За последние восемь месяцев, по данным ОВД-Инфо, за антивоенную позицию были задержаны больше 16 тысяч человек, а привлечь внимание силовиков стало возможно даже маникюром в сине-желтых цветах. Несмотря на это, заниматься политикой в России все еще можно. В конце октября в Петербурге прошел первый съезд женского содружества «Мягкая сила» — оппозиционного политического движения, которое появилось за два дня до начала войны. «Время думать не о том, как бряцать оружием, унижать слабых и демонстрировать бицепсы, а о том, как сделать жизнь в нашем общем доме богаче, спокойнее, чище, красивее и здоровее», — говорится в их манифесте. «Холод» поговорил с Юлией Галяминой, одной из основательниц движения, о том, что женщины могут изменить в России в 2022 году.
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наш инстаграм и телеграм.
Как вам пришла идея создать «Мягкую силу»?
— Идея появилась еще в 2018 году, но тогда мы решили, что для нее мало предпосылок. Когда в Беларуси начались протесты после выборов (в 2020 году оппозицию в стране возглавили женщины — Светлана Тихановская, Мария Колесникова и Вероника Цепкало. — Прим. «Холода»), участие женщин в политике актуализировалось. В конце 2020 года я написала статью про женщин в оппозиции, и со временем эта идея стала развиваться в отдельное движение.
Мы собрали инициативную группу и написали свой манифест — выпустили его 22 февраля 2022 года. А 24 февраля началась «спецоперация», и наше движение оказалось очень актуальным. Мы поняли, что на нас возложена большая миссия — отвернуть нашу страну от волюнтаризма, насилия, агрессии в сторону человечности, в сторону мягкой силы.
Что вы вкладываете в понятие «мягкая сила»?
— Прежде всего, это отсутствие агрессии в общении с другими людьми, странами, в общении государства и человека. Сила — это значит достигать своих ценностей, добиваться, показывать пример. Мягкость — делать это легко, через разговор.
Как проходила подготовка к съезду? Вы писали, что были даже какие-то угрозы силовиков, но вы все равно собрались.
— Конкретных угроз не было, но за отдельными участницами следят. Я и сама нахожусь под условным сроком (в декабре 2020 года Тверской суд Москвы приговорил Галямину к двум годам лишения свободы условно; ее признали виновной в неоднократном нарушении правил проведения акций протеста. — Прим. «Холода»). Поэтому мы, конечно, думали о безопасности участников: делали все очень закрыто, не объявляли заранее. Есть оппозиционные политики, которые считают, что риски — это личное дело. Мы же пытаемся минимизировать их для каждого человека.
К чему вы пришли на съезде, как планируете развиваться дальше?
— Целей у съезда было несколько. Первая — просто познакомиться, установить более близкие эмоциональные связи друг с другом. У нас были психологические тренинги, танго-вечеринка и акция «Возвращение имен», где мы читали имена репрессированных женщин.
Мы выработали правила, по которым будем работать. Ни у кого из нас нет возможности узурпировать власть, потому что все решается голосованием. Это называется распределенное лидерство.
Кроме того, мы приняли резолюцию. Это политический текст, в котором говорится, что мы должны использовать ненасильственные методы. К сожалению, даже оппозиционеры часто поддерживают насилие. Например, [бывший депутат Госдумы Илья] Пономарев оправдывает теракты, а [сторонник Алексея Навального Леонид] Волков намекал на поджоги военкоматов. Таким образом ситуацию не изменить, и это только подыгрывает властям, которые пропагандируют насилие. Для нас важно, чтобы любое продвижение идей происходило мирно. С мужеством, но с уважением к другим людям, даже если они не правы. Мы отрицаем даже агрессию в сторону государства.
Я очень горжусь тем, что ни одна женщина из нашего движения не оспорила эти принципы. Женщины хорошо понимают, что противостояние, которое связано с насилием, все равно проиграет. Для нас это вопрос ценностей. Ключ всех современных проблем нашей страны и того, что она сейчас делает, — это насильственные действия, которые применяются вместо того, чтобы договариваться.
Многие участницы сейчас ходят на митинги против мобилизации, занимаются правовой поддержкой. Также у нас есть петиция против мобилизации, которая набрала уже 450 тысяч подписей. Еще мы создали проект «Земский защитник», с помощью которого можно получить правовую поддержку в разных регионах.
Но наше главное направление — это правозащита для женщин. Мы поддерживаем женщин-политзаключенных: стараемся освещать уголовные дела невиновных, ходить к ним на суды, пишем письма и отправляем посылки. Мы пытаемся использовать ресурсы мягкой силы, мягкого взаимодействия с силовыми органами, пытаемся найти с ними общий язык. Также мы хотим помогать женщинам избираться на выборах, если они еще будут.
А это сейчас актуально?
— На местные должности все еще можно избираться, и есть хорошие примеры...
Как мы увидели в сентябре, уже и на местных выборах это не очень реально.
— Выборы не только в Москве проходят. [Глава партии «Яблоко» в Псковской области Лев] Шлосберг, например, на последних выборах помог избраться муниципальным депутатам от партии в 11 районах. Не знаю, почему этот результат никто не замечает. Если системно работать, то можно добиться очень многого. У меня есть любимая поговорка: «Раньше выстрела не падай», — то есть надо пытаться искать возможности, даже когда кажется, что их нет.
Понятно, что из-за ограничений вы не можете говорить о многих вещах прямо. Это не лишает смысла вашу работу?
— Прямо — это говорить, что думаешь. Обо всех вещах можно говорить прямо, надо просто подбирать выражения, чтобы тебя поняли. Пропаганда не работает ни в одну, ни в другую сторону: люди от нее устали.
Помимо того что вы подбираете выражения, вы еще как-то пытаетесь обезопасить тех, кто с вами работает?
— Заниматься политикой в России вообще небезопасно, а что делать?
Особенно во время войны.
— Небезопасно было и до войны. Мы пытаемся улучшить ситуацию в СИЗО, чтобы если мы туда попадем, нам было полегче. К тому же то, что мы женщины, уже минимизирует наши риски. Брутальные мужчины не хотят связываться с девушками с розовыми цветочками: они не считают нас серьезными — ну и хорошо. Причем это относится не только к силовикам, но и к мужчинам в оппозиции.
В Беларуси поначалу люди тоже не боялись выходить именно на женские протесты, а потом мы увидели, что часть их участниц посадили.
— Естественно, мы не говорим, что быть частью нашего движения — безопасно, но наши участницы не боятся. Одна из них — Маша Пономаренко — сейчас сидит в СИЗО в Барнауле (журналистка RusNews; была арестована в апреле 2022 года по делу о «фейках» про российскую армию. — Прим. «Холода»). Есть несколько девушек, которые планируют уехать или уже уехали, но в основном из-за мужей, а не из-за себя.
Илья Яшин говорил, что он не собирается никуда уезжать и готов сесть. Я правильно понимаю, что вы лично тоже на это готовы? Или есть условие, при котором вы больше не сможете оставаться в России?
— Я в принципе готова, да, но я не хочу пафосно про это говорить: такое всегда раздражает. Я ко всему готова, но это не самоцель — я стараюсь уберечься от этого. Если есть компромисс, не противоречащий моим ценностям, я к нему прибегаю. Молчать и ничего не делать — недопустимый для меня компромисс.
Я для себя поставила задачу быть смелой, не поступаться своими принципами. Сейчас риски, которые есть, меня не пугают.
22 февраля вы выпустили манифест, 24 февраля началась война. Что мягкая сила может сделать в условиях фактически военного положения в стране?
— Показать альтернативу, прежде всего.
Это будет работать?
— Не знаю. Поживем — увидим. Я вот недавно прочитала у Виктора Франкла о том, что первыми в концлагерях ломались люди, которые думали, что все это быстро кончится, и те, кто думал, что выхода нет. Если сейчас переводить это на ситуацию в России, то кажется, что страна обречена: у нас такое общество, такой народ, нас не ждет ничего хорошего и с этим ничего нельзя сделать. В такие моменты люди ломаются, а выживают те, кто видит смыслы и их реализовывает. Франкл, например, оказывал психологическую поддержку заключенным концлагерей. Мы будем продолжать бороться.
Как вы видите дальнейшую политическую жизнь в России?
— Я не знаю, что будет через месяц, два или через полгода, но очевидно, что все изменится в лучшую сторону. У нас в России всегда после негативных событий наступали периоды возврата к развитию, реформам, свободе. Самый известный пример: как после Николая I Александр II запустил очень важные реформы, связанные не только с отменой крепостного права, но и с земством, самоуправлением.
Я верю в наше общество и в то, что оно не поддерживает насилие. Самостоятельно люди к насилию не готовы и насилия не хотят. Они хотят жить спокойной нормальной жизнью. Просто они не понимали и, может быть, сейчас еще не понимают, что нормальная жизнь не может быть без участия в политике. Потому что если ты не участвуешь в политике, то твоя спокойная жизнь заканчивается мобилизацией. Мы, конечно, долго к этому шли, но вот пришли.
На съезде мы думали о будущем России через 10 лет. Мы рисовали картинки, чтобы визуализировать образ страны, в которой мы хотим жить. Когда ты свою мечту лучше видишь, то тебе легче к ней двигаться. Это все звучит не политологично, но на самом деле люди так устроены.
Люди сейчас не смотрят в будущее — вот в чем проблема. Мне очень жаль, что люди оппозиционных взглядов не верят в Россию, не верят, что мы сможем все изменить. Это, конечно, очень деморализует, но меня можно деморализовать, может быть, максимум минут на 15. Мне кажется, энергетика тех, кто не верит в перемены, сейчас работает на Путина, на его разрушительную риторику, то есть риторика у него про величие страны, но действия связаны с разрушением страны, разрушением общества и его будущего.
На этой картинке вы что изобразили?
— Я рисовала не сама, мы поделились на команды. Моя команда нарисовала весы: на одной чаше была изображена мама с младенцем, а на другой — танк, и мама с младенцем перевешивали танк. Это метафора государства, где есть человечные отношения между людьми.
