумработницами, а мужчины — оленеводами. У меня две старшие и две младшие сестры и один младший брат — мы выросли в чуме. В детстве мама рано нас будила, мы завтракали, а потом шли гулять: катались на санках и лыжах, ездили с папой за дровами и к стаду, где было много оленят. Весной мы ходили изучать гнезда и птенцов, кормили маленьких оленят, рыбачили. Я смотрела на то, чем занимается мама, и брала с нее пример: помогала родителям в сборке и разборке чума, нянчилась с младшими.
Когда мне исполнилось восемь лет, родители отправили меня в школу в Воркуту. Я была сильно привязана к семье, тундре, оленям и очень тосковала по этой жизни. В городе мне все было чуждо. В школе, когда к одноклассникам приезжали родители, я отпрашивалась из класса, бежала к вахте и смотрела — не приехала ли мама. Грустно вспоминать это время. Потом я поступила в ПТУ на швею: нужно было обязательно окончить какое-то училище. Думала, мне будет интересно учиться, но в итоге отчислилась с первого курса и вернулась в чум.
Чумработницами обычно становятся жены оленеводов-пастухов. Они вместе с мужьями живут и работают в бригадах, которые состоят из семьи оленевода-пастуха и еще нескольких человек: например, их родственников и других пастухов. Женщинам нужно уметь пасти стадо оленей, управлять возом, собирать и разбирать чум. Первый год после училища я помогала старшим сестрам по хозяйству, а в 19 лет вышла замуж и стала чумработницей — это моя единственная профессия.
Прежде чем начать работать, нужно пройти обучение, которое занимает примерно два месяца. Обычно знания передают по наследству, и девушки обучаются у своих матерей или свекровей. Пару лет назад придумали курсы, но это все не то, потому что любой профессии нужно обучаться на практике в реальных условиях.
В республике Коми профессии оленевода и чумработницы популярны среди молодежи: им нравятся кочевой образ жизни — большинство из них выросло в тундре и тянется к своим корням. Средний возраст в нашей сфере — от 20 до 35 лет. Конечно, есть люди и постарше, но они сейчас дорабатывают и обучают других.
«Женщина встает раньше всех»
Условия в тундре сложные: зимой бывает до −52 градусов, а летом до +43. Иногда зимой пар изо рта сыпется хрусталиками, а еще рано темнеет: уже в час дня начинаются сумерки. Обычно я ложилась спать в восемь вечера, а вставала в четыре утра, чтобы не пропустить световой день. Женщина встает раньше всех, растапливает печь, разогревает завтрак. Все остальные просыпаются, когда в чуме становится тепло. После завтрака она убирает со стола, растапливает снег (если зима и нужна вода) и готовит обед. Чумработницы как жены декабристов — муж поехал в тундру, и ты за ним.
Продукты мы закупали оптом. Я в основном готовила оленину, потому что она полезная и доступная. Мясо оленя на кости — это традиционная еда региона Коми. Оно тушится и томится в собственном соку, получается вкусно. А вот картошку тяжело возить, поэтому на гарнир в чуме готовят крупы и макароны. Все, что ты берешь с собой, тащат олени, поэтому одежды и еды должно быть по необходимости. Я всегда старалась разнообразить питание. Готовила рыбу трех видов — вареную, тушеную, малосольную. Делала выпечку — хлеб, блины, оладушки, шаньги и кулебяку. Шаньга, или шанежка, — это булочка с картошкой или ягодами, которые ты собираешь в тундре. Сейчас появились портативные духовки, а раньше все готовилось на костре.
Если мы тяжело заболеваем в тундре, то вызываем санитарный рейс: обычно вертолет прилетает в течение часа. Для этого у нас есть спутниковые телефоны. Если мы в черте города, то едем в больницу на поезде. Раньше в Воркуте сидел радист, который связывал нас с городом.
«Легким движением руки чум всегда во что-то превращается»
Чум — жилище круглой формы, диаметром примерно восемь метров. Летом его покрывают слоем брезента и тентовой тканью, а зимой добавляют шкуры оленей. По краям все закладывается снегом, чтобы не продуло. Внутрь стелят дощатые полы и ставят печку. Спальные места разделяются пологами — палатками из ткани. Передняя часть — это кухня, а сзади зона отдыха. Если надо помыться, чумработница спускает полог, убирает подстил, дает ведро с водой, а потом ставит все обратно. К ночи чум превращается в спальню: у каждой семьи есть свой небольшой уголок. Когда нужно поесть, в центр выдвигается стол, и получается кухня. Легким движением руки чум всегда во что-то превращается. По ощущениям в него влезает больше людей, чем в трехкомнатную квартиру. Сейчас я живу с мужем и четырьмя детьми в трешке: мне кажется, нам тесно, хотя в чуме мы отлично помещались.
Наша традиционная одежда тоже особенная: когда кочуешь, важно одеться практично, чтобы не промокнуть. Как только ты заходишь в чум, надеваешь сарафан — лучше него еще ничего не придумали. Женщина работает среди мужчин, поэтому все должно быть прикрыто: руки, ноги, зона декольте. Если она замужняя, то нужно убрать волосы в кокошник или повязать платок. А незамужняя не может носить распущенные волосы, поэтому часто у чумработниц косы. У нас в культуре считается нормальным делать вежливые замечания на тему внешнего вида.
Зимой носят малицу — это теплое и удобное пальто. Оно сшито из меха, расклешено книзу, к нему пришиты аккуратные капюшон и рукавицы, оно надевается через голову с подола. Сверху малицу покрывают плотной тканью бирюзового, сиреневого или зеленого цвета. У женщин капюшон малицы покрыт белым мехом, а у мужчин темным. Еще шьются пимы — высокие сапоги из оленьих шкур. У мужчин они часто однотонные, а у женщин расписные. Мужчины всегда ходят заправленные и подпоясанные кожаными ремнями с металлическими вставками.
«Женщинам в тундре тяжелее, чем мужчинам»
Наша работа сама по себе тяжелая: климат, переезды с места на место. С новорожденным ребенком тяжело жить в тундре: нужно постоянно следить за тем, чтобы он не замерз. Поэтому у женщин ответственность за себя, семью, оленей и бригаду. Мне кажется, женщинам в тундре тяжелее, чем мужчинам.
Раньше приходилось стирать вручную. Если река была ледяная, мы надевали теплые перчатки, сверху резиновые перчатки для уборки и полоскали вещи в ледяной воде. Иногда зимой приходилось растапливать снег и лед. Одно ведро снега — это одна четвертая ведра воды. Если попадался лед, это был настоящий праздник. Хотя в последние несколько лет стало легче, потому что появились генераторы, электрический свет и портативные стиральные машины с отжимом.
Многие женщины стали пересиживать зиму в городе вместе с детьми, а раньше приходилось жить в тундре круглый год. Особенно тяжело было просыпаться посреди ночи в жуткий мороз, кормить ребенка и следить за тем, чтобы он был укутанный. С младенцами сложно кочевать, но к этому можно приспособиться. Дети постарше проводят много времени на улице и играют друг с другом. Целыми днями они у взрослых на виду. С раннего возраста дети начинают помогать, причем сами, потому что с детства видят, как родители трудятся, и берут с них пример.
Самое болезненное — расставаться с детьми. Очень тяжело, когда они подрастают и уезжают в школу. Когда дети маленькие, ты этого не чувствуешь, но всегда приходит момент разлуки, и это очень больно. Сын моей дочери пойдет в школу только через полтора года, а она уже плачет, потому что будет редко его видеть.
«Олень кладет голову мне на плечо, плачет, поворачивается и уходит»
Нельзя работать оленеводом и быть жестоким, олени это чувствуют. Их рога сразу показывают, как к ним относятся: рога должны быть красивые и упитанные. Хороший оленевод вовремя кормит и поит оленей, дает им отдыхать, ласково с ними разговаривает, гладит, не бьет и оберегает их. Олень — твоя сила, твои ноги: ты же не пойдешь пешком по такой тундре. Мой папа очень бережно относился к ним — это передалось нам, его детям. Если он ел, то никогда не позволял оленям просто наблюдать, а кормил и их тоже. В большом стаде три-четыре тысячи особей: ездовые, для забоя и ручные. Ездовых оленей в бригаде в среднем от 350 до 450. Чумработница может управлять кортежем из 25 оленей.
Во время каслания (кочевье оленьего стада с погонщиками. — Прим. «Холода») оленята часто теряются, и мы не можем узнать, чей это малыш, поэтому чумработницы берут их себе. У меня есть прекрасный ласковый олень, которого я люблю всем сердцем. Его нашел в тундре мой сын девять лет назад. Помню, он спросил: «Зачем тебе такой страшненький?» Но я выходила оленя и назвала Пеплом — с этого момента он кочевал вместе со мной. Четыре года назад я вышла на пенсию и уехала в Воркуту, а он остался в тундре с моей дочкой, поэтому мы редко видимся. Этим летом я провела в тундре два месяца, и все это время Пепел не отходил от чума. Он знал, во сколько я просыпаюсь, и всегда вставал в то же время, не уходил в стадо, а гулял со мной. Он понимал и слушал меня, когда я с ним разговаривала. Однажды Пепел четыре дня встречал меня на перекрестке дороги. Каждый раз, когда я собираюсь уезжать, он чувствует это. Обычно я говорю: «Милый, прости меня, пожалуйста. Главное — живи и не болей». В эти моменты он кладет голову мне на плечо, плачет, поворачивается и уходит.
Ручные олени часто выполняют роль помощников. Когда нужно перегонять стадо, они всегда ведут остальных оленей за собой. Был случай, когда я с двумя дочками переходила на другую сторону реки на резиновой лодке. На одной стороне — загон для оленей, а на другой — чум. Пришло время готовить обед. Мы поплыли к чуму, дошли до середины реки, я услышала громкий хлопок. Со мной сидели дочери, и я понимала, что если буду паниковать, то девчонки испугаются. Все это время Пепел плыл рядом с нами. Когда он услышал хлопок, подошел к лодке, загородив течение, и не отходил от нее, пока мы не переплыли реку. Я сказала девочкам браться за его ошейник в случае чего. Через 10 минут мы оказались на берегу, спрыгнули с лодки, вытащили ее и обнаружили, что она лопнула и начала сдуваться. Мне было страшно, но все это время я чувствовала, что Пепел рядом, и это успокаивало.
Очень трудно не привязываться к оленям, которые уйдут на забой. Сама я никогда не убивала оленей: это работа не для женщин. Часто женщины уговаривают мужей оставить некоторых оленей пожить еще, потому что с ними сложно расставаться. Старые ездовые олени знают и чувствуют, что скоро наступит конец. Они стоят, опустив голову, — и мне всегда было их очень жаль, но такова наша работа.
Я очень скучаю по тундре. Там я была здоровее, чем здесь: там не бывает избыточного веса, ты все время ведешь активный образ жизни, а в городе не так. Тундра воспитала во мне силу духа, уверенность, целеустремленность, настырность, коммуникабельность. У меня была депрессия, когда я уволилась, я плакала целыми днями. Раньше я думала, что у людей депрессия от безделья, пока не пережила это на себе. Я люблю эти края, люблю забирать из загона оленей, запрягать их, ехать на упряжке. Люблю, когда вся семья в сборе, мы уезжаем на летние пастбища, у нас с собой затарено продуктов, и мы едем на новое место, где проведем несколько месяцев. Весеннее и летнее кочевание — самое интересное и счастливое. Каждый год ты как будто проживаешь все эти озера, реки и леса по-новому. Когда у меня было свободное время, я бродила по тундре часами. Для меня до сих пор чуждо прожить лето и не проснуться от крика гагары.
