Пожалуй, главный литературный феномен военного времени — это Z-стихи. Никогда еще в новейшей истории России государство так не поддерживало поэтов. Минобороны устраивает им конкурсы с денежными призами, Первый канал запустил в субботний прайм-тайм шоу «Свои» (правда, довольно быстро закрыл: по слухам, из-за низких рейтингов), «Госуслуги» навязчиво распространяют сборник «ПоэZия русского лета» (тем временем бумажный тираж в 2000 экземпляров, изданный телеканалом RT в октябре 2022 года, все еще не распродан). Z-поэзия вроде бы повсюду, но, судя по читательскому отклику, главные ее ценители — это сами Z-поэты. «Холод» попросил писателя Евгения Бабушкина проанализировать, что же из себя представляют современные ультрапатриотические стихи.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Наконец-то и с вождем повезло
Давайте решим, где враг и кого ненавидеть.
Александр Сигида ненавидит пацифистов:
Мне отвратительна идея пацифизма
В политике, массмедиа и творчестве.
Дмитрий Молдавский ненавидит богему:
Я вообще не креативный класс
и даже не латентный педераст.
Сергей Панфёров ненавидит Америку:
ИГИЛу дали передышку,
И негры белых не бранят.
Теперь за каждую отрыжку
«Россию Путина» винят.
Мария Ватутина ненавидит Европу, но любит Путина:
Нам в России, всем европам назло,
Наконец-то и с вождем повезло.
Таковы Z-поэты в первом приближении. Если вам уже поплохело, закройте текст: дальше будет больше ненависти.
Но я до войны учил людей писать книги. Поэтому даже к таким стихам хочу подойти как писатель.
Я постараюсь не издеваться, не давать моральную оценку Z-поэтам и не прослеживать их путь от депрессий к доносам.
Давайте лучше вглядимся в форму. Какие приемы используют Z-поэты? Какую картину мира они создают? Какие симптомы лежат в основе?
Ни Блока, ни Бога
Любой изъян в ритмическом рисунке, любую дырку в мировоззрении Z-поэты затыкают Богом.
Мария Ватутина уверена, что «Бог ни разу не Тимошка — разбирается немножко в правилах войны».
Влад Маленко утверждает, что «Бог с гвоздями в руках для Запада — первый враг». И добавляет, что «в Мюнхене Русью не пахнет и Бога нет».
Иван Купреянов предлагает «молиться Русским Богам Войны».
Анна Ревякина молится скорее силам природы: «С нами Бог, с нами солнце, и с нами дождь, зарядивший снайперскую винтовку».
Константину Фролову все равно:
Мы делаем одно святое дело!
Аллах акбар, друзья! Христос воскрес!
Чаще на их стороне воюет христианский Бог, иногда языческий. Боевое православие плавно переходит в культ классиков — постсоветскую вариацию культа предков.
Дело не в Боге, конечно. Дело в безграничной любви к авторитетам. Кто начальник, тот и прав. А кто умер, тот в литературе самый большой начальник.
Игорь Караулов переживает, что «прокляли в Конотопе нашу “Войну и мир”».
Ольга Старушко вызывает в военкомат советских поэтов: «Симонов и Сельвинский стоят обнявшись, смотрят на снег и на танковую колею».
Алексей Шмелев ищет уклонистов в XIX веке: «Толстой и Пушкин на войне — в столице пусто».
Елена Заславская притворяется снайпером и скрещивает Бога со школьной программой:
Ни Блока, ни Бога,
ни смысла, ни толка!
И мне остается
последний патрон
и винтовка.
Я родину самозабвенно люблю
Литература часто играет с каноном. Поэт-модернист пишет про Пушкина анекдот или сбрасывает его с корабля современности. Современный поэт подшучивает уже над модернизмом. Z-поэт работает с каноном иначе.
Просто прочитайте вслух Бориса Бергина (2019) и Павла Когана (1940).
Борис Бергин:
был бы моложе — назвал бы тебя джульеттой,
был бы испанцем — точно тогда дульсинеей,
а здесь у нас такое адское лето,
и васильки смертельно синеют.
Павел Коган:
Мое поколение — это зубы сожми и работай,
Мое поколение — это пулю прими и рухни.
Если соли не хватит — хлеб намочи потом,
Если марли не хватит — портянкой замотай тухлой.
Один из этих поэтов погиб в бою, защищая страну от фашистов. Другой заимствует у первого ритм, метр и размер.
Это плагиат? Нет, это косплей. Сосредоточившись лишь на внешнем, Z-поэты перевоплощаются в советских классиков. Судите сами:
Я родину самозабвенно люблю,
как полную грудь комиссарши.
Или:
Меня определили Энгельс — Маркс
как гегемона. Сталин дал приказ —
я стал поэт, и хлебороб, и воин.
Дмитрий Артис видел полную грудь комиссарши только в кино. Дмитрий Молдавский вряд ли читал хоть строчку Маркса. Но так выражались поэты военного времени — а значит, и им положено. Косплееры относятся к традициям очень серьезно.
Вы теперь не уйдете, ребятушки?
Ребятушки! Когда вы в последний раз смолили цигарку, любуясь зорькой? Ну и валите отседова, сволота!
Я собрал в двух строках все любимые слова поэтессы Марины Ватутиной. Нет, это не шутка: так правда учат в Литинституте.
Его землю дырявили бедами,
Выжимали в чужой окоем.
«Только мы, — говорил он, — отседова
Никуда никогда не уйдем».
Все Z-поэты злоупотребляют архаичной лексикой, но Ватутина — еще и военным жаргоном: «ленточка» (граница), «сушка» (самолет), «груз 200» (труп). Она одновременно плачет, сюсюкает и угрожает.
И чужая худющая матушка
Припадает на бронежилет:
«Вы теперь не уйдете, ребятушки?
Не уйдете? Не бросите, нет?»
Такую свалку бронежилетов и цигарок не встретишь у классиков, но есть одна подходящая современница — продюсер и покровительница Z-поэтов Маргарита Симоньян. Именно она устроила публикацию сборника «ПоэZия русского лета». Она же любит выражаться в стиле милитари и с поразительным упорством использует слово «недотыкомка».
Любовь к мертвым начальникам — хорошо, но живой начальник с деньгами — лучше.
Дети хоронят кота
Однажды поэт чувствует: не сработало! Бог молчит, Пушкин умер, ракеты сбиты, финансирование кончилось. Он стоит в гимнастерке made in China, ряженный в советского военкора, а публика сидит в телефонах.
Значит, время надеть все самое красивое сразу. Собрать в одном коротком тексте все спецэффекты, чтобы точно пощекотать читателю нервы:
— кого-нибудь убить;
— заставить страдать кого-нибудь беззащитного;
— посыпать сверху уменьшительно-ласкательными суффиксами.
Чтобы достучаться до читателя, Алексей Шмелев убивает солдата:
И солдат, убитый под Донецком,
Протянул апостолу в горсти
В крови и поту рисунок детский
И услышал голос: «Пропусти».
Дмитрий Артис — кота:
Солнце темнеет, когда
в самой красивой воронке
дети хоронят кота,
бантик стянув на картонке.
Мария Ватутина — детей. Точнее, детишек:
Невидимы в прицеле пушки
Ее косички и ладошки,
Ее забавные веснушки,
Припухлые ее губешки.
Давить на жалость — прием тех, кто больше всего в жизни хочет внимания. Совсем начинающих авторов — или опытных манипуляторов. Или Z-поэтов.
Чтобы дети в школах читали Долгареву и Караулова
Важная тема не их стихов, но их телеграм-каналов — что их куда-то не позвали, где-то не опубликовали и как-то еще не учли самым ужасным образом.
Их обида привычна и понятна: поэзия в России — нишевое явление, еще вчера они выступали для четырех постоянных читателей городской библиотеки.
Но эта обида удачно совпала с государственным ресентиментом. Ведь всю страну куда-то не пустили, в чем-то обделили и вообще планировали уничтожить, и как же славно, что мы напали первыми.
Отдельное спасибо бывшему ультранационалисту и действующему Z-поэту Александру Пелевину — за честность:
А мои идеи просты: чтобы в честь Лимонова называли улицы,
Чтобы дети в школах читали Долгареву и Караулова,
Ну и еще меня, простите, такой уж я важный курица,
Лучше уж пусть читают грустного, чем ставят хмурого.
Читать стихи, даже хреновые, действительно лучше, чем колоться героином («ставить хмурого»).
Это я пускала ракеты по Харькову
Но всякий поэт-косплеер понимает, что в военную эпоху реальная слава может быть только боевой.
По-настоящему воевал, кажется, только Дмитрий Артис. Остальные Z-поэты душой на фронте, а телом в тылу.
Елена Заславская представляет себя на красивом поле боя:
Эта ночь бесконечна.
Средь огня и свинца
Я как русский разведчик
Иду до конца.
Игорь Караулов воспевает силу слова и ракет:
Нашей правдой светится в полете
дружная ракетная семья.
Наша правда бешено молотит
по бетонным норам бандерья.
Анна Долгарева мысленно присоединяется к бомбежкам:
Это я пускала ракеты по Харькову.
Это я лежала под бэхой, пыль отхаркивая.
Я, нежная, любовная, рыжая.
Это я почему-то совсем неуместно выжила.
Эта лирика окрашена хной и полна лукавства. Конечно, Караулов и Долгарева не кровожадны от природы и никого не планируют убивать лично. Они хотят лишь прислониться к чему-то большому и сильному. Поучаствовать в чем-то важном и осмысленном.
Враз — по команде — встать, а по жребию — порознь лечь
за короля, за друзей, за родную речь.
Так это называется на красивом поэтическом языке.
На некрасивом бытовом это называется «разделить ответственность за военные преступления».
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
