32-летнего Андрея Полякова из небольшого города в центральной России мобилизовали 23 сентября 2022 года. Он не был сторонником войны, но отказаться от службы не смог. Поляков рассказывает, что, попав на фронт, старался держаться подальше от оружия и постоянно думал о том, как бы ему сбежать. В августе 2023 года у него это наконец получилось. «Холод» рассказывает историю его побега.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Имя, фамилия и некоторые личные данные героя изменены ради его безопасности.
24 февраля 2022 года я сразу осознал, что если в России будет мобилизация, то меня призовут. Несколько лет назад я проходил срочную службу, поэтому был в первых рядах на призыв. Но уехать я так и не решился: переживал, что у меня нет никакого запаса денег, да и вообще не знал, куда ехать и что я смогу делать в чужой стране. Я никогда не выезжал за пределы России, у меня даже загранпаспорта не было.
Как я и ожидал, повестку мне принесли на следующий же день после объявления мобилизации, прямо на рабочее место. Я работал системным администратором в государственном учреждении и отказаться не мог: если бы я не расписался [о ее получении], то проблемы были бы у моего начальства. Я родился и всю жизнь прожил в небольшом городе на 10 тысяч человек, где все друг друга знают. С начальством знаком не только я, но и вся моя семья. Не хотелось никого подставлять.
23 сентября я пошел в военкомат, никаких вещей с собой не брал. Домой я уже не вернулся: меня сразу отвезли в воинскую часть безо всякой медкомиссии. В первые дни был полный хаос, никто ничего не знал, начальство кому-то звонило и спрашивало, что с нами делать. На нас даже еды не было в первые дни. Но со временем разобрались, нас начали учить — сначала в классах, потом на полигонах.
К нам приставили военных, которые уже имели опыт участия в «СВО» — те, кто в самом начале пытался штурмовать Киев. Они не представлялись, фотографировать их было запрещено, и я подумал, что они либо из разведки, либо из ЧВК.
В ноябре из учебной части мое подразделение отправили в Крым. Первые месяцы мы находились в тылу и не делали ничего особенного: обустраивали блиндажи, ходили в наряды, иногда занимались стрельбами. Мне дали специализацию «помощник пулеметчика», но я старался заниматься штабной работой. Хотелось держаться подальше от боев.
Думал, как сбежать
Новый год мы встретили в тылу. Праздновали в столовой, повара постарались и приготовили более-менее праздничную еду. Добровольцы-волонтеры привезли мандарины, апельсины, конфеты. Алкоголь пить было запрещено, но люди умудрялись проносить, переливали в бутылки из под сока. В целом даже звонить можно было родственникам относительно спокойно.
2 или 3 января нас повезли к линии фронта. Ехали дней пять на КамАЗах по украинской территории. Ночевали в лесу, прямо на земле, в спальных мешках, несмотря на то что морозы доходили до −28. Не буду называть направление, на которое нас отправили, но это одно из тех мест, где прошлой зимой шли активные боевые действия.
Командиры оказались ярыми сторонниками и носителями российской пропаганды: у меня было ощущение, словно я 24 часа в сутки проводил со Скабеевой, Соловьевым и Киселевым. Мне с ними было очень тяжело, потому что я не считаю украинцев фашистами, не верю в теории, будто в Украине разрабатывали какое-то биологическое оружие. Они же каждый день говорили про каких-то «радужных» украинских нацистов, про то, что компот в погребе может быть специально отравлен, несли всякую чушь. Но это не мешало им пользоваться вещами и продуктами из домов мирных украинцев, которые там жили раньше. Выносили буквально все.
В одном погребе с сослуживцами я продержался дней 10, а потом вместе с товарищем, который не так сильно верил в «русский мир», перебрался в дом по соседству, где раньше жили украинцы. Жить там было опаснее: если бы прилетел снаряд, стены дома просто сложились бы. Но для меня этот вариант был лучше, чем находиться в одном помещении с сослуживцами и начальством.
Примерно пять месяцев, что мы провели на передовой, я занимался связью и охраной. Официально связистом меня не назначали, но, так как я айтишник, мои знания пригодились для налаживания системы связи.
Работа была при штабе. Штаб — это громко сказано. Он располагался в погребе под обычным гаражом для легковой машины. Три на четыре метра. Мы убрали банки с вареньем и компоты, картошку вынесли на улицу, расчистили полки. На полках спали военные и сам командир. Там же проводили штабные совещания.
Каждый день я думал о том, как сбежать. Логически я понимал, что просто так этого не сделать — нужна подготовка. Во-первых, нужен запас времени на переезд, пока тебя еще не объявили в розыск и ты можешь добраться до другой страны. Во-вторых, перед отъездом хотелось повидать близких. Я понимал, что это расставание надолго. В-третьих, нужен был запас денег хотя бы на несколько месяцев жизни в чужой стране, а у меня их сперва совсем не было. Поэтому заработанное по мобилизации я старался не тратить и откладывал. Кроме того, надо было понять, как и куда вообще ехать.
Интернета в зоне боевых действий не было совсем, вышки отключали. Иногда можно было подключиться к украинской сотовой связи, но это было опасно — так они могли бы нас обнаружить.
По украинскому радио, которое у нас ловило, я услышал про организацию «Хочу жить». Они предлагали российским военнослужащим сдаваться в плен. Я всерьез обдумывал этот вариант, но понял, что в моем случае это очень опасно. Если бы я был в наступающей роте, то я мог бы постараться незаметно отбежать в сторону и затеряться. Или если бы на нас напали, можно было бы сдаться. Но из штаба этого сделать я не мог: если бы я побежал в сторону украинских войск, меня бы застрелили или с той, или с другой стороны.
В августе мне на две недели дали отпуск, и я сразу же решил, что на фронт больше не вернусь.
Ехал в стрессе
К родителям в отпуск я приехал, не предупредив их. Сделал сюрприз. Они, конечно, обрадовались и заплакали, увидев меня. Добравшись до компьютера, в первую же ночь дома я стал искать в интернете информацию про дезертирство. Нашел несколько организаций, которые помогают. Первыми мне ответили из проекта «Идите лесом». Я объяснил свою ситуацию и мне обещали помочь.
Список помогающих организаций:
– «Идите лесом» — проект, который помогает не попасть на войну тем, кто попадает под призыв и мобилизацию. Также помогает дезертировать тем, кто уже стал военнослужащим. Обратиться можно через бот в телеграме.
– inTransit — группа людей, которые оказывают помощь преследуемым в России по политическим мотивам. Обратиться можно через бот в телеграме.
– «Вывожук» — проект, помогающий эвакуироваться из России людям, на которых заведено уголовное или административное дело. Подробнее информацию можно найти на сайте.
– «Движение сознательных отказчиков» — помогает избегать военной службы. Обратиться можно, заполнив анкету в телеграм-боте.
– EQUAL POST OST — организация, которая поддерживает ЛГБТК-людей. Запросить помощь можно через бот в телеграме.
– Connection e.V — международная организация, помогающая отказникам от военной службы и дезертирам. Можно связаться через сайт.
– «Ковчег» — проект помощи эмигрантам из России, которые осуждают военную агрессию против Украины. Разные варианты помощи можно найти на сайте.
Самой большой проблемой оказалось то, что у меня не было загранпаспорта. Получить его я бы уже не успел, уехать из России мне нужно было до конца отпуска. Мне помогли составить маршрут переезда в такую страну, где загранпаспорт не требуется, и рассказали, как подготовиться. В течение недели я снимал наличные: за время службы удалось накопить чуть больше полутора миллионов рублей. Так как на снятие денег установлен суточный лимит, нужно было ходить в банкомат каждый день и снимать небольшими частями.
Родителям о том, что я решил сбежать, сказал только за пару дней. Они, конечно, очень испугались за меня. Но, обдумав, согласились, что это лучше, чем возвращаться на фронт. Я собрал небольшой рюкзак с самым необходимым, оставил телефон со своей симкой и поехал.
Всех подробностей раскрыть не могу, потому что это может быть небезопасно для других беглецов. Их, я думаю, со временем будет все больше: когда у мобилизованных появляется возможность поехать в отпуск, тогда они и начинают изучать способы дезертирства. Но главное, что рекомендуют при таком побеге, — не покупать билеты, где может потребоваться паспорт. То есть ехать нужно на перекладных, на попутках, желательно, в объезд крупных городов. Я ловил частников, несколько раз пересаживался к другим водителям. Платил наличкой, чтобы цифрового следа не оставалось. Опытным путем выяснил, что даже в хостеле спрашивают паспорт, чтобы зарегистрировать. Разговорился с администратором и узнал, что из хостела информацию о посетителях каждое утро передают в МВД, из-за этого я оттуда уехал рано утром.
Перед началом отпуска меня и других отпускников сфотографировали — как мне кажется, это сделали для того, чтобы в системе были актуальные фотографии военнослужащих. Как раз на тот случай, если придется разыскивать. Поэтому мне нужно было избегать камер видеонаблюдения.
Добираться до границы мне нужно было, объезжая Москву. Я заранее продумал маршрут и решил, что менее приметным будет поехать на машине отечественного производства. Подумал, что иномарки чаще останавливают, проверяют документы, штрафуют. Нашел водителя, который ехал в нужном мне направлении, спросил, планирует ли он ехать непосредственно через Москву, он сказал, что маршрут в объезд. Я поехал с ним, машина у него как раз была отечественная.
В какой-то момент пути я вдруг понял, что водитель едет прямо по Москве. Смотрю: абсолютно все машины вокруг иностранного производства. Планировал не привлекать внимания, а оказался бельмом на глазу в общем потоке. Мало того, мы еще и попали в аварию. Вроде бы ничего страшного: другая машина просто помяла нам боковое зеркало. Можно было бы спокойно договориться, но водители начали спорить и решили вызывать ГИБДД.
Я сидел в машине и думал, что же мне делать: если выйду, наверняка попаду на камеры видеонаблюдения, если останусь, меня могут увидеть сотрудники полиции, когда приедут разбираться. Сидел в стрессе, но сказать ничего не решился — мало ли, как водитель мог отреагировать, узнав, что я дезертир.
На мое счастье, через несколько часов ожидания ГИБДДшников водители устали и решили все-таки договориться на небольшую компенсацию. И мы поехали дальше.
Когда я уже было выдохнул, что неприятности позади, вдруг понял, что мы едем прямо мимо Красной площади. Старался вжиматься в кресло, чтобы меня камерами видеонаблюдения не зацепило. Расслабиться смог только когда уже мы выехали за пределы города.
Другой нервный момент был, когда я покупал билет на самолет. В кассе сказали, что нужен загранпаспорт, которого у меня не было. Но я знал, что билеты могут продавать и по российскому паспорту, — сказал об этом сотруднице. Наступила такая тишина, как в кино. Она начала кому-то звонить. Я думаю: «Ну все, сейчас меня заберут». Кассирша еще, насколько я помню, забрала мой паспорт и долго с кем-то советовалась по телефону. Но потом повесила трубку и все же продала мне билет.
Дорога от родительского дома до безопасного места, где я сейчас нахожусь, заняла у меня четыре дня. Приходилось где-то ночевать, где-то ждать следующего автобуса или самолета по несколько часов.
Первое, что я сделал на новом месте, — это просто выспался. Потом сходил обменять рубли на местную валюту, связался с координаторами в «Идите лесом», чтобы сообщить им, что мне удалось выехать. Перед побегом мы с ними проговаривали риски и разные варианты, что может со мной произойти по дороге. Даже обсудили, что если вдруг меня не выпустят из России, то я успею вернуться на фронт и постараюсь сделать вид, что ничего не было. А дальше мы бы уже действовали по обстоятельствам, обсуждали бы, какие остаются варианты.
Рассчитывал на другое
Первые дни я не связывался с родными. О том, что я успешно уехал, они узнали от сотрудников полиции, которые пришли меня искать. После приходил следователь из Следственного комитета, потом — сотрудники городской администрации. Обыскивали дом, пытались найти меня, спрашивали, куда я скрылся.
Я вышел на связь с семьей только через 10 дней после отъезда, и все еще не говорю им, где я. Боюсь, что их могут признать или шпионами, или иностранными агентами, или лицами, аффилированными с иностранными агентами. Думаю, лучше, чтобы они не знали никаких подробностей — для них так будет безопаснее. На них давят, передают сообщения для меня, чтобы я возвращался в Россию. Мол, если вернусь, то уголовки не будет. Но, насколько я знаю, уже через двое суток после того, как человек не возвращается из отпуска, на него автоматически заводят уголовное дело и объявляют в розыск.
Существует три статьи уголовного кодекса, по которым дезертира могут привлечь к ответственности за оставление части или отказ выполнять приказ.
– статья 332 УК РФ «Неисполнение приказа». Под эту статью попадает отказ военнослужащего от участия в боевых действиях, если он при этом находится в воинской части или на передовой. Отказ от исполнения приказа в воинской части попадает под часть 2.1 ст. 332; отказнику грозит от двух до трех лет лишения свободы, и это самый мягкий вариант наказания;
– статья 337 УК РФ «Самовольное оставление части или места службы» применяется в том случае, когда военный покидает часть «без уважительных причин». Уголовная ответственность наступает после двух суток отсутствия. По этой статье военным может грозить от пяти до 10 лет лишения свободы (если они отсутствуют на службе более месяца);
– статья 338 УК РФ «Дезертирство» отличается от «самовольного оставления части» тем, что военный уклоняется от необходимости нести службу навсегда, а не временно. Это самая тяжелая статья УК РФ для дезертиров. В период мобилизации может грозить от пяти до 15 лет.
Юристы, комментарии которых публиковала «Медиазона», советуют отказываться от выполнения приказов еще на территории воинской части, чтобы получить минимально возможное наказание.
«Холод» нашел Андрея Полякова в списке разыскиваемых лиц, против которых возбуждено уголовное дело. Однако редакции неизвестно, по какой именно статье его разыскивают.
Вообще, у меня был план поехать дальше в Европу или США, потому что из этих стран не выдают дезертиров даже по запросу. Но оказалось, что без загранпаспорта я не могу попросить там убежище. Я рассчитывал на другое, но что теперь делать.
Я читал про то, что многие военные испытывают ПТСР после нескольких месяцев на фронте. Думаю, у меня тоже есть какие-то последствия, даже несмотря на то, что в боевых действиях я сам не участвовал. Порой я очень долго не могу уснуть, а иногда случаются панические атаки. Например, из-за громких звуков. Бывает, идешь мимо каких-то аттракционов или торгового центра, откуда идет грохот, и все нормально. А бывает, что от звука выхлопной трубы автомобиля становится очень плохо. Начинает трясти, появляется ощущение тяжести в груди. Возникает такое же ощущение страха, которое бывало во время сильных обстрелов.
Бывает, что нахлынут воспоминания и возвращается то ощущение безысходности, которое я испытывал, когда был на передовой. Я ведь «болел за другую команду» и воевать не хотел, было стремно от того, что никто из украинцев не знает, что я вообще против всей этой войны и ничего плохого не сделал.
Я думал обратиться к психологу, но пока разбираюсь с вопросом, где буду жить, получится ли эмигрировать в более безопасную страну. Это для меня более приоритетный вопрос. Перед сном сейчас стараюсь чем-то отвлечь мозг: например, что-то новое изучить для работы — чтобы не снились кошмары, словно я опять там.
