Бывший министр обороны самопровозглашенной ДНР Игорь Стрелков отправлен под арест до 18 сентября. Его обвиняют по статье о призывах к экстремизму. Самая популярная трактовка этого события — начались репрессии против «рассерженных патриотов» — тех, кто, с одной стороны, выступает за войну и «своих», а с другой — позволяет себе критику всех подряд, от Путина до Минобороны. Публицист и поэт Иван Давыдов сомневается, что массовые репрессии в отношении «несогласных государственников» возможны, и вот почему.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
История о том, как поссорились Игорь Иванович и Владимир Владимирович началась давно. В апреле 2014-го телеканал «Россия» показывал репортажи из Славянска. Бойцы «народного ополчения» под предводительством загадочного Стрелка героически противостояли «карателям». Тогда именно это слово было в моде, «укронацисты» появились позже. Корреспондент записывал видео прямо с поля боя: ополченцы лежали за какими-то ящиками с домашними соленьями (яркий момент, тяжело забыть). Враг нес потери.
Потом загадочность ушла, Стрелок превратился в Игоря Ивановича Стрелкова, детали его биографии сделались известными публике, а слово «реконструктор» в кругах людей, которых перспектива возрождения империи не особенно восхищала, стало ругательством.
Живой символ «русской весны» — для поклонников. Военный преступник, ответственный за уничтожение малайзийского «Боинга» — для тех, кто ситуацию и тогда оценивал адекватно. Но символ — в любом случае.
Карьера оказалась короткой: уже в августе 2014-го (а ведь словосочетание «август четырнадцатого» для реконструктора, любившего поиграть в Первую мировую, наверное, звучит по-особенному) Стрелков по приказу из Москвы был смещен с поста «министра обороны ДНР» и удален с Донбасса. Партизанские игры кончились, началась большая политика, куратором «республик» назначили Суркова, идейным добровольцам места в новой реальности не нашлось.
Тогда же или чуть позже Владимир Соловьев, который методички умеет чувствовать и понимать еще до того, как их напишут, в одной из своих бесконечных программ заорал на гостя, упомянувшего о Стрелкове: «Не смейте в моей студии произносить фамилию этого Гиркина!»
За точность цитаты не ручаюсь — целая историческая эпоха прошла, мы теперь не только в другой стране, в другом мире живем, — но смысл был именно такой. Стрелков стал Гиркиным, упоминания о нем из телевизора исчезли.
Перечисление этих общеизвестных фактов необходимо, чтобы разобраться с очередным витком карьеры бывшего «министра». На дворе июль двадцать третьего, Стрелков — в СИЗО, ждет суда за призывы к экстремистским действиям, читает роман писателя Водолазкина.
Есть полнейший консенсус среди тех, кто пытается понять произошедшее: арест Стрелкова — одно из последствий мятежа Пригожина. Все видели, как растерялся президент, искренне растерялся, он явно ничего такого не ожидал, все слышали его гневные речи, все знают, что никаких последствий у речей не было.
Принципиальнейший матч превратился в договорняк, после прямых обвинений в госизмене от первого лица — маневр, приведший «Вагнер» в Беларусь. Лукашенковская Беларусь — не самое приятное место на свете, конечно, но для дорогих гостей точно не тюрьма.
И, что немаловажно, небывалое сплочение нации, о котором много говорил президент после мятежа, тоже все видели. Видели, вернее, что никаких внятных попыток помешать вагнеровцам просто не было.
Это, безусловно, травма, которую надо изживать. Арест негласного лидера «рассерженных патриотов», сверхпопулярного блогера Стрелкова в этом смысле является терапевтической мерой.
С этим трудно спорить, но дальше делается вывод, будто теперь грядет волна репрессий в адрес тех самых «рассерженных патриотов». Вот тут поспорить рискну.
За арестом Стрелкова просматриваются и старые тенденции, базовые характеристики режима — и кое-что новое тоже просматривается. Но это не системный ответ на вызов, это как раз свидетельство хаоса, постепенно поглощающего внутреннюю политику.
Система вообще не любит идейных. Идейных противников закатывает в асфальт, но идейных сторонников и — вспомним старинное раннесоветское слово — «попутчиков» тоже не жалует. Иногда терпит, но предпочитает тех, кто политические взгляды готов менять по щелчку пальцев.
Стрелков явно не из таких, критиком системы и лично Путина с ультраправых позиций он сделался не вчера, и защищал его от репрессий именно статус символа «русской весны». Конфликт обострил и без того непростую ситуацию. Можно ли терпеть человека, который одновременно и обрабатывает паству, объясняя верным, как важно победить вселенского врага, и кроет последними словами высокое начальство? Этот вопрос касается не только Стрелкова, и на него нет внятного ответа.
Очень растрогал комментарий кого-то из стрелковских поклонников, мелькнувший под сообщением о его задержании: «Честно говоря, это очень плохие новости… Судя по всему, в России может наступить диктатура».
Судя по всему. Может. Или уже.
В этом смысле ничего нового вообще не произошло. Как реагирует система на внутриполитические раздражители? Много лет уже — одним и тем же способом. Во-первых, даже тень независимого объединения граждан воспринимается как угроза. Цвет флагов не важен. Во-вторых, главным способом выстраивания отношений с гражданами остается точечный террор. И лидеры (за неимением организаций — лидеры мнений), конечно, всегда под ударом, но внятной логики здесь нет. Среди сотен людей, попавших под уголовки, и тысяч — под административки за «фейки» и «дискредитацию» в последние полтора года, лидеры точно не преобладают.
Государство часто обзывают «тоталитарным», но тотальности в его действиях как раз не просматривается. Арест Стрелкова — пока не тюрьма, но ведь и СИЗО не курорт — доламывает последние правила игры. Вот тут — намек на новость, да и то довольно бледный. Если уж живой символ «русской весны» может попасть в застенок, то любой поклонник империи калибром поменьше тем более не может чувствовать себя в безопасности. Теперь так.
Никто не может чувствовать себя в безопасности. Это даже не вопрос содержательного наполнения внутренней политики государства, это вопрос ее структуры. История со Стрелковым еще одной группе людей — пожалуй, не особенно многочисленной, но зато весьма активной — поможет осознать, что «в России может наступить диктатура». Еще и до того — но уже после мятежа — доводилось натыкаться в записях сторонников «СВО» на рассуждения о том, что, вообще-то, свобода слова и прочие гражданские свободы стране, оказывается, для чего-то нужны.
Делать вывод о том, что теперь за «рассерженными патриотами» придут, нельзя. За каждым в отдельности — вполне могут, в любой момент, но ведь и раньше могли. Государственная система РФ — она вроде ребенка возле игрового автомата. Такого, знаете, где надо бить резиновым молотком по головам высовывающихся наружу кротов. Вот она и бьет, только молоток у нее не резиновый. Наверное, даже и слово «система» я здесь употребляю только в силу инерции: нет никакой системы. Нервный набор хаотичных реакций на реальные или выдуманные вызовы — это не системная работа.
И напоследок непопулярная мысль, озвучить которую требует интеллектуальная честность. Мне, мягко, очень мягко говоря, несимпатичен Игорь Стрелков. Сочувствовать ему тяжело. Но сейчас он сидит за слова. А за слова людей сажать нельзя. Никаких. Даже таких.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
