В разных регионах России частота бесплодных браков колеблется от 17,2% до 24%. По подсчетам экспертов, на 100 тысяч человек приходится 789 женщин и 67 мужчин с этим диагнозом. 37-летняя Любовь из Санкт-Петербурга забеременела, когда уже совсем потеряла надежду и выбирала между ЭКО и усыновлением. Она рассказала «Холоду», как материнство изменило ее, почему ожидания не совпали с реальностью и чему ее научила терапия.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Я пыталась забеременеть шесть лет. Еще в первом браке мне поставили диагноз «бесплодие» и «двусторонняя непроходимость маточных труб». У меня были проблемы с овуляцией, но я надеялась на чудо. Ребенка хотела очень — без него чувствовала себя неполноценной и не понимала, за что мне все это.
Зачать не получалось и со вторым мужем, поэтому я сильно переживала и в конце концов обратилась к психотерапевту. Он помог мне понять, что я ценна сама по себе, что неважно, есть у меня дети или нет, и что через ребенка я хотела самой себе додать то, чего не получила в детстве.
Дело в том, что я была нежеланным ребенком. Мать из-за проблем с циклом слишком поздно поняла, что беременна мной. В аборте ей отказали. Она никогда не скрывала этого от меня. Практически сразу после родов мать скинула меня на отца и мою 11-летнюю сестру, а когда мне исполнилось 10, ушла из семьи. Мы остались с отцом. Во взрослом возрасте я более-менее наладила отношения с матерью, но она подливала масла в огонь, говорила, что не понимает, почему мы с сестрой (она не смогла забеременеть самостоятельно, а две попытки ЭКО оказались неудачными) такие «дефектные», ведь у нее никогда не было проблем с зачатием, а между нами она сделала несколько абортов. В общем, после терапии мне стало намного легче.
Мне было уже 28 лет. Лечение бесплодия не приносило результатов, поэтому врачи в итоге предложили нам с мужем ЭКО. Но среди моих родных были онкологические больные, и я боялась, что эта процедура может спровоцировать рак и у меня. Поэтому больше склонялась к усыновлению, тем более что муж не возражал. Примерно в это же время начались проблемы в нашем с мужем бизнесе, поэтому мы пока решили отложить этот вопрос.
Я тогда страшно устала, поэтому взяла отпуск и уехала с сестрой в Египет. В тот момент я уже была беременна. Если бы знала, вела бы себя осторожнее и не погружалась с аквалангом. Вернувшись домой, отметила с глубоко беременной подругой свое 29-летие. Она еще пошутила: мол, выпей из моего стакана, «заразишься» беременностью. Раз в месяц я на всякий случай делала тесты. И когда через несколько дней сделала очередной, он оказался положительным. Я была в шоке, но это был приятный шок. Но чтобы наверняка быть уверенной, сдала кровь на ХГЧ (гормон, который вырабатывается уже на шестой-восьмой день после оплодотворения яйцеклетки, один из важнейших показателей беременности. — Прим. «Холода»).
Только после получения результатов пошла вставать на учет в женскую консультацию. Говорю, что беременна. А гинеколог в ответ:
— Не может быть! С вашим анамнезом это наверняка внематочная беременность.
— Да я себя чувствую хорошо. Вы диагноз ставите, даже не осмотрев меня?
Сделала она мне УЗИ, сказала, что ничего не видно, поэтому, говорит, «приходи через пару дней, почистим». Я предложила еще раз сдать анализ на ХГЧ, посмотреть динамику: если рост будет — значит, все нормально. А она только рукой махнула: мол, незачем, с тобой и так все ясно. В итоге я обратилась в платную клинику. Там мне нормально сделали УЗИ. Срок оказался пять недель.
На седьмой неделе у меня появились небольшие боли внизу живота, я перепугалась, побежала в ту же консультацию, что и в первый раз. А врач мне: «Ну вот. Я же говорила. Это у тебя выкидыш идет». Меня на скорой отвезли в больницу. Там сказали, что все нормально, это у моего гинеколога выкидыш головного мозга. Но на всякий случай оставили понаблюдаться. Гинеколог в консультации отказывалась ставить меня на учет раньше восьмой-девятой недели, потому что вдруг у меня выкидыш случится, а ей потом возиться с бумагами.
В общем, вся эта нервотрепка, гормональный всплеск, а также финансовые проблемы, страх остаться без денег и кризис в отношениях с супругом привели к тому, что на смену радости оттого, что я наконец забеременела, пришли сомнения, и я задалась вопросом, а хочу ли я вообще этого ребенка. Я чувствовала себя жутко виноватой из-за этого.
Снова обратилась к психотерапевту, а она говорит: «В чем проблема? Если не хочешь ребенка, можешь сделать аборт. Срок позволяет». Я понимаю, почему женщины делают аборты, и не осуждаю их, но лично для меня аборт неприемлем. Поэтому я просто нашла другого специалиста, которая помогла мне понять, что я не обязана пылать бешеной любовью к ребенку. Но я надеялась, что после родов меня накроет окситоцином и любовь появится.
Мальчик мне достался беспокойный: он практически не спал и не давал спать мне, постоянно висел на груди, плакал, а я все не могла понять, чего он хочет. От избытка молока у меня начался лактостаз, грудь сильно болела. Я снова задавалась вопросом, зачем родила ребенка, и снова себя за это корила, ведь он был ни в чем не виноват. Умилялась сыну, только когда он спал.
Я не чувствовала себя хорошей матерью, ведь у хороших дети спокойные. Если бы знала, что материнство будет не таким радужным, как о нем говорят, я хотя бы подготовилась морально. А так я была не готова. Благо муж был (и остается до сих пор) очень включенным родителем и возился с сыном не меньше меня. Я говорила ему о своих чувствах, он реагировал спокойно: «Бывает! Радуйся, что ты относишься к ребенку гораздо лучше, чем твоя мать относилась к тебе в детстве».
Подруги часто говорили, что не могут жить без своих детей, постоянно о них думают и скучают, когда отлучаются ненадолго. Я не могла и не могу их понять, со мной такого не было. Когда сыну исполнилось три года, я чувствовала себя страшно вымотанной. Выбраться из депрессии мне помогли друзья, которые оплатили мне психотерапевта сразу на полгода. После терапии я стала чаще оставлять ребенка мужу и ездить отдыхать одна, чтобы восстановить силы. Некоторые подруги удивлялись, как я могла так спокойно оставить ребенка. А я и сейчас спокойно могу провести отпуск без сына.
Родив ребенка, я до упора нажала педаль газа и быстро растратила все силы. Мне надо было бережнее относиться к себе. Я поняла, что так больше продолжаться не может. Буквально заставляла себя отдыхать, сокращала рабочую нагрузку, если понимала, что у меня нет сил. С мужем в итоге развелась. Но мне повезло: даже после развода я получаю теперь уже от бывшего мужа больше включенности в отцовство, чем многие женщины в браке.
Вообще, общество очень давит на матерей. В вопросе воспитания ребенка правильно говорить не о материнстве, а о родительстве. Потому что в зачатии ребенка участвовали двое, а значит, и ответственность должна распределяться поровну.
Сейчас я не считаю материнство предназначением каждой женщины. Сыну пошел девятый год. Ему намного лучше, чем было мне когда-то, хотя, конечно, все равно будет о чем рассказать психотерапевту. Он может делать то, что было не дозволено мне: например, выражать себя или быть несогласным со мной. Мне интересно наблюдать, как он растет и развивается.
Рождение ребенка обнажило мои болевые точки. Мне пришлось усердно работать над собой: учиться отдыхать, быть бережнее к себе и принимать себя такой, какая я есть, со всеми недостатками, что очень непросто с моим перфекционизмом. Родила бы я снова? Да. Но теперь я бы уже была готова к этому.
