После объявления о начале мобилизации в российских национальных республиках — в Бурятии, Калмыкии, Туве — появились волонтерские сети, которые помогают мужчинам избежать отправки на войну и уехать из страны: например, в Монголию и Казахстан. Есть волонтерские сети и по ту сторону границы: для многих монголов и казахов буряты, калмыки и тувинцы — это свои люди, которым нужно помочь. «Холод» рассказывает, как работают сети взаимопомощи коренных народов — в России и за ее пределами.
21 сентября, вскоре после того, как Владимир Путин объявил о «частичной мобилизации» в России, 25-летний житель Улан-Удэ Солбон Хандаев (имя и фамилия изменены по его просьбе) собрал вещи и сел в автобус, ехавший в Монголию.
«Мама со слезами на глазах меня провожала, — вспоминает Хандаев. — Ни с ней, ни с друзьями не успел толком попрощаться. В тот день атмосфера в Улан-Удэ была ужасной: люди ходили поникшие, подавленные, везде полиция и сотрудники ДПС, которые почему-то проверяли у прохожих документы».
От столицы Бурятии до границы с Монголией — примерно 230 километров; оттуда — еще 350 до Улан-Батора. В автобусе, в котором ехал Хандаев, собрались почти исключительно мужчины. Через несколько часов Хандаев уже заселялся в хостел. Еще через день он понял, что ему повезло: чем больше жителей Бурятии переходили границу, убегая от мобилизации, тем меньше в Улан-Баторе оставалось мест для ночлега.
«Буряты против этой войны, в моем окружении нет ни единого человека, который выступает за нее, — говорит Хандаев, добавляя, что лично знает около трех десятков уехавших после 21 сентября. — Я заметил, что [из-за войны страдают] коренные и малочисленные народы. Мы [буряты и другие коренные народы] не нужны России. Я и до войны это понимал, а сейчас еще больше убедился в этом. Я вот сейчас даю вам интервью, и меня злость пробирает. Даже голос дрожит — так тяжело об этом говорить».
Монголов Хандаев называет «братским народом»: по его словам, в Улан-Баторе он ощущает только поддержку, а его местные знакомые готовы помогать и с жильем, и с поиском работы. Похожим образом свои впечатления описывают и другие собеседники «Холода». Так, когда 36-летний бурят (он попросил не указывать свое имя) доехал на автобусе до приграничного монгольского городка Сухэ-Батора и обнаружил, что билетов на поезда до Улан-Батора уже нет, ему предложили помочь с машиной в местном кафе. «Морально монголы очень помогают, сопереживают, дают свои номера, просят звонить, если нужна будет помощь, — рассказывает мужчина. — Говорят: “Мы вас видим, слышим, мы с вами”».
Примерно то же самое заявил и экс-президент Монголии Цахиагийн Элбэгдорж (нынешние власти страны пока ничего о новоприбывших россиянах не говорили). «Я знаю, с начала этой кровавой войны этнические меньшинства, живущие в России, страдают сильнее всего, — сказал политик 23 сентября. — Бурятские монголы, тувинские монголы и калмыкские монголы уже значительно пострадали, их используют просто как пушечное мясо, сотни из них ранены, тысячи — убиты. Мы, монголы, встретим вас с распростертыми объятиями и открытым сердцем».
Круглосуточная помощь
Ночь с 21 на 22 сентября местные жители и активисты Бурятии теперь называют Варфоломеевской. Они рассказывают, что повестки вручали среди ночи абсолютно всем мужчинам: вне зависимости от возраста, состояния здоровья и опыта военной службы. В Улан-Удэ повестку принесли отцу пятерых малолетних детей и семье умершего два года назад мужчины.
После того, как глава республики Алексей Цыденов заявил, что неслужившие в армии не подлежат «частичной мобилизации», некоторых мужчин отпустили, однако на общее настроение в республике, куда после 24 февраля уже вернулись не меньше 276 гробов из Украины, это повлияло не слишком. В фонде «Свободная Бурятия», созданном вскоре после начала войны, 22 сентября сообщили, что перешли на круглосуточный режим работы: так много было обращений «от земляков, которые получают повестки».
Сразу появилось и множество волонтеров, которые были готовы помогать вывозить людей из России. 34-летняя Валентина Базарова, уроженка Улан-Удэ, с марта живущая в Турции, поначалу искала трансфер в Монголию для своего отца — и в процессе поняла, что может заниматься координацией рейсов и для других.
Последние дни вместе с другими волонтерами она составляет списки выезжающих и формирует расписание автобусов. Параллельно «Свободная Бурятия» собирает деньги на билеты: раньше доехать до Монголии стоило две-три тысячи рублей, теперь приходится платить от четырех с половиной до шести тысяч в зависимости от требований перевозчиков. «Как правило, водители соглашаются за несколько часов до поездки, — рассказывает Базарова. — Мы объявляем [о рейсе] в чатах, и бывает такое, что мы не успеваем набрать полный автобус, особенно если он отправляется в четыре-шесть часов утра».
Даже с таким нестабильным графиком волонтерам удалось отправить в Монголию девять автобусов с бурятскими мужчинами — по 40-45 человек в каждом. По словам Базаровой, спать и есть они и ее коллеги толком не успевают, к тому же нервничающие в связи с мобилизацией мужчины нередко срываются на волонтеров. Во время разговора с «Холодом» Базарова начала плакать от усталости.
Инстинкт самосохранения исчез
«Я сразу понял, что мужчин начнут забирать ночью [с 21 на 22 сентября], — говорит Василий Матенов, основатель сообщества Asians of Russia — И решил, что надо спасти хотя бы мужчин призывного возраста».
Матенов и его жена изначально создали инстаграм-аккаунт Asians of Russia как просветительское медиа: они рассказывали о культуре и жизни народов России, расовой дискриминации и социальных проблемах в национальных республиках Урала и Сибири. Когда началась война, Матеновы стали публиковать антивоенные посты и информацию о погибших, а вскоре были вынуждены уехать из России. Параллельно «Азиаты России» стали фондом помощи малочисленным народам.
За сутки, прошедшие после начала мобилизации, Матенов и его товарищи сначала организовали по одному автобусу до границы из Бурятии, Калмыкии и Туве, а потом наладили целую сеть волонтеров в этих республиках: теперь ищут автобусы и собирают людей активисты на местах (сейчас их уже несколько тысяч человек), а представители Asians of Russia их координируют. Из Калмыкии уже налажены рейсы в Казахстан, из Бурятии и Тувы — в Монголию. За несколько дней организация, по подсчетам Матенова, помогла вывезти из России порядка 100 человек, но обращений с просьбами помочь избежать мобилизации к ним поступило гораздо больше, около пяти тысяч.
«Мы начали все это делать, потому что представителей наших народов уже очень мало, — добавляет Матенов. — Национальные регионы бедные, их население и так в основном уменьшалось. Надо, чтобы народы выжили. Надо сейчас хотя бы сохранить всех этих молодых парней — будущее наций».
Калмыцкий бизнесмен, основатель бренда одежды 4 Oirad Алдар Эрендженов переехал в Монголию еще в апреле и теперь помогает Asians of Russia координировать эвакуацию соотечественников. Вместе с еще несколькими знакомыми они организуют трансферы через КПП «Караузек» около Астрахани. «На границе жопа, — говорит Эрендженов. — Очень медленно двигается [очередь]». По его словам, самое долгое ожидание составило 40 часов.
Под каждую группу уезжающих активисты создают отдельный закрытый чат, в котором в последний момент сообщают о месте отъезда (большие публичные чаты, как говорит Эрендженов, «пасут менты»). Часть людей на машинах они вывезли на деньги Asians of Russia, параллельно Эрендженов сам собирает донаты в соцсетях. «Мы ограничены в средствах, — говорит он. — Собираем всех пересекших границу в Атырау, где мы ищем место под шелтер, какую-нибудь общагу с минимальной стоимостью. Первые несколько групп устроили у казахов, которые были очень гостеприимны». Едут калмыки в Монголию и Казахстан, а те, у кого нет загранпаспорта, по словам активистов, будут пробовать спрятаться в «точках» — калмыцких животноводческих стоянках, разбросанных по степи.
С другой стороны границы, в Элисте, уезжающим помогает 22-летний Заян Уланов (имя и фамилия изменены по его просьбе). Еще 21 сентября он работал в местных госструктурах, но через несколько часов после объявлении о мобилизации повестка в военкомат пришла его 47-летнему отцу. «Я пришел на работу, сказал заместителю начальника, что увольняюсь одним днем», — рассказывает Уланов. Сам отец сказал, что воевать не готов, но отъезд считает дезертирством, поэтому семья теперь пытается оформить его как единственного опекуна своей бабушки с деменцией.
Тем временем, когда Заян рассказал свою историю Эрендженову, тот предложил ему помочь с эвакуацией других калмыков призывного возраста. В итоге бывший чиновник прямо на улице встречал отъезжающих и рассаживал их по минивэнам, несмотря на возможность привлечь внимание полиции. «Инстинкт самосохранения на тот момент полностью исчез, мне уже было все равно», — говорит Заян, объясняя, почему не боялся, что на него обратит внимание полиция. Сам он тоже собирается в Монголию, но только после того, как убегут другие. «У меня только категория Д, мне неловко пользоваться этими ресурсами [Asians of Russia], — объясняет он. — Лучше уж пусть вместо меня уедет тот, кому это действительно нужно прямо сейчас».
Сейчас поедем, постреляем
В Туве — еще одной российской республике с преобладанием коренного населения — активисты столкнулись с необходимостью не продумывать логистику, а в первую очередь информировать тувинцев об их правах. Как говорит активистка антивоенного движения «Новая Тува» Вера Молева (имя и фамилия изменены по ее просьбе), из-за того, что Тува сильно удалена от центра России, ее жители «информационно изолированы».
«Не могу сказать, что первые дни у людей была паника, — рассуждает Молева. — Были страх и покорность. В Туве ситуация такая: мужчинам говорят приходить в военкомат, чтобы уточнить данные. И они не задают никаких вопросов — просто идут. И это очень страшно. Мы сейчас пытаемся донести до людей, что у них есть право не брать повестку, не идти в военкомат». По словам активистки, из-за экономической ситуации в республике (Тува — один из самых бедных регионов России) большинство жителей заняты выживанием: у них нет времени искать альтернативные официальным источники информации, а государство, которое платит им социальные пособия, в их глазах выглядит кормильцем и благодетелем.
Как говорит Молева, их кампания во многом эффективна: когда тувинцы начинают понимать, что происходит, они пытаются уехать — и тогда «Новая Тува» отправляет их в Казахстан, Монголию и Кыргызстан, по дороге решая сопутствующие проблемы (у кого-то нет загранпаспорта, у кого-то есть долги перед государством). Включаются в их решение и люди по ту сторону границы. «Мы получаем очень много сообщений от местных жителей с предложениями о помощи: оформить документы, пристроить людей куда-то и так далее, — рассказывает Молева. — Вот администрация сети кинотеатров [в Уральске] предложила людям ночевать в своих залах. Это очень воодушевляет».
«У многих людей есть такое представление о мужественности, что отказываться от повестки стыдно и убегать стыдно, — сетует она. — Что наши парни идут “защищать страну”». О том же говорят и другие активисты в российских республиках: всех их удивляет то, как мужчины без сопротивления принимают свою участь. «Я говорил с такими людьми на улицах: они смирились со своей судьбой, и они самые молчаливые в очереди в военкомат, — рассказывает Заян Уланов. — А еще, когда я пришел с отцом в военкомат, там было очень много калмыков, которые смеялись и как-то обыденно рассуждали: “Вот сейчас поедем, постреляем”. Шутили на эту тему. Честно говоря, было очень поразительное зрелище».
Те, кто переезжает от отчаяния
По обе стороны российской границы к эвакуации национальных меньшинств подключаются в том числе люди, далекие от активизма. Режиссерка документального кино Камилла Абдельдинова, живущая в Казахстане, вскоре после объявления о мобилизации наткнулась в соцсетях на пост девушки из Тувы, которая рассказала, что ни одна семья в республике «не ушла от войны». По словам Абельдиновой, это ее «сломало», и она в ярости позвонила своему молодому человеку. Тот узнал о мобилизации от девушки и спросил: «А тебя это все что, больше всех касается? Если ты ничем не можешь помочь, то чего воздух сотрясаешь?».
«Я бросила трубку, на этом наши отношения прекратились», — рассказывает Абельдинова. После этого разговора она начала предлагать свою помощь в чатах по эвакуации и пабликах независимых СМИ. Вскоре ей позвонила молодая бурятская девушка и рассказала, что ее муж уехал из России в Казахстан, а сама она осталась дома с шестимесячным ребенком.
«Когда она мне позвонила, мы минут 10 просто обе рыдали в трубку, — рассказывает Абельдинова. — Она мне сказала: “Мы изначально против режима, мы его не поддерживаем, мы не понимаем, что происходит, у меня братишку, студента, забрали прямо с пар. И дядю забрали, которому почти 70 лет (“Холод” не смог найти подтверждения этим случаям)”. Я спросила: “Как так? Мобилизуют же только мужчин определенного возраста”. Она ответила: “Нет, именно у нас в Бурятии мобилизация касается всех мужчин”».
Режиссерка помогла организовать транспорт до Астаны для мужа своей собеседницы и потратила сутки на поиски жилья. По ее словам, сейчас снять квартиру в столице Казахстана очень сложно: квартир осталось мало, те, что остались, стоят дорого, а некоторые казахи вообще не хотят сдавать квартиру россиянам. В соцсетях жители Казахстана делятся негативным опытом, связанным с арендаторами-россиянами.
«[Весной] уезжала самая обеспеченная часть населения России. Уезжали люди, способные оплачивать билеты, гостиницы и аренду, говорящие на разных языках, приспособленные к дистанционной работе, — объясняет казахский юрист и блогер Ержан Есимханов. — У [этой волны] было одно важное последствие — она хорошо повлияла на рынок услуг в крупных городах. <…> Сейчас будет приток совсем других людей. Он пойдет не самолетами в крупные города, а через границу в северные регионы. И люди будут другие — не те, кто переезжает осознанно, а те, кто делает это от отчаяния. Многие из них не будут в состоянии уже в обозримом будущем оплачивать сильно выросшую аренду и покупать не менее хорошо подорожавшие продукты питания».
Абельдинова подтверждает эти выводы: те российские мужчины, с которыми она общается и которым помогает, полностью дезориентированы. Они не знают, что делать в чужой стране, куда идти, к тому же, они совсем не знают казахского языка. По мере сил Абельдинова помогает им справиться — сейчас она консультирует больше 10 человек. «Казахи — народ, который пережил репрессии и колонизаторский строй на своей шкуре, — объясняет она. — Предыдущие войны нас сильно коснулись, эта боль сидит внутри нас. Лично моя позиция такова: я понимаю, что это война Путина и тех, кто его поддерживает. Это не война малых народов, которых отправляют на убой. Я не могу просто наблюдать, как их пачками убивают».
